— Что объясняет, почему у него до сих пор нет видимых кубиков на животе, — вставляет Чума, с трудом поднимается, растрёпанные волосы закрывают ему пол-лица. Я впервые вижу его таким… раскисшим. Это странно.

— Да пошли вы оба, — огрызается Виски, показывая Валеку средний палец, потом поворачивается и демонстративно показывает его Чуме. — Ни один из вас, ублюдков, не признал бы хорошую еду, даже если бы она откусила вам член.

Их перепалка уходит для меня на второй план.

Я просто смотрю на Айви. Поглощаю её взглядом, как человек, умирающий от жажды, смотрит на воду.

Она наблюдает за ними, уголки губ чуть приподняты. И этот едва заметный отблеск улыбки — такое облегчение. Такая драгоценность после месяцев того, что печаль и страх жили в её глазах как постоянные тени.

Я знаю, что она ещё не доверяет нам полностью. Её стены не рухнули. Но…

Она начинает расслабляться. Начинает понимать, что мы хоть и пещерные мужчины, наполовину дикие, но не чудовища. И что мы никогда не причиним ей вреда.

Даже Призрак.

По крайней мере, я хочу в это верить.

Но прежде чем я успеваю что-то сказать, по коридору грохочет звук — как выстрел в тишине комнаты. Мы все напрягаемся, головы одновременно поворачиваются к двери. Тяжёлые шаги приближаются.

В проём врывается массивная фигура, вихрь движения и сдерживаемой ярости. Призрак занимает весь дверной проём, грудь ходит ходуном, взгляд бешеный, обжигающий. Лёд растекается по моим венам. Остатки кошмара цепляются за сознание липкими когтями.

Это оно?

Тот момент, когда он окончательно сорвётся?

Когда зверь в нём выйдет наружу?

Придётся ли мне… остановить его? Убить собственного брата, чтобы защитить стаю. Айви.

Неужели мой сон был, чёрт возьми, предзнаменованием?

Я уже двигаюсь — встаю между ним и кроватью. Остальные встают рядом, создавая массивную стену из мускулов и угрозы. Никто даже не задумывается — все готовы встать между опасностью и нашей омегой.

Её защита — это единственное, что объединило нас так, как Совет мечтал годами. И, возможно, именно это и разрушит нас в итоге.

Но Призрак не атакует. Вместо этого медленно поднимает руки.

Конвой едет, — показывает он руками, жесты резкие, нервные, но отчётливые, несмотря на его обычно неуклюжие лапищи.

Облегчение обрушивается на меня волной — такой сильной, что ноги едва держат. Я выдыхаю, дрожащей рукой заправляя волосы назад.

Призрак не терял контроль.

Не сходил с ума.

Он предупреждал нас.

Давал шанс подготовиться.

Призрак ненавидит язык жестов. Пользуется им только когда совсем надо, и то — через силу. Большую часть времени мы и так понимаем друг друга без слов. Но бывают моменты, когда иначе нельзя.

Я выучил жесты ещё тогда, когда отец впервые привёл Призрака домой — что, конечно, старик сам и пальцем не пошевелил сделать. Тогда все — отец, соседи, преподаватели — считали, что он вообще не способен чему-то научиться.

То, что это оказалось ложью, ничего для них не изменило.

А для меня — да.

Вина грызёт меня, как бешеная собака, впивающаяся в кость.

Чем я лучше их?

Где граница между теми, кто его унижал, и мной?

— На каком расстоянии? — хриплю я, наконец находя голос.

Десять минут, — отвечает Призрак. — Пятнадцать, может быть.

Кроме меня, жесты понимает только Чума, поэтому я поворачиваюсь к остальным:

— Он говорит, что увидел конвой в десяти–пятнадцати минутах отсюда, — сообщаю я, и голос у меня становится тяжёлым, как свинец. — Наш график только что пошёл по пизде. Нужно готовиться.

Я даю словам осесть. Тяжесть ситуации укрывает комнату, как траурная пелена.

— А что с Айви? — спрашивает Валек, его холодный взгляд скользит к омеге, укрывшейся в центре своего гнезда. И впервые, сколько я его знаю, в этом взгляде появляется что-то мягкое.

