Но даже цепляясь за эту решимость, я чувствую, как истощение тянет меня вниз, как весь мой пережитый кошмар давит на тело и разум. Сколько ещё я смогу бороться? Сопротивляться? Если каждая клетка требует отдыха, передышки, хоть секунды тишины?

Я не знаю. И это пугает меня больше всего. Потому что если я не могу доверять собственной силе… собственной воле продолжать бороться — какой у меня вообще шанс против них?

Одна-единственная слеза выскальзывает и скатывается по щеке, падая на подушку. Я даже не пытаюсь её стереть — слишком устала, чтобы бояться выглядеть слабой.

И потому я позволяю себе уйти — провалиться в сон, в темноту изнеможения. Молясь, чтобы, когда проснусь, во мне нашлась хоть капля сил встретить следующий удар. Потому что сдаться? Поддаться?

Это не вариант.

Не сейчас.

Не когда-либо.

ВАЛЕК

Пронзительный визг Виски разрывает воздух, перекрывая однообразный гул комплекса. Хищная ухмылка сама расползается по моему лицу, когда я заворачиваю за угол. Похоже, наша дикая маленькая крольчиха наконец-то проснулась.

Хотя… может, он просто снова перешёл дорогу Призраку. Но это скорее вопль «мне отбили яйца», чем «мне переломали все кости».

Я шагаю по коридору лазарета, стуча носками сапог по бетону. Из открытой двери доносится нытьё Виски — визгливое, раздражающее.

— Она ебанутая! — орёт он. — Я клянусь, она мне палец откусила!

Я распахиваю дверь. Виски стоит, прижимая к себе руку — вполне целую, хоть и окровавленную. Морда перекошена от жалости к себе. А в углу, свернувшись, как пружина, сидит она — и сверкает в его сторону ледяной взгляд ненависти.

Айви.

Воздух в груди застревает, когда я её вижу. Всё это рыжее пламя, эти дикие глаза. Тонкое тело, напряжённое, как у змеи перед броском. Даже в бесформенном хлопковом платье есть в ней что-то природно смертоносное. Красота, которая будит жар где-то глубоко под кожей.

Нет, эта малышка точно не прирученный кролик.

— Ну-ну, — протягиваю я, скрестив руки на груди. — Что ты сделал, чтобы разозлить симпатичную маленькую омегу, Виски? Засунул хер туда, куда не надо?

Он оборачивается, сверкая глазами, размахивает пострадавшей рукой.

— Она просто взбесилась! Только спросил… и тут — хрясь!

Я заливаюсь хохотом. Удивлённый, возмущённый Виски — всегда зрелище. Он вечный идиот, ему в голову не приходит, что не каждый обязан падать к нему в ноги.

— Повезло тебе, что только этим отделался, — злюсь я, оглядывая его с явным презрением. — Хотя, честно говоря, мир бы не сильно пострадал, если бы она откусила твой жалкий огрызок.

Щёки Виски вспыхивают.

— Девять дюймов и толщиной с пивную банку! — огрызается он. — Ты видел его однажды, и то когда я вылезал из замёрзшего озера, придурок!

Я фыркаю.

— Ступай, покажи Чуме свои смертельные царапины. Пока гангрена не началась. Зная, куда ты суёшь руки…

Но на удивление, мелкий болтун — хотя Чума прав, последнее время он вовсе не такой уж мелкий — прикусывает язык. Бросая на меня взгляд, полный яда, разворачивается и вылетает за дверь, хлопнув ею так, что рама дрожит.

— Да пошёл ты, Валек, — шипит он уже в коридоре, думая, что я не слышу.

Комната затихает. Айви смотрит на меня из-под опущенных ресниц, плечи напряжены, губы сжаты в тонкую линию. Но под её запахом — тёплой ванилью — чувствуется острый, мускусный привкус страха.

Он делает слюну гуще. Будит самое тёмное внутри меня.

Я выдерживаю её взгляд. Терпеливо. Долго.

— Не обращай внимания на Виски, — говорю я, пожав плечом. — Он иногда думает не тем мозгом. Наверняка понимаешь, о чём я.

Она моргает. Длинные тёмные ресницы — как удар крылом. Но молчит. Просто следит за мной, напряжённая, как лань, чующая волка на ветру.

Умница.

А я… я не могу не поддеть. Мне интересно, сколько она может выдержать.

— Я - Валек, — продолжаю я, делая медленный шаг вглубь комнаты. — Если вдруг забыла. Знакомство у нас вышло шумным, на всех сразу.

