Я плавно тяну спуск — и второй часовой взрывается облаком алого тумана, когда пуля пробивает ему череп. И я просто… вхожу в ритм. Мир сужается до тоннеля прицела. Только я, дыхание, металл и цели, падающие одна за другой — как уродливый парад домино, вычерчивающий по снегу багровые дуги.
Со стороны усадьбы раздаётся резкий треск автоматов — короткие очереди, отдающиеся эхом.
Тэйн и остальные прорвались внутрь. Сеют хаос и кровь, как всегда. Моя улыбка расширяется. Адреналин жжёт каждую жилу, тёмная энергия распирает грудь. Вот оно — настоящая охота. Испытание огнём и сталью. Грань, на которой охотник отделяется от добычи.
На миг я забываю, что рядом — не один. И я даже не пытался скрывать, насколько наслаждаюсь своей работой.
Ну… моему кролику всё равно пришлось бы узнать.
— Наслаждаешься шоу, сладкая? — не удерживаюсь от насмешки, оглядываясь на Айви.
Но слова застревают в горле.
Потому что её вид выбивает мне воздух из лёгких.
Она стоит надо мной, нависает, как хищная тень, сжимая в руке рваный, острый камень размером с кулак.
— Пять из десяти, — произносит она ровно. Глухо. Без капли эмоций.
Последний, мёртвый вердикт — прежде чем она обрушивает импровизированное оружие мне на голову резким, точным, звериным ударом сверху.
И мир мгновенно рвётся пополам.
Проваливается.
Гаснет.
Становится чёрный.
Глава 27
ТЭЙН
Я прижимаюсь к разваливающейся каменной стене, ледяной ветер хлещет по волосам, а где-то впереди трещат выстрелы. Вспышки от винтовок Валека и Виски мерцают на хребте, как злые звёзды — и каждая вспышка означает, что ещё один часовой падает в снег с обрубленным будущим.
У стены, сжавшись, сидит Призрак — огромный, напряжённый, как сжатая пружина. И впервые за долгое время в его зверином взгляде нет мутной пелены. Он ясный. Он сфокусирован. Хищник, который оценивает добычу перед тем, как разорвать ей горло.
Гордость греет меня так же сильно, как и страх. Чёртов выродок наконец-то собран. И, как бы мне ни хотелось отрицать, делается очевидным: Айви на него действует. Стабилизирует. Укрощает. Косвенно, мимолётно, но эффект есть.
И это только заставляет меня ненавидеть Совет ещё сильнее. Использовать омегу как какой-то амулет, как приманку, как поводок на наших шеях… пихать её в самую мясорубку только для того, чтобы держать нас под контролем…
Пальцы сжимаются на винтовке, суставы наливаются болью.
Я с самого начала знал, что это идиотская идея. Омега не должна находиться среди нашей кровавой работы. Не должна видеть этого. Быть частью этого. И уж точно не должна сидеть сейчас где-то рядом с Валеком — пока он наслаждается бойней, а она жмётся за его спиной.
От одной мысли выворачивает желудок. Злость. Отвращение. Чёртово бессилие. Она не должна быть здесь. Не должна стоять среди этого дерьма — среди крови, пуль, взрывов. Она должна быть в безопасности. Защищена. А не размахиваться Советом, как человеческим щитом.
Треск автоматов приближается. Грохот, крики, еле заметный запах разорванных тел.
— За мной, — рычу я Призраку и Чуме, рванув через пролом во внешней стене.
Двор — чистый хаос.
Тела валяются в истоптанном снегу, алые пятна расползаются, как отвратительные цветы. По нам бьют из укрытий — в воздухе свистят пули, камень крошится, пахнет порохом и горячим металлом.
Один из охранников выпрыгивает из-за баррикады, винтовка направлена прямо в грудь Призрака. Он даже не останавливается. Одним взмахом руки швыряет оружие в сторону, другой — хватает мужчину за глотку и поднимает в воздух, словно тот пустой мешок.
Глаза охранника вылезают из орбит. Ноги дёргаются. И Призрак просто… сжимает. Ломает. Бросает тело в сторону и двигается дальше.
Я иду следом по его следу, как по дороге из разрушений. А Чума — плывёт через бойню с той своей извращённой хищной грацией, лезвия сверкают мокрой сталью.
Будто прорвало дамбу. Будто всем нам впервые дали волю. И впервые у нас есть что защищать.