Чуть-чуть человеческое.

— Она остаётся наверху. Вне поля зрения, — отвечаю я и перевожу взгляд на Чуму. — У тебя осталось что-то из того подавителя? Сколько?

— Я прихватил дополнительные флаконы, — отвечает он, но неуверенность слышна даже в его спокойном голосе. — Но запах её течки всё ещё держится в доме. Полностью скрыть я его не смогу.

Лицо Айви становится таким красным, что соперничает с её огненно-рыжими волосами.

— У меня есть идея, — вмешивается Валек.

— Опасно, — сухо комментирую я. — Но давай послушаем.

— Здесь же вентиляция по всему дому, — Валек поднимает голову, взгляд скользит по потолку. — Можно разбить пару флаконов внутри системы. Пусть вещество разойдётся по всем комнатам.

Я колеблюсь, бросая взгляд на Чуму.

— Сработает?

— Почему ты вообще спрашиваешь его? — возмущается Валек, будто я его лично оскорбил.

— Потому что он у нас умный, придурок, — бурчу я.

— Я вообще-то был, блядь, серийным убийцей! — возражает Валек.

— Ага. Которого поймали, — откликается Виски, даже не поднимая головы.

Валек посылает ему взгляд такой грязный, что можно ботинки вычистить, но возражать не спешит.

Айви же просто смотрит на него, глаза расширились, рот приоткрыт — будто только сейчас осознала, что это не просто слух.

Прекрасно. По возвращении в Шато я буду разгребать последствия.

Чума на секунду задумывается, наклоняя голову — как всегда, сначала анализирует, потом говорит:

— План… необычный, — признаёт он. — Но теоретически да. Химикат должен связаться с ароматическими молекулами в воздухе. Этого может хватить, чтобы сбить след. Попытаться стоит.

— Значит, так и делаем, — говорю я, чувствуя, как в груди становится тяжелее. — Сработает или нет — Айви остаётся здесь. Двое на постоянной охране, остальные — встречают конвой снаружи. Никто не заходит в этот особняк. Всем ясно?

Они даже не кивают — по глазам видно, что поняли всё до последней буквы.

Айви переводит взгляд с одного на другого. Она нервничает — ну ещё бы — но держится так же стойко, как любой элитный боец.

Хотя есть одно, что её выдаёт.

Аромат.

Её запах волнуется, дрожит, смешивается с лёгким страхом — и, чёрт подери, я хочу укрыть её от всего мира.

— Тебе не о чем переживать, маленький кролик, — говорю я ей мягко. — Мы не дадим тебя в обиду.

— Я не переживаю, — огрызается она, резко, колко.

Приходится подавить улыбку.

Настоящая дикарка.

Ну… ей и приходилось быть такой.

А я просто надеюсь, что со временем она поймёт: теперь ей ничего не угрожает.

Не с нами.

Потому что есть одна истина, одна кость, за которую я буду держаться зубами до самого последнего вздоха:

Айви — наша.

Наша омега.

Наша пара.

Недостающий кусок наших искалеченных душ.

И если кто-то дерзнёт попытаться отнять её у нас — пусть боги помогут ему.

Этот тёмный омегаверс разворачивается в израненном войной, жестоком дистопичном обществе, где социальная иерархия альфа/бета/омега возведена в абсолют. Альфы занимают почти все властные позиции, а омеги — на самом дне системы, имея едва ли какую-либо свободу.

Сверхъестественных или паранормальных элементов здесь нет.

Книга затрагивает тяжёлые темы, включая:

• подавление и эксплуатацию омег;

• перекошенную, болезненную систему власти;

• пытки, похищение;

• пережитое сексуальное насилие и страх его повторения;

• травмы детства, пренебрежение и эмоциональное запустение;

• угрозу эвтаназии для тех, кто «не вписывается» в нормы;

• дегуманизацию обезображенного альфы;

• жестокость, смерть родителей и отказ от ребёнка;

• морально серых альф, чья жестокость соседствует с преданностью;

• беспощадные стычки между альфами, иногда — чтобы справиться с безумным эффектом омега-аромата;

• экстренные ситуации, связанные с течкой;