Ари никогда не слышал о них ни слова и ни разу не задавался вопросом, что это за люди. Родня вычеркнула мать, мать вычеркнула родню. И всё. Правда, было непонятно, почему один из них при таком раскладе оставил матери имение. Но, может, пожалел. А может, сделал это назло другим родственникам – бывает и такое.

Затем я начал вспоминать семейную линию отца, и там всё оказалось не лучше. Выяснилось, что дед по отцовской линии тоже был изгнан из семьи. За что – неизвестно. В памяти не было и намёка на причину. Он остался дворянином без двора, без земли и без копейки – с одной фамилией. Соответственно, отец Ари вырос в почти нищей семье с древней дворянской фамилией, которая ничего не давала. А потом ещё и женился на девушке, от которой её семья из‑за этой женитьбы отказалась. Картина вырисовывалась, честно говоря, не самая радужная.

Выходило, что родители Ари, по сути, заложили начало новой ветви рода Оливаров, да ещё и в таком месте, где никого из родни нет. И несколько лет они жили неплохо, даже хорошо. Пока Бильдорн не пустил их жизнь под откос, забрав воду.

Но теперь мне стало понятно, почему родители так спокойно относятся к нашему нынешнему практически бедственному положению. Потому что им есть с чем сравнивать. Они знали времена, когда всё было ещё хуже. Для них потеря достатка, после выходки Бильдорна, не катастрофа, а просто очередной поворот судьбы. Но у меня на этот счёт было иное мнение, я собирался бороться.

И ещё мне казался очень странным тот момент, что память как бы намекала, что Оливары – древняя, уважаемая фамилия, но при этом она упрямо не давала ни одной детали: ни чем род был прославлен, ни кем, ни когда. Вообще никакой информации об этом. Ноль. Пустота. Удивительно, но настоящий Ари почему‑то почти двадцать лет прожил, так и не заинтересовавшись собственными корнями. Поразительная нелюбознательность.

Я подумал о том, что было бы неплохо когда‑нибудь докопаться до условно своих корней. Узнать, что за предки были у Ари по линии отца и матери. И чем всё‑таки знаменита древняя фамилия Оливаров. Не сегодня или завтра, не в ближайшие дни, но когда‑нибудь обязательно стоило к этому вернуться.

А пока что от долгих попыток вытянуть из памяти то, чего там почти не было, голова начала ныть. Я откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Боль пульсировала ровно, будто кто‑то стучал по черепу изнутри. Однозначно перегруз. Я попытался выбросить из головы вообще все мысли, но вместо этого, пришла ещё одна: а если попробовать всё же залезть в память к Ферону? Не сейчас, конечно, а потом, дома, в тишине. Вдруг получится?

Деньги Ферона сильно помогли бы. И если они где‑то существуют – а они должны существовать – найти их нужно. А если память не откроется… тогда придётся искать другой путь. Человек уровня Ферона не уходит в небытие без следа. Зацепки должны быть.

Я вспомнил Филимона‑Чубаку. Он называл себя другом Ферона. Может, он знает хоть что‑нибудь? Только вот как искать оборотня, который меняет облики как перчатки? И где его искать? Кроме того, что его зовут Дрок, у меня не было никаких зацепок. Память Ферона казалась более надёжным вариантом. Нужно было искать способ её вскрыть.

Он этих раздумий головная боль усиливалась – будто Ферон сам не хотел, чтобы я о нём думал. Глупость это, конечно. Просто перенапряжение. Когда память сама даёт информацию – всё нормально. А когда её выдавливаешь силой, организм отвечает мигренью. Я выдохнул и заставил себя не думать вообще о чём‑либо. Получалось плохо. Но к счастью экипаж уже подъезжал к нашей усадьбе.

Войдя в дом, я сразу же поднялся к себе и лёг на кровать прямо в одежде. Хотелось просто полежать, а уж если получится – вздремнуть часок. Но я так и не понял, заснул я или просто отключился на мгновение, когда услышал стук в дверь. Я поднялся, подошёл к двери, открыл – на пороге стояла Нола.

– Господин, – негромко произнесла она, – к вам прибыл посыльный с письмом.

– От кого прибыл? – уточнил я. – И где письмо?

– Я не знаю, от кого, господин, – ответила служанка. – Посыльный не сказал. Но сказал, что письмо секретное, и отдаст он его только лично вам.

