Они готовы к войне. И это то, что мы умеем лучше всего.

Но сейчас — не время.

— Мы будем, — говорю я твёрдо. — Но прямо сейчас, защищая её, мы должны… ничего не делать.

На лицах вспыхивают возмущение и протест.

Я их понимаю. Боже, как же я понимаю.

Каждый нерв в моём теле хочет ворваться в это чёртово место, сжечь его дотла, разнести стены, вытащить каждого омегу и забрать всё дерьмо, в которое превратили их жизни.

Но.

— Послушайте, — выдавливаю я, удерживая собственную ярость в клетке. — Айви всё ещё без сознания. Она травмирована. Ей нужны мы, здесь. А не стая идиотов, что ломится за местью.

Виски открывает рот, но я косо смотрю — он замолкает.

— Если мы ворвёмся туда сейчас, — продолжаю я, — они уничтожат доказательства. Замажут всё. Выставят нас психами-альфами, слетевшими с катушек.

Понимание медленно проникает в их взгляды.

— Нам нужно быть умными, — говорю я. — Собрать доказательства. Узнать имена. Найти тех, кто отдавал приказы. И когда придёт время — мы их уничтожим. Дотла.

Чума кивает.

Валек — едва заметная тень одобрения.

Призрак рычит, но не возражает.

— Так когда ты её разбудишь? — спрашивает Виски, переводя взгляд на Чуму. — Нам нужно поговорить с ней.

Чума смотрит на меня через золотые линзы.

— Собственно… именно это я и хотел обсудить. Пора выводить её из комы.

Моё сердце пропускает удар от его слов — во мне поднимается странная смесь предвкушения и сомнений. Больше всего на свете я хочу увидеть Айви проснувшейся, услышать её голос, убедиться, что она действительно идёт на поправку. Но я понимаю: пробуждение — это только начало. Первый шаг в долгом и тяжёлом пути, который ей ещё предстоит пройти.

— Ты уверен, что она готова? — спрашиваю я. — Она… пережила слишком много.

Чума кивает уверенно:

— Готова. Её показатели стабильны. Дальше держать под наркозом — вредно.

Я долго молчу. Он лучший медик, которого я знаю. Если он уверен — значит так и есть.

— Ладно, — говорю я наконец. — Делаем. Но нам нужно быть готовыми. Она проснётся испуганной. Сбитой с толку. Возможно — агрессивной. Нам нужно дать ей время. Пространство. И ни в коем случае — не давить.

Они соглашаются.

Но я знаю: ничего лёгкого нас не ждёт.

Как может быть легко… когда ягнёнка бросают в логово волков?

АЙВИ

Я резко распахиваю глаза. Сердце бьётся в горле, дыхание рваное. Я сажусь, уже почти захлёбываясь паникой. Незнакомые стены. Стерильный запах дезинфекции. Провода и трубки, тянущиеся от моего тела…

Где я?

Последнее, что я помню: бег. Судорожная попытка вырваться от Чумы. И как я рухнула прямо в объятия Тэйна, когда мир провалился в темноту.

Лёгкое касание на плече заставляет меня дёрнуться. Я оборачиваюсь — и вижу Чуму. Он стоит рядом с кроватью: пугающий, но почему-то и странно… успокаивающий.

— Тише, Айви. Ты в безопасности, — его голос мягко вибрирует через маску, низкий, ровный. — Мне бы не хотелось снова тебя седатировать. Но я не могу позволить тебе так заводиться. Просто расслабься.

Я смотрю на него настороженно. Все мышцы напряжены, готовые в любой момент сорваться с места. Но в его голосе есть что-то… другое. Спокойная уверенность, ровность, которая сбивает меня с толку. Медленно, очень неохотно, я снова опускаюсь на подушки. Не спуская с него взгляда.

Чума кивает — как будто удовлетворён моей покорностью. Он начинает задавать вопросы. Голос у него спокойный, мягкий, но с твёрдой внутренней гранью:

— Ты знаешь, где находишься, Айви?

Я осматриваю комнату: медоборудование, светлые стены, идеальная стерильность. Клиника. Очевидно. Но дальше — пустота. Я качаю головой, не доверяя своему голосу.

Он тихо хмыкает, берет меня за подбородок и поднимает лицо. Вспышка света режет глаза; я моргаю, но заставляю себя не дёргаться. Его движения точные, почти ласково-аккуратные, рука лёгкая, без тени грубости.

