Айви всхрапывает, её губы распускаются в пьяном полусонном мурлыкании, тело выгибается дугой. И она ломается — снова. Её оргазм накрывает её волной — сильной, рвущей, разрывающей. Её внутренние мышцы сжимаются так резко и так сильно, что у меня чуть не перехватывает дыхание.

И наконец я чувствую это. Резкий толчок, прорыв — и мой узел проходит внутрь, защёлкиваясь за её тугим кольцом мышц, намертво запирая нас друг с другом.

Триумфальный рык взрывается у меня в груди, когда я вдавливаюсь в неё последним, жёстким, звериным толчком. Айви вскрикивает подо мной, её ногти оставляют кровавые борозды на моей спине, пока я кончаю глубоко в неё — удар за ударом, пульсация за пульсацией.

Это длится бесконечно. Мир сужается до одного — горячей хватки её тела, до того, как она выжимает меня полностью, забирая всего.

Где-то на грани восприятия кровать проседает — Чума отходит. Но мне всё равно.

Я весь в огне.

В ней.

Когда последний судорожный спазм отдаётся в моих мышцах, я падаю на Айви, спутанный, мокрый, едва живой. Она цепляется за меня из последних сил, дрожит, прерывисто дышит, уткнувшись лицом в впадину между моей ключицей и плечом.

Некоторое время слышно только дыхание. Её. Моё.

Стучит её сердце — быстро, отчаянно.

А потом реальность начинает возвращаться — шорох простыней, поскрипывание пружин, приглушённые голоса внизу.

И Чума.

Его запах всё ещё в воздухе — холодный, чистый, ровный. Примешивается к тяжёлому, густому аромату секса и жара.

Я напрягаюсь. Низкое, предупреждающее рычание прорывается из груди. Быть связанным своим узлом… и рядом другой альфа…

Это делает меня… слабым.

Уязвимым.

Но я не могу его выгнать. Не пока Айви и я сплетены так.

И — что самое мерзкое — какая-то мелкая, подлая часть меня почти… благодарна ему.

Потому что, нравится мне это или нет — без него я бы причинил ей боль. Серьёзную.

И впервые в жизни… я, похоже, правда беспокоюсь.

АЙВИ

Глубокая, тянущая боль внизу живота напоминает: я всё ещё раскрыта до невозможного, распята на том альфе, который всё ещё заперт во мне узлом.

На Валеке.

Даже опустошённый, этот исполин остаётся тёплой, тяжёлой глыбой мускулов, нависающей надо мной, прижимающей меня к постели. Стоит лишь подумать об этом — и кровь во мне вспыхивает, и чрезмерная чувствительность снова собирается в одно: голод. Желание. Жар.

Жар уже не бешеный, не выжигающий мозг, как в самом начале. Теперь она стала как тлеющий уголь — стоит только подуть, и пламя взорвётся вновь.

И мысль об этом… должна бы меня ужасать.

Но вместо страха в животе нежно разворачивается волна удовольствия: меня снова будут разбирать по частям.

Снова. И снова.

Чума снимает маску — и чёрные, как воронье крыло, волосы рассыпаются по плечам. Его прекрасное лицо обнажается впервые за ночь. Я поднимаю взгляд к его необычным, светло-голубым глазам. И то, что вижу… заставляет меня вздрогнуть.

Уязвимость. Настоящая. Голая. Как будто он позволяет мне заглянуть в тайный щелчок между рёбрами. Этот опасный, непостижимый мужчина вдруг становится открытым, почти хрупким.

— Ты была такой смелой, маленькая омега, — шепчет он, и его голос ложится на моё потрёпанное сознание как мягкая повязка. — Такой сильной. Всё выдержала. Ради нас.

Его похвала накрывает меня тёплой, уютной волной. Я чувствую себя… любимой. Нужной.

Валек сильнее обнимает меня, притягивая к себе, и низкий рык поднимается в его груди. Но даже в этом дикарском, первобытном состоянии он терпит присутствие Чумы.

И я знаю — лишь ради меня.

Чума наклоняется, его дыхание касается моих губ, и я дрожу от одного ожидания. Первый лёгкий поцелуй — вспышка тока. Я растворяюсь в нём, утопая в нежности, которой никто никогда мне не дарил. Он целует так, будто поклоняется.

Когда я отвечаю ему, углубляя поцелуй, он встречает меня с такой же жаждой — трепетной и уважительной одновременно.