И вдруг — визг. Резкий, рвущий. Я вскидываюсь, мышцы натягиваются — голос омеги?..
Но нет. Не Айви. Это какой-то головорез выбежал из корпуса, грудь у него разорвана — где Призрак вскрыл рёбра голыми руками. Мужчина валится вперёд, а за ним возвышается Призрак, пар клубится из трубок на его маске.
Я заставляю себя вернуться к делу. Внешние укрепления уничтожены. Осталась только усадьба — и те, кто засел внутри.
Я влетаю в парадные двери, сирены завывают, воздух гудит от треска выстрелов. Порох. Кровь. Эхо шагов и стонов. На лестнице я замедляюсь, оглядывая роскошный коридор.
За одной из дверей прячется наш клиент — альфа-финансист, который финансировал половину чёрного рынка региона. И который идеально подходит, чтобы Валек надел его кожу и вошёл в их круги, как чёртов змей.
Отвращение накрывает волной. Вот этот? Этот скунс командует живыми людьми? Этот прячется за их спинами, пока они умирают за него? Я сворачиваю за угол — и нахожу его. Он стоит у массивной двери своей панической комнаты, рука на ручке.
Он оборачивается — и глаза расширяются, когда он видит мою фигуру, загораживающую свет.
— А, пёс Совета собственной персоной, — шипит он. — Пришёл добить меня?
Скривлённая ухмылка на его лице заставляет меня вскипеть. Этот червь. Этот трус. Осмелился судить меня?
— Ты не представляешь, на кого работаешь, — бросает он, пальцы медленно тянутся к ручке. Я нахмуриваюсь. Что он знает? Что, блядь, этот слизень пытается сказать?
Я открываю рот, чтобы потребовать объяснений — но он, пользуясь моментом, выдёргивает пистолет и стреляет, как бешеный. Пули отлетают от моего бронежилета, грудная клетка гудит от ударов. Он успевает заскочить внутрь и захлопнуть тяжёлую стальную дверь.
Со звериным рёвом я обрушиваю очередь, забивая дверь пулями до перегрева ствола. Пахнет дымом, металл стонет. Я меняю магазин за магазином, пока наконец не слышу скрежет — механизм дохнет, и панель приоткрывается.
Я впихиваю пальцы в щель и раздираю дверь голыми руками. Она визжит, выгибается — и с треском отходит.
Финансист забивается в угол, его оружие трясётся в руках.
— Я… я заплачу тебе! Скажи цену! Любую! — хрипит он.
Я отвечаю молча.
Двумя шагами пересекаю комнату, хватаю его за горло.
— Ты прав, — рычу я, сжимая. — Я понятия не имею, на кого работаю. Не по-настоящему.
Не то чтобы этот сукин сын собирался сказать мне правду. Всего лишь бредни отчаявшегося человека, который цепляется за последнюю соломинку, пытаясь удержать хоть какую-то власть, пока мир вокруг него разваливается на куски.
Совет может быть кучкой прогнивших бюрократов, нажравшихся собственной властью. Но они всё ещё самая близкая к «закону» сила, какая осталась у этого расколотого мира.
Так ведь?
Или я просто закрываю глаза на очевидное?
С яростным усилием я сжимаю его горло, глядя прямо в глаза, пока последняя искра жизни не гаснет. Потом разжимаю пальцы — и тело падает на пол, как обмякшая тряпичная кукла.
Снизу доносится дикий вой — рвущий, звериный.
Я напрягаюсь, мгновенно узнавая этот гортанный звук.
— Блять, — выдыхаю, уже несусь вниз по лестнице.
Если Призрак сорвался прямо сейчас… а Айви где-то рядом…
Я впечатываюсь в поворот, почти скользя по полу — и замираю.
Призрак стоит над изувеченными останками того, что когда-то было человеком. Он методично размазывает труп по полу чем-то тяжёлым, поднимая и снова обрушивая импровизированное оружие.
Кровь брызжет на его одежду, маску, стены. Пол превратился в месиво — мясо, кости, рваные внутренности.
Нет. Не дубиной.
Оторванной рукой.
— Призрак! — рявкаю, поднимая винтовку. — Немедленно стоять!
Он замирает. Целиком. Как будто кто-то нажал паузу — тело неподвижно, ни одного сокращения мышцы.