И так же, как в случае с сердцем зелёного чудища, я физически ощутил силу, исходящую из этого сердца. Она давила на ладонь, стремилась проникнуть под кожу, просилась внутрь. И я её впустил, даже не вытаскивая сердце из туши, даже не отдавая себе в этом отчёта. Просто сжал его, и сила хлынула в меня потоком. Словно это и было целью всего боя – не победить, не защитить товарищей, а получить новую силу и забрать её себе.

И меня накрыло заново. Если поглощение силы зелёного монстра было похоже на погружение в кипяток, то теперь меня швырнули в жерло вулкана. Жар хлынул от руки вверх по телу, мгновенно охватив каждую клетку. Кости загудели, словно по ним пропустили электрический ток. Мышцы свело судорогой, а потом начало распирать изнутри. Казалось, они вот‑вот лопнут от переполнявшей их энергии.

В глазах потемнело, звуки исчезли, остался только гул – низкий, вибрирующий, заполняющий всё пространство. А потом и он пропал, и осталась только пульсация: мощная, ритмичная, бьющая изнутри, словно у меня в груди завелось второе сердце. Ноги подкосились, и я упал. Сначала на колени, а потом завалился на бок и перекатился на спину. Висящий над платформой замок поплыл и раздвоился.

– Хорошо! – громко и отчётливо произнёс голос Хранта.

«Да просто охрененно», – подумал я с откровенным сарказмом.

Ещё какое‑то время меня штормило, волны жара накатывали одна за другой, тело то сводило судорогой, то отпускало, а потом всё резко, почти мгновенно прошло. Жар схлынул, судороги прекратились, зрение прояснилось. Я лежал на спине, на досках настила, и смотрел в основание замка барона Фрельгоса.

Тело ощущалось чужим: слишком тяжёлым, слишком плотным, слишком… большим. Я чувствовал каждую мышцу, они были налиты силой до предела, как туго натянутые канаты