— Айви? Что случилось? Что произошло?

Я яростно мотаю головой, пытаясь проскользнуть мимо. Его руки мягкие, но непреклонные. Паника сжимает грудь, лёгкие горят. Перед глазами пляшут чёрные точки.

Я хватаю его за форму, но пальцы немеют. Руки обвисают.

Слышу шаги. Голос Чумы.

Нет. Нет, нет!

Колени подгибаются, мир становится жидким, переворачивается набок. Сильные руки подхватывают меня, не давая упасть.

Тэйн, соображает мой затуманенный мозг. Он что-то говорит, губы двигаются, но до меня доходит только гул крови в ушах. Где-то рядом — голос Чумы.

Я не дам ему меня поймать.

Не дам…

Последнее, что я вижу, прежде чем тьма поглотит всё — янтарный блеск линз Чумы, когда он появляется на вершине лестницы, протягивая руку.

ЧУМА

Я смотрю на бессознательную женщину в руках Тэйна — её тёмные каштановые волосы струятся через его бицепс, лицо бледное и измождённое. В животе неприятно скручивается тревога.

Не должно было так произойти.

— Что, чёрт возьми, ты с ней сделал, Чума? — Тэйн сверкает глазами, поправляя её вес в руках, будто защищая.

Я поднимаю ладони — чёрная кожа перчаток блестит под резким светом ламп.

— Я ничего не делал. Просто сообщил ей, что мне нужно провести медицинский осмотр. Она сорвалась, как напуганный заяц.

Челюсти Тэйна сжимаются.

— Наверное, выглядел как ёбаный маньяк.

Я сглатываю язвительный ответ и смотрю на омегу. Даже во сне её брови едва заметно сведены, как у дикого зверя, который рычит даже без сознания.

— Она более дикая, чем мы думали, — бормочу, делая шаг ближе.

Вблизи всё становится слишком очевидным. Впалые щёки, тёмные тени под глазами, острые ключицы, выделяющиеся под вырезом платья. Какой бы «инцидент» Центр ни придумал в оправдание её состояния, драка с охранником точно не объясняет месяцев запущенности.

Я протягиваю руку, едва касаясь пальцами её внутреннего запястья — под кожей трепещет слабый, рваный пульс.

— Она серьёзно истощена. Возможно, на грани голода. Стресс сделал остальное. — Я поднимаю взгляд на Тэйна, голос становится резким. — Нам нужно срочно в клинику.

Тэйн коротко кивает и уже направляется к двери. Я шагаю рядом с ним, перебирая в голове разные мысли. Сколько она была в таком состоянии? Центр обязан заботиться о своих подопечных, а не доводить их до смерти. Злость пульсирует в жилах при одной мысли об их халатности.

Мы идём по голым коридорам, и я невольно бросаю взгляды на омегу в руках Тэйна. Несмотря на синяки и усталость, её черты — удивительно красивые.

Высокие скулы. Полные губы. Упрямый изгиб подбородка даже во сне.

Каким ужасам её подвергли, если одно слово «осмотр» заставило её бежать, будто спасаясь от казни? Эта мысль вызывает странное ощущение в груди. Что-то вроде… защитного импульса. Или, возможно, всего лишь профессиональная тревога о пациенте.

Да уж. Отличная шутка.

Да, я боевой медик. И я люблю лечить так же сильно, как… причинять вред. Скальпель хирурга и лезвие убийцы — инструменты одной природы, просто с разными целями.

Но это… это другое.

Я распахиваю двери клиники и держу их, пока Тэйн вносит омегу внутрь. Резкий запах средств дезинфекции и гул аппаратов встречают нас — знакомый фон, которому под стать тот пульсирующий в моих венах адреналин.

— Сюда, — указываю на свободную койку.

Тэйн кладёт её на постель с такой осторожностью, будто она может рассыпаться от одного неправильного движения. Её волосы рассыпаются тёмным пятном на белой подушке.

Я снимаю кожаные перчатки и надеваю новые — медицинские. Латекс ложится, как вторая кожа. Наклоняюсь над ней, начинаю осмотр — движения точные, отработанные.

Пульс слишком нерегулярный. Кожа липкая и холодная. Я оттягиваю веки — зрачки реагируют вяло.

— Тяжёлое истощение, — подтверждаю я, скорее себе, чем Тэйну. — И обезвоживание. Тело отключается.