Я еле сдержался, чтобы грязно не выругаться, но по моему выражению лица Нола и так поняла, что я недоволен. Она смущённо улыбнулась, развела руками, словно говоря, что её вины в происходящем точно нет, и спросила:

– Что передать посыльному, господин?

– Ничего не передавай, я сейчас выйду, – ответил я и пошёл разбираться.

Я вышел из дома и направился к воротам. Подойдя к ним, заметил, что у самих ворот никого нет, но чуть в стороне, метрах в двадцати, стоял человек в длинном плаще. Он надвинул капюшон этого плаща так низко, что лица не было видно вовсе. Рядом с ним спокойно переступала с ноги на ногу осёдланная лошадь. Выглядело это подозрительно. И странно. Поэтому я на всякий случай поставил защиту.

Сначала создал вокруг тела слой уплотнённого воздуха – привычный щит от физического урона. Плотный, как невидимая вторая кожа, он должен был брать на себя удар клинка или стрелы, не давая им войти в тело глубже царапины. Помимо этого, простейшим заклятием усилил суставы и кости – если придётся принимать удар, лишняя прочность не помешает. И для полной уверенности прикрутил ещё стандартную защиту от прямого магического удара – простую, но быструю, чтобы хотя бы сгладить первую атаку, если она последует. Когда ощущения в теле подтвердили, что защита встала, я окликнул незнакомца:

– Эй! Если ты принёс мне письмо, давай его сюда.

Незнакомец в плаще медленно подошёл, не откидывая капюшона, остановился на расстоянии нескольких шагов от меня и негромко сказал:

– Давай немного отойдём, мне нужно поговорить с тобой наедине.

Голос показался мне знакомым. Очень знакомым. Но лицо оставалось в тени, и поэтому я пока не мог понять, кто передо мной.

– Слушай, – сказал я спокойно, – меня позвали за письмом, а не на беседу. Так что давай письмо – и я пошёл.

– Нет никакого письма, – ответил незнакомец. – Мне просто надо было как‑то вытащить тебя на разговор.

– Ты кто, вообще, такой? – спросил я.

Человек в плаще поднял руку, чуть откинул капюшон, и я увидел знакомое лицо. Передо мной стоял капитан Вирис – командир отряда имперских гвардейцев, что несли службу при разломе у Бильдорна.

– Я здесь тайно, – пояснил капитан. – Давай всё‑таки отойдём немного. И не волнуйся, я один и зла тебе не желаю.

– Да я, вообще‑то, не волнуюсь, – сказал я. – Просто как‑то это всё странно выглядит. Да и отходить необязательно: на воротах у нас охранника нет. Никто не услышит.

– Мне так спокойнее.

– Ну ладно, пошли.

Мы отошли от ворот на несколько десятков шагов и как только остановились, капитан, не поднимая капюшона, сразу же перешёл к делу и сказал:

– Меня переводят на другое место службы.

– И какое отношение это имеет ко мне? – спросил я.

– Сам перевод – никакого, – признал капитан. – Но перед отъездом я хочу кое‑что тебе рассказать.

– Зачем?

– Расскажу – поймёшь.

– Хорошо, я тебя внимательно слушаю.

– Когда приезжал господин Тарксин из столицы с проверкой, барон пытался убедить его, что ты действовал заодно с известным преступником Аркасом Зорноком по прозвищу Змей. И что именно ты содействовал побегу Змея после дежурства у разлома.

– Какому ещё побегу? – удивился я. – Бильдорн сам отпустил Аркаса.

Капитан тихо усмехнулся и сказал:

– Ты плохо знаешь барона. Я не понимаю, зачем он устроил всё это представление и чего он хотел этим добиться – может, сына хотел проучить и повоспитывать. Но экипаж со Змеем охрана барона догнала и остановила почти сразу. Только вот самого Змея в экипаже не было.

– А куда он делся? – спросил я.

– А кто его знает? – ответил Вирис. – Не просто так же ему такое прозвище дали – ускользнул.

Я невольно вспомнил Аркаса на дежурстве: измождённый, в рванье, но при этом двигающийся так, будто разломные твари были для него обычной тренировкой. Он уходил от ударов легко и быстро, изящно скользил между лапами и пастями и в тот момент и правда казался змеёй – вёрткий, быстрый, скользкий. Такой, что хрен поймаешь. Прозвище «Змей» подходило ему идеально.