В приемной я, наконец, смогла облегченно вздохнуть. Столь важный для меня разговор завершился.

Но оказалось, что расслабилась я рано. Я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Подняла голову и вздрогнула — в нескольких шагах от меня стоял герцог Бризье. Только он умел смотреть так, словно раздевал тебя взглядом.

Но от него я уже получила хороший урок, а потому уже не могла купиться на его притворную любезность.

— Счастлив видеть вас, ваше сиятельство! — сказал он.

Возможно, если бы в кабинете не было секретаря, я ответила бы ему какой-нибудь колкостью. Но в присутствии еще одного человека я не могла позволить себе никаких намеков. А потому я изобразила легкий книксен и молча прошествовала мимо своего недруга.

— Вы не удостоите меня даже самого простого ответа, мадемуазель? — удивился он.

— Простите, ваша светлость, но после разговора с его величеством мне о многом нужно подумать. А потому мне не хотелось бы отвлекаться ни на кого другого.

У него вытянулось лицо, но после моего ответа он не осмелился более мне докучать. Тем более, что секретарь направился в кабинет короля, дабы доложить о приходе нового посетителя.

Если его величество примет его, то я почти не сомневалась, что его светлость уже сегодня узнает о моем неожиданном предложении. И должно быть, тоже удивится. Я надеялась, что эта новость избавит его от необходимости снова компрометировать меня. А уж в провинции, в своем собственном графстве, я наверняка смогу забыть обо всех дворцовых интригах. И интриганах, разумеется, тоже.

После разговора с королем мне просто необходимо было прогуляться. И хотя на улице уже сгущались сумерки, в дворцовом парке было достаточно светло от фонарей. Я спускалась по лестнице, когда увидела у большого окна между первым и вторым этажами теперь уже знакомую мне женщину — мадам Эбернати.

Ее скромная одежда так не вязалась с роскошью нарядов других посетителей королевского дворца, что проходившие мимо нее аристократы норовили обойти ее как можно дальше — словно боялись испачкаться об ее старенькое платье.

Она стояла, опираясь одной рукой о подоконник. В другой руке она держала платок, который иногда подносила к лицу, чтобы промокнуть катившиеся по щекам слёзы.

— Могу я вам чем-то помочь? — я была единственной, кто к ней подошел.

Но мой вопрос был лишен всякого смысла. Я знала, из-за чего она плакала. И знала, что я ничем не могла ей помочь. У меня не было ни денег, ни связей в обществе, которые помогли бы мне эти деньги собрать. А простое сочувствие ей вряд ли было нужно.

Она отвернулась от окна, посмотрела на меня и, должно быть, узнала.

— Нет-нет, сударыня, всё в порядке, — она даже попыталась улыбнуться.

— Может быть, попросить принести вам воды? — не унималась я. — Или давайте я провожу вас до кареты.

Она покачала головой:

— Благодарю вас, не нужно. И я пришла сюда пешком — улица Пехотинцев всего в нескольких кварталах отсюда.

— Тогда позвольте я хотя бы провожу вас до ворот.

Этому она противиться не стала, и мы, спустившись по лестнице, вышли на улицу.

— Надеюсь, его величество придумает что-нибудь, чтобы помочь вашему приюту, — я сказала это, чтобы хоть немного ее успокоить, хотя сама ничуть не верила в то, что король приложит для этого хоть какие-то усилия.

— Да-да, я тоже на это надеюсь, — согласилась она.

Но она лгала — так же, как и я. И мы обе поняли это друг про друга.

— Что будет с детьми, если вас выгонят на улицу? — спросила я. — И много ли их у вас?

Мы медленно брели по центральной аллее, что вела к воротам. По обе стороны ее горели фонари.

— Их тридцать, сударыня, от пяти до шестнадцати лет. Совсем маленьких мы, к сожалению, принять у себя не в состоянии — у нас некому за ними ухаживать. Детки постарше могут сами себя обиходить хотя бы в мелочах. У нас есть две воспитательницы и несколько слуг — кухарка, посудомойка, прачка, горничная, истопник, он же сторож. Средства на содержание выделяет нам Попечительский совет, но, как вы уже слышали, этих средств окажется недостаточно, если мы вынуждены будем снимать новый дом.