Тэйн стоит рядом, молча, как стражник. Я почти физически чувствую его взгляд — вопросы, висящие в воздухе.

Я хватаю набор для капельницы, разрываю упаковку. Найти вену — кошмар. Они спавшиеся, тонкие, упрямые. Я ругаюсь сквозь зубы, капля пота стекает по виску, когда наконец удаётся ввести иглу.

Когда прозрачная жидкость начинает капать в её вены, я отступаю на шаг — впервые позволяя себе просто посмотреть на неё.

Она слишком бледная. Кожа почти прозрачная, как будто её годами держали вдали от солнца. Лицо острое, истощённое. Последствия голода читаются по каждой линии её тела.

— Что с ней? — голос Тэйна низкий, с оттенком эмоции, которую я не сразу могу определить.

Беспокойство?

Гнев?

Или что-то ещё.

Я встречаю его взгляд, собственное выражение лица мрачное.

— Пренебрежение. Издевательства. Выбирай любое, — произношу я. Слова горчат на языке. — Её морили голодом, Тэйн. Месяцами, судя по всему. И, как видно по синякам и следам, избивали.

— Они сказали, что она напала на охранника, — выдыхает он сквозь зубы.

— Возможно, так и было, — признаю. Я легко могу представить это, даже после столь короткого общения с ней. — И готов поспорить, что ублюдок это заслужил. Но это не объясняет, почему её держали голодной.

Челюсть Тэйна сжимается, под загорелой кожей дёргается мышца.

— Может, это из-за дороги? Слуги сказали, что она отказалась есть то, что ей принесли прошлой ночью.

Я качаю головой, пальцы сжимаются на краю койки.

— Нет. Такой уровень истощения не появляется за одну ночь. Это результат длительного, систематического лишения питания.

Наши взгляды встречаются — и между нами проскальзывает молчаливое понимание.

Центр.

Они ответственны за это. За то, что прислали нам омегу на грани голодной смерти, избитую, поломанную, и, я готов поставить всё, — в каждом возможном варианте.

Гнев вспыхивает во мне, горячий и яростный, и я вижу его отражение в глазах Тэйна.

Но сейчас не время для расплаты.

Я заставляю себя сосредоточиться — на её ровном, но слабом дыхании под тонкой тканью платья. Ей нужна медицинская помощь. И я её предоставлю.

Я обхожу койку, прикрепляя липкие электроды для мониторинга сердца. Пульс всё ещё слабый, рваный. Пока работаю, замечаю: синяки — не только на лице. Всё её тело — карта, следов, крошечных и старых шрамов. Но худшее — большой ожоговый рубец на левом плече, чуть выше выпирающей ключицы.

Вид этого рубца на секунду перехватывает мне дыхание. Тэйн тоже замечает — подходит ближе, глаза сужаются.

Когда я слышу низкое рычание из его груди, понимаю: он увидел то же, что и я.

Мы оба молчим. Но мысли — одинаковые.

Что это? Кто сделал ей такое?

Ответов не будет, пока Айви не проснётся… если вообще захочет рассказать правду. Но я уже могу предположить — и это наполняет меня таким яростным бешенством, что я вынужден отталкивать мысли, чтобы продолжать работать.

Пока прикрепляю электроды, я аккуратно держу одеяло, чтобы сохранить её приватность насколько возможно. И всё же… тот единственный знак, которого я не нахожу — её метка омеги.

Если только…

Метка не скрыта под ожогом.

Нет. Не сейчас.

Я должен держать себя в руках, а не впадать в слепую ярость от чужого преступления.

Я двигаюсь механически точно — шприц, ампула питательного раствора, трубки. Действия привычные, почти успокаивающие — на мгновение отодвигают бурю внутри.

Пока я наполняю шприц, голос Тэйна прорывает тишину:

— Что ты собираешься делать?

Я поднимаю взгляд, встречая его глаза над не двигающейся омегой.

— Для начала — укол с витаминами и нутриентами. Это стабилизирует её в ближайшее время. — Я выгоняю пузырёк воздуха, наблюдая, как капля раствора проступает на кончике иглы. — Я уже поставил ей капельницу, чтобы вывести её из обезвоживания.

Тэйн кивает, но складка между его бровей не исчезает.