Я теряюсь между объятиями Валека и поцелуями Чумы. Мир сужается до двух тел вокруг меня. Двух разных стуж, двух огней.

Чума скользит ладонями по моему телу, будто изучает, вдыхает, запоминает. Я выгибаюсь навстречу, прося — без слов, без стыда. А Валек рычит одобрительно, пальцами лениво поглаживая мою талию, как бы говоря: «Да. Делай что хочешь».

Они будто знают мои желания прежде меня самой.

В ответ я тянусь к Чуме — целую линию его челюсти, спускаюсь ниже, к горлу. Он дрожит. Стонет тихо, как будто ему запретили когда-либо звучать громче.

А я… я таю от этого.

Это власть. Новая, неизведанная. Опьяняющая.

Я никогда не думала, что «спаривание» может быть таким. Что я могу чувствовать себя сильной, даже отдавая им контроль.

Пальцы сами находят путь под его расстёгнутую рубашку. Тёплая кожа. Мышцы под ладонью. Тонкие рубцы — следы прошлых битв. Я никогда не позволяла себе касаться альфы вот так. Не хотела.

Но сейчас… любопытство сильнее инстинктов.

Я веду ладонью ниже — по его животу. К основанию его огромного члена под тканью брюк. Щёки вспыхивают, но рука не останавливается.

Он горячий. Тяжёлый. Пульсирующий.

— Лучше уж сними, — хмыкает Валек своим хищным, лениво-злым голосом. — Дай девочке то, чего она хочет.

Чума усмехается тихо — и быстро избавляется от одежды. Вернувшись ко мне, он склоняет голову:

— Делай всё, что захочешь. Я весь твой.

Мелкая дрожь проходит по мне, когда пальцы обхватывают его ствол. Такой большой. У него лёгкий изгиб вверх… и я сразу представляю, куда именно он будет упираться внутри меня.

Валек смеётся — низко, гулко, довольный.

— Любопытная маленькая кошечка, — урчит он. — Ну-ну… изучай. Он не возражает.

Его слова подталкивают меня вперёд. Я веду рукой вверх — кожа бархатная, а под ней железо. Чума резко выдыхает, мышцы живота каменеют.

Я поднимаю на него взгляд — через ресницы, смело. Его глаза потемнели, губы приоткрылись.

— Вот так, милая омега, — шепчет он, запуская пальцы мне в волосы. — Я весь твой.

Странная уязвимость в его взгляде выбивает у меня воздух. Этот могущественный альфа, способный на чудовищную жестокость, без колебаний отдаёт себя в мои неопытные руки. Я провожу пальцами вдоль толстой вены на его длине, обвожу набухшую головку, влажную от его возбуждения. Он стонет — низко, почти звериным рыком, — и этот звук бьёт прямо мне между бёдер.

Валек возобновляет своё поклонение моему телу: его мозолистые ладони скользят по моей чувствительной коже. Его губы находят мою шею, зубы едва касаются того места, где бешено пульсирует моя кровь — и по позвоночнику бегут электрические разряды.

Я выгибаюсь навстречу его прикосновению, оказываясь между двумя огнями — изысканной пыткой Валека и раскалённой тяжестью Чумы в моей ладони. Это почти слишком… почти. Но я хочу больше. Их прикосновений, их запахов, их безусловной, обжигающей преданности.

Окрылённая их реакцией, я позволяю руке скользнуть ниже по длине Чумы и обхватываю его узел, сжимаю крепко. Его тело напрягается, и он издаёт низкий стон, наклоняясь ко мне, будто не в силах удержаться.

— Блять… — выдыхает он.

Это первый раз, когда серьёзный, слишком рациональный альфа позволяет себе сорваться — и меня обдаёт волной силы от осознания, что я могу довести его до такого.

Я изучаю его узел, пальцами вожу по выпуклостям, чувствуя, как он пульсирует под моей ладонью. Такой горячий, такой тугой — и я не могу не восхищаться тем, какую власть держу сейчас над ним. Этот загадочный, опасный альфа, всегда собранный, всегда холодный — сейчас распадается у меня в руках.

— Готова, чтобы я вышел? — спрашивает Валек, его губы касаются края моего уха, заставляя меня дрожать.

Мне страшно — его узелок хоть и спал немного, за те минуты, что мы были сцеплены, — но больно всё равно будет. И всё же мысль о том, что Чума займёт его место… слишком соблазнительна. Я киваю.