— Нет! — шиплю, пытаясь пнуть его.

Но даже если бы я попала по его ноге — он бы не заметил. Они все… как стены. Особенно Тэйн. Звери, каждый из них.

Чума приближается, ошейник раскрыт и ждет. Я извиваюсь, царапаюсь, пинаюсь — бесполезно. Хватка Тэйна сильная. Холодный металл касается моей шеи — я вздрагиваю, всхлипываю от ужаса, когда Чума защёлкивает замок.

Щёлк.

Тэйн отпускает меня, и я отшатываюсь, хватаясь за горло. Ошейник плотно сидит под кожей — не душит, но чувствуется постоянно. Как метка. Как клеймо. Напоминание о том, что я в плену. Что я — их.

Глаза наполняются слезами, но я яростно моргаю, не позволяя им упасть. Не дам им этого. Вместо этого я сверлю Чуму взглядом, полным всей ненависти, на которую способна. Я не говорю это вслух.

Но думаю.

Пошёл ты.

— Это для твоей же безопасности, — произносит Чума ровно. — Нам нельзя позволить тебе снова сбежать в лес. И, в конце концов, это лучше, чем чип под кожу, не так ли?

Я хочу кричать. Бить. Рвать. Хочу заставить их чувствовать хоть крупицу того, что чувствую я. Но нет смысла. Сейчас вся власть у них. И дракой я ничего не изменю.

Пока.

Битва — не война, говорю себе.

Так что я глотаю свою ярость, своё унижение — и отворачиваюсь. Отхожу в угол лазарета, который стал моей самодельной камерой, и сворачиваюсь на узкой койке, повернувшись к ним спиной. Ошейник тяжело давит на горло — холодный, неотвратимый, постоянный. Напоминание о моей беспомощности, от которого невозможно сбежать.

Слышу приглушённые голоса Тэйна и Чумы — что-то обсуждают. Но я не слушаю их. Мне надо было воспользоваться шансом. Чёртова идиотка — я же могла.

Хотя… Не думаю, что Валек отпустил бы меня. Как бы он ни издевался — уходить он бы точно не дал.

Но в одном он был прав. Мне нужно оружие. Припасы. Медикаменты.

Я знаю, что нужно, чтобы выжить там. Я делала это годами — будучи ребёнком. Но там были мягкие земли, леса и равнины, где ещё можно было жить. Эти же горы — ледяные, жестокие, кишащие тварями, которые сожрут меня за пару часов. Это в лучшем случае.

Не то чтобы здешние «твари» в человеческом обличье были лучше.

Я утыкаюсь лицом в тонкую подушку, пытаясь закрыться от мира, спрятаться во тьме собственных век. Но даже там нет покоя. Память рвёт меня вспышками. Центр — белые стены, холодные руки. Охранники и их мерзкие ухмылки, хватка, оставляющая синяки. Другие омеги с пустыми глаза, в которых давно ничего не осталось.

А теперь — эти альфы. Эти монстры.

Тэйн — вся эта огромная сила, взгляд, от которого хочется исчезнуть. Чума — спокойный, холодный голос, забирающий последнюю крупицу моей свободы. Валек — острые углы, злой смех и хищный голод, от которого мороз ползёт по спине. Виски — мальчишеская улыбка, за которой прячется охотник, всегда смотрит, всегда хочет.

И Призрак…

Меня пробивает дрожь, я сворачиваюсь ещё плотнее.

Призрак пугает меня сильнее всех. Не только из-за его дыхания — глухого шипения в трубках маски. Не только из-за его массы или молчания, которое ломает воздух. В нём есть тьма. Настоящая. Скрытая, бешеная жестокость, которую я чувствую кожей, когда он рядом.

Они все опасны. Все — альфы до костей. И теперь я — их добыча. Закрытая в клетке, в ошейнике, игрушка на растерзание. Меня тошнит от одной мысли. Я глотаю слюну, подавляя рвоту.

Я не дам им меня сломать.

Не дам победить.

Я пережила куда худшее чем это. Видела ад, от которого другие бы сломались навсегда. Я найду выход. Как-нибудь. Буду ждать. Буду играть в их игры. Дам им поверить, что я смирилась. А потом — когда они меньше всего будут этого ждать — я ударю. Прорежу себе путь наружу.

Или умру, пытаясь.