— Ты в моей клинике, — говорит он, снимая кожаную перчатку и натягивая тонкую голубую. — Здесь ты полностью в безопасности. Мне просто нужно убедиться, что всё в порядке.

Когда его ладонь поднимается к моему горлу, я резко вздрагиваю.

Он замирает в полудвижении.

— Всего секундный осмотр. Ничего большего. Обещаю.

Он ждёт — как будто даёт мне шанс отказаться. Я не отвечаю. Тогда он осторожно касается моего горла. Пульс? Лимфоузлы? Его пальцы движутся быстро, безболезненно. Он переходит к моим запястьям.

Пока он работает, мысли рвутся одна за другой.

Почему я здесь? Что случилось после того, как я отключилась? И главное — что Чуме от меня нужно?

Я так долго бежала. Пряталась. Сражалась против системы, которая ломает и жрёт таких омег, как я. И вот — я снова чья-то добыча. Чья-то милость.

Он прикладывает стетоскоп к моей груди, слушает дыхание, заставляет глубоко вдохнуть несколько раз. Потом заглядывает в уши. В горло. Даже в нос. Это унизительнее, чем я готова признать.

Наконец он отступает на шаг.

— Жизненные показатели в норме. Последствий от седатива не наблюдается, — бормочет он скорее себе. — Но тебе нужно восстановиться и набрать силы.

Я сверлю его взглядом, сжав зубы так, что болит челюсть. Как я могу доверять ему? Им? После всего, что со мной сделали?

— Ты была в медикаментозной коме, — спокойно продолжает Чума. — Твоё тело было истощено от голода и тяжело обезвожено. Мне пришлось дать тебе время на восстановление.

Слова медленно проваливаются внутрь. И вместе с ними — злость. Они отключили меня. Лишили контроля. Снова. Прямо как в Центре. Я открываю рот — потребовать объяснений, выругаться, кричать — но он поднимает ладонь.

— Я понимаю, что ты злишься, Айви. Но здесь тебе никто не причинит вреда. Ты, конечно, не сорвала джекпот, став омегой Призрачных Альф, но это всё равно куда лучше, чем Центр Перевоспитания.

Меня тут же пробирает дрожь. Воспоминания накатывают: холодные стены, ледяные руки персонала. «Обучение». Наказания. Запах крови и хлора. Живой ужас под кожей. Любое место лучше Центра.

Но это не делает их… нормальными. Это всё равно альфы. А альфы хотят от таких, как я, только для одного.

Я пытаюсь подняться — сбросить ноги с кровати, встать. Но тело меня предаёт. Резкая волна тошнотворного кружения; ноги словно ватные, чужие. Дыхание сбивается.

Паника поднимается мгновенно:

Что они со мной сделали?

Чума оказывается рядом ещё до того, как я успеваю осознать движение. Его руки крепкие, но удивительно мягкие, и он укладывает меня обратно.

— Тише, Айви. Ты ещё очень слаба. Нужно время, чтобы восстановиться.

Я хочу оттолкнуть его. Укусить. Убежать. Но куда? Центр найдёт меня за сутки. А отсюда… может быть шанс выбраться позже.

Я падаю обратно на подушки. Голова гудит, мысли мечутся. Чума, кажется, чувствует моё напряжение — или просто видит его как на ладони.

— Седатив будет выходить ещё какое-то время, — тихо говорит он. — Тебе нужно быть аккуратнее. Не рвать тело на части.

Он наклоняет голову, изучая меня спокойно, почти мягко.

— Ты хочешь пить?

Я колеблюсь. Горло сухое, как наждачка. Но страх — сильнее. Медленно, едва заметно киваю, не отводя взгляда от его рук.

Он медленно тянется к стакану — и замирает, замечая моё напряжение. С лёгким, усталым вздохом он поднимает руку к лицу и начинает снимать маску. Воздух выходит тихим шипением. Я вздрагиваю.

Когда маска опускается, я замираю. Он… красив. Не просто «симпатичный», не просто «приятный». Красивый так, что в груди что-то пульсирует. Высокие скулы. Резкая линия челюсти. Глаза — будто скальпель: режущие, внимательные. Чёрные волосы длиннее, чем у Тэйна — мягкими волнами падают на плечи, обрамляя лицо, которое одновременно элегантное и хищное. И я смотрю на него, не в силах отвести взгляд.