— Ваше величество! — от волнения граф Тулон начал заикаться. — Это большая честь для всего Вердена!

В числе гостей я заметила и Крюшонов, и Соланж Каррено. И напрасно Рауль волновался, что подданые будут смотреть на него с жалостью. В их взглядах было много разных чувств — восторг, растерянность, даже страх — но только не жалость.

Градоначальник хотел подать знак музыкантам начать играть, но его величество его остановил.

Сегодня мы приехали на бал не для того, чтобы танцевать.

— Господа! — громко сказал Рауль. — Я хотел бы сделать важное заявление!

В зале установилась такая тишина, что стал слышен шорох ветвей деревьев за окном.

— Я хотел бы объявить вам о том, что ровно через месяц в Анфлере состоится наша с мадемуазель Деланж свадьба!

Его слова вызвали такой шок, что было не описать словами. Гости переглядывались, словно не могли поверить своим ушам и нуждались в подтверждении со стороны соседей.

Я при этом смотрела только на одну группу гостей и не без удовлетворения заметила, как стало красным лицо Соланж. И как охнула изумленно Алоиза Крюшон. А лицо ее отца вытянулось и побледнело так, что я подумала, что он вот-вот упадет в обморок.

— Позвольте принести вам наши искренние поздравления, ваше величество! — чуть заикаясь, сказал мэр. — И вам, мадемуазель Деланж! Мы горды тем, что жительница нашей провинции удостоена такой чести! И простите, если я сказал что-то не так! Всё это оказалось несколько неожиданным.

— Неожиданным? — левая бровь его величества чуть приподнялась. — Но почему же? Наша помолвка с мадемуазель Деланж, как вы помните, была расторгнута потому, что ее брат был тяжело ранен, и она отправилась в свое поместье, чтобы ухаживать за ним. Теперь же его сиятельство вполне здоров, и мы с Беренис решили, что уже можем подтвердить наши чувства браком.

Разумеется, в этот вечер мы приняли много поздравлений (а я — еще и извинений). Каждый гость на балу посчитал нужным засвидетельствовать мне свое почтение. Подошли ко мне и Крюшоны. Маркиз выглядел крайне смущенным и старался не смотреть мне в глаза. А Алоиза снова расплакалась и сказала, что она всегда считала меня своей лучшей подругой. Но ее слова уже не могли меня тронуть. Я слишком хорошо понимала их цену.

А вот с Артуром после нашего возвращения домой мне долго пришлось объясняться самой. И мне стоило немалых усилий убедить его, что я выхожу замуж не потому, что не смогла отказать королю, а потому что сама испытываю к нему чувства.

Впрочем, я видела, что в глубине души доволен таким оборотом дела. Не потому, что хотел породниться с его величеством. А потому, что желал мне счастья и считал, что я вполне заслуживаю того, чтобы стать королевой.

Наша с Раулем свадьба состоялась в теплый ясный день, и солнечные лучи отражались в тысячах граней тех драгоценных камней, которыми было расшито мое платье. Но Дороти сказала, что еще ярче бриллиантов сияли мои глаза.

И когда мы с его величеством обменялись кольцами и поцеловались уже не как жених и невеста, а как муж и жена, я почувствовала себя совершенно счастливой. И радость, которая отражалась на лице теперь уже моего супруга, говорила мне, что так же счастлив был и он.

А вскоре поженились и Артур с Дороти. Ее родители были горды тем, что их дочь стала не просто графиней, а родственницей самой королевы.

Я хотела, чтобы Дороти стала главной фрейлиной при моем дворе, но они с Артуром не захотели оставаться в столице, а предпочли вернуться в поместье Деланжей. И я их прекрасно понимала.

Так что главной фрейлиной осталась маркиза Арагон. Впрочем, ее отношение ко мне совершенно переменилось, и я смогла оценить и ее хорошие качества.

Королевские дознаватели нашли неопровержимые доказательства вины маркиза Крюшона и мадемуазель Каррено в поджоге барака.

Соланж была отправлена в ссылку, и ей было запрещено появляться в столице. И она так сильно пылала ненавистью ко всем, что уже через десяток лет превратилась почти в старуху, и мало кто узнал бы в ней одну из лучших красавиц Анфлера.

Крюшон был лишен дворянского звания и отправлен в тюрьму, а его титул маркиза, равно как и его поместье, перешли к моему брату, и хотя Артур пытался от этого отказаться, мой муж не стал его слушать и сделал по-своему.

Его дочерям позволили выйти замуж, но из-за бесчестья их отца на их руки и сердца нашлось не так много претендентов, так что и Алоиза, и ее сестра вынуждены были стать женами скромных провинциальных дворян, над которыми прежде они сами смеялись.

А в результате занятий с главным королевским магом маркизом Вероном наши с Артуром магические способности значительно усилились, а потом передались и нашим детям.

И однажды моя десятилетняя племянница, которая, помимо магических способностей, обладала еще потрясающим талантом художника, нарисовала странную картину.

И Дороти, когда они с Артуром и детьми приехали в столицу, привезла эту картину, чтобы мне показать.

— Прости, Ниса, ты наверняка сочтешь этот рисунок неприличным, и я заранее прошу у тебя прощения, — после того, как мы стали родственницами, мы с ней сразу перешли на «ты». — Не понимаю, как подобная фантазия вообще могла прийти в голову ребенку.

Она привела меня в комнату и указала на стоявший на мольберте холст. Я посмотрела на него и с трудом сдержала вздох изумления.

На нём была изображена я! Но не я нынешняя, а я прежняя. Та, какой я была до того, как попала в Рузанию. Вернее, какой могла бы быть, став на пятнадцать лет старше.

Женщина на картине стояла у окна, в котором за ее спиной были видны небоскребы. И она была одета в футболку и джинсы. А на руках держала девочку — такую же красивую и светловолосую, как и она сама. И обе они улыбались.

А когда Дороти отвлеклась на то, чтобы покормить своего младшего сына, ко мне подошел Артур. И теперь мы смотрели на картину вместе.

— Это ведь она, да? — тихо спросил он. — Это ведь Ниса?

И я кивнула безо всяких сомнений. И увидела, как на глазах его появились слёзы счастья.

Я показала эту картину и Раулю. Потому что у нас с ним друг от друга давно уже не было никаких тайн. А он сказал, что влюбился бы в меня в любом обличье. Потому что настоящая любовь — она в сердце.

И я знала, что он говорит правду. Ведь я чувствовала то же самое.

Его собственные шрамы почти исчезли, оставив лишь едва заметные следы на лбу и щеке. Но даже если бы лицо его осталось тем же, каким было после пожара, я бы всё равно любила его. Любила всем сердцем и всей душой.

И теперь наша любовь уже была воплощена в наших детях — сыне и дочери, которые, когда подрастут, тоже узнают мою историю. Историю гадкого утенка, превратившегося в прекрасного лебедя.