Лучше быстрая смерть, чем жизнь на цепи. Жизнь в качестве их игрушки, их собственности. Лучше почувствую собственную кровь на земле — чем чьи-то руки на моём теле, домогающиеся, ломающие.

Но мне нужно быть умной.

И запастись терпением.

Не дать отчаянию сделать меня безрассудной. Не позволить страху толкнуть в бессмысленный рывок. Мне нужно наблюдать. Изучить их распорядок, слабости. Восстановить силы. Планировать.

И главное — остудить сердце.

Не позволить этим странным моментам «доброты» сбивать меня. Не позволить одиночеству или жажде тепла разъесть мою решимость. Они — враг. Так было и так будет. Я напомню себе об этом тысячу раз. Пусть Чума мягко перебинтовывает мои раны. Пусть глаза Тэйна становятся мягче, когда он смотрит на меня. Пусть в насмешках Валека спрятано что-то похожее на понимание, на родство в общей сломленности.

Они — альфы. А я — их пленница.

Между нами не может быть доверия. Не может быть настоящей связи. Любая мягкость — ложь. Манипуляция, чтобы опустить мои ментальные стены.

Я не куплюсь на это.

Не имею права.

Усталость тянет меня вниз, события дня бьют по телу и разуму, как камни. Но я держусь. Не дам себе заснуть. Не дам быть беззащитной, пока они рядом.

Я должна быть начеку. Готовой ко всему.

Так что я смотрю на белую стену, пока глаза горят и режут, а ошейник зудит, давит, колет кожу. И жду. Сжата, как пружина. Жду следующего хода в этой смертоносной игре.

Валек был прав — я кролик.

Кролик в капкане.

Но даже загнанное существо имеет когти и зубы.

И когда придёт момент — эта крольчиха укусит.

ЧУМА

Прошло десять дней с тех пор, как мы надели на Айви ошейник — на дикую омегу, которая умудрилась захватить наше внимание. Она прошла долгий путь от избитой, иссохшей девчонки из адских стен Центра.

Её состояние улучшилось удивительно быстро. Впалые щёки округлились, кожа снова стала живой — питательные растворы и витамины, которые я сутками вкачивал ей в кровь, сделали своё дело.

И всё же… несмотря на её внешнюю покорность, на то что она следует моим инструкциям до последней буквы, позволяет проводить осмотры и ставить капельницы, максимум скривив губы… Меня не покидает ощущение, что всё это — игра. Фасад. Аккуратная маска, которую она надевает, чтобы усыпить нашу бдительность.

В её пронизывающих аквамариновых глазах — резкость. Острота. Настороженность, которая не исчезает, как бы мягко я ни говорил, как бы аккуратно ни касался её. Ошейник на её тонкой шее — постоянное напоминание о плене. И я никак не могу отделаться от мысли, что он подпитывает её сопротивление, а не подавляет его.

Возможно, нужен другой подход.

Тот, что обращается к тем инстинктам, что скрываются под её дикой оболочкой.

— Материалы для гнезда прибыли, — говорю я, разрывая привычное напряжённое молчание между мной и Тэйном в лазарете.

Он поднимает голову, между бровей появляется складка.

— Думаешь, пора?

Я склоняю голову, выдерживая его взгляд.

— Да. Держать её здесь, как заключённую, — мы только множим её недоверие. Нам нужно обратиться к её природе омеги. Дать ей пространство, которое она сможет назвать своим. Место, где она почувствует себя в безопасности.

Челюсть Тэйна сжимается, по щеке дёргается мышца.

— Ты говоришь о том, чтобы позволить ей гнездоваться, — произносит он медленно, тяжёлым низким тоном. — Разбудить её инстинкты в надежде, что она станет… сговорчивее.

Под маской я едва заметно улыбаюсь. Он сообразительный, несмотря на свой варварский вид.

— Именно. Омеги запрограммированы искать безопасное место, создавать гнездо, где они могут опустить щиты и позволить себе уязвимость. Если мы дадим Айви такую возможность — она может начать видеть в нас защитников, а не надзирателей.

Он смотрит на меня, словно пытаясь разглядеть ложь под кожей и металлом моей маски. Забавно. Он неплохо читает людей — это надо признать. Но сквозь кожу, сталь и фильтры он ничего не видит.

Наконец он медленно кивает.

— И ты правда считаешь, что это сработает? — спрашивает он. — Что немного свободы заставит её проще принять своё положение? Принять нас?