Её подбородок чуть поднимается. Губы приоткрываются — будто она готова сказать хоть что-то. Но тут же снова сжимаются. Скулы под кожей дергаются.

Моя улыбка расползается шире. Будет весело.

— Раз уж ты такая стеснительная сегодня… — говорю я, кивнув на серые стены. — Как насчёт прогулки? Прогуляемся. Ты тут засиделась.

Её взгляд тут же метается к двери. Зрачки расширяются — всего на миг, но я это вижу. Желание. Жажда выхода. Жажда свободы.

Умная маленькая крольчиха. Но от волчьей пасти далеко не убежишь.

— Прогулка? — её голос — едва слышный, хриплый, почти шёпот. Первые слова, которые я слышу от неё.

Я киваю, не отводя взгляда.

— Просто круг по территории. Обещаю вернуть тебя к ужину.

Она снова смотрит на дверь. И я вижу, как она считает варианты. Просчитывает слабые места. Стратегию.

Хищный озноб пробегает по моей коже. Пусть ищет. Пусть строит планы. В конце концов она поймёт: выход отсюда только через меня.

Айви поднимается — легко, хищно, как кошка. Платье соскальзывает по её телу, намекая на то, что скрыто под тканью.

Она смотрит мне в глаза — секунду, две — и в этих голубых глазах вспыхивает вызов, смешанный с куда более тёмным голодом. Потом просто проходит мимо, не удостоив словом. И направляется к двери.

Меня до смеха радует одна мысль: Остальные Призрачные Альфы будут в ярости, когда узнают, что я уводил их омегу гулять.

Прекрасно. Значит, я наконец-то делаю хоть что-то правильно.

Я догоняю Айви в пару длинных шагов, выравниваясь у неё за плечом. Достаточно близко, чтобы на каждом вдохе ловить её запах.

— Куда ты меня ведёшь? — спрашивает она тихо, сипло.

Я ухмыляюсь, скользя взглядом по коридору в поисках ближайшего выхода.

— Просто прогуляемся, малышка.

Её плечи каменеют от этого «малышка», но она не бросается в атаку. Не попадается на наживку, как я рассчитывал. У этой есть дисциплина. Железная.

Мы подходим к тяжёлой стальной двери, ведущей наружу. Я открываю её и жестом предлагаю ей выйти первой. Она на секунду замирает, взвешивая варианты. Потом — проскальзывает в проём, в тусклый утренний свет. Я выхожу следом, позволяя двери закрыться за нами с глухим скрипом. Мы стоим молча. Айви щурится — солнце бьёт по глазам. Я же просто смотрю, как свет скользит по её лицу, вырисовывая скулы, острую линию подбородка.

— Сюда, — бурчу я, кладя ладонь ей на поясницу.

Она напрягается, но не отстраняется. Только бросает быстрый взгляд из-под этих чертовски длинных ресниц. Взвешивает угрозу. Оценивает меня.

Удачи, маленькая крольчиха. С такими игроками, как я, ты правила не читаешь — ты уже в ловушке.

Я веду её ближе к соснам, на узкую тропу. Лес обступает — тени, клочья солнечных пятен, густые стволы. Дикая земля. Жестокая. Неподконтрольная.

Моя стихия.

Айви чувствует это тоже. Её голова постоянно двигается: туда, сюда, ноздри раздуваются, как у зверя, высматривающего хищников. Да она и высматривает. Её инстинкты носят её вперёд — вот оно, бунтарское желание свободы, бега, спасения.

И я едва не смеюсь вслух. Она не понимает, что в этих лесах такое же место хищникам, как и я.

Мы идём молча. Только хруст земли под сапогами да птичьи крики над головой. Я чувствую её взгляд — цепкий, внимательный. Она наблюдает всегда. Умная. Но всё равно не понимает.

Наконец мы выходим на небольшую полянку, окружённую соснами, что закрывают собой небо.

Идеально.

— Сюда, — говорю я, кивая на упавшее дерево. — Если есть возможность насладиться тишиной - пользуйся этим.

Айви смотрит на ствол подозрительно, прежде чем осторожно опуститься на краешек. Спина прямая, руки сцеплены, мышцы натянуты, как струна. Она похожа на птицу, готовая взлететь при малейшем шорохе.

Я опускаюсь рядом, держу дистанцию. Не стоит её пугать слишком рано. Я закидываю ноги, делаю вид, что расслаблен.