— Но отчего же герцог Бризье выгоняет вас из старого? — удивилась я. — Кажется, вы сказали, что он тоже член Попечительского совета.

— Именно так, — подтвердила она. — И я искренне признательна его семье за помощь. Приют уже много лет находится в принадлежащем Бризье доме. А что касается нынешнего решения его светлости, то я полагаю, у него были на то свои причины — вряд ли он стал бы выгонять нас просто так. Я слышала, что финансовое положение его семьи пошатнулось.

— И всё равно это очень жестоко с его стороны! — воскликнула я.

Мне было неприятно думать о том, что три десятка сироток окажутся на улице только потому, что герцог Бризье так решил. Вряд ли ему самому было так же трудно, как и им.

— Я надеюсь, он позволит нам остаться в доме еще хотя бы на несколько недель. Я уже начала пристраивать своих девочек. У некоторых из них есть родные — пусть и не самые близкие — я уже отправила им письма. Возможно, они найдут возможность взять девочек в семью. А самых старших воспитанниц я постараюсь пристроить на работу. Некоторые из них прекрасно вышивают или плетут кружева. А кто-то может пойти в компаньонки к богатым дамам. Ведь все они из дворянских семей. Но даже если у меня получится всё это, половина из моих воспитанниц всё равно окажутся на улице. А слуги останутся без работы.

Теперь в ее голосе уже было слышно отчаяние, и она больше не пыталась его скрыть. Было видно, как сильно она любит своих подопечных. А мне отчаянно захотелось ей помочь. Но обещать ей я ничего не могла. Потому что сама не знала, что я могу сделать.

Если его величество поддержит мое решение о расторжении помолвки, то возможно, он захочет хоть что-то сделать для бывшей невесты — ведь отец Беренис просил старого короля о ней позаботиться. И разве не логично было бы выделить девушке какие-то средства, которые позволят ей хотя бы не голодать.

Но поскольку рассчитывать на щедрость короля я всё-таки не могла, я решила подойти к вопросу приюта с другой стороны. Я намеревалась поговорить с герцогом Бризье. В конце концов, он был мне немного должен.

Ко крыльцу я шла неспешно, надеясь, что аудиенция герцога Бризье у короля вот-вот завершится, и его светлость встретится мне на пути. Мне не хотелось дожидаться его неподалеку от кабинета его величества и уж тем более — отправлять ему записку с просьбой о разговоре.

Признаться, мне и разговаривать с ним не хотелось, но очень хотелось помочь мадам Эбернати, а другого способа сделать это у меня не было.

— Ваше сиятельство!

Я так увлеклась своими мыслями, что не заметила герцога, который как раз спускался по ступеням к уже ожидавшей его карете, и едва не прошла мимо него.

— Простите, ваша светлость, я вас не заметила!

Я сказала об этом честно, и почти порадовалась, когда увидела, как раздосадовали его мои слова.

— Не думал, что я настолько незаметен, ваше сиятельство, — с обидой откликнулся он. — Впрочем, учитывая обстоятельства, я не слишком удивлен. Судя по тому, что рассказал мне его величество, вам действительно о многом нужно подумать.

Значит, король рассказал ему о моем предложении! Ну, что же, этого следовало ожидать.

Я немного замешкалась с ответом, и он истолковал мое молчание по-своему.

— Надеюсь, что поводом к вашему решению не послужил тот неловкий инцидент, что случился накануне? — он бросил на меня внимательный взгляд. — Мне бы не хотелось думать, что я невольно стал причиной этого.

О, неужели у него была и совесть? Хотя, скорее, с его стороны это было скорее удивление, а не раскаяние.

— Не важно, какова была причина, — сухо ответила я. — Я приняла решение и не хотела бы его обсуждать.

Я собиралась поговорить с ним на совсем другую тему. Но он настойчиво возвращал меня к моим отношениям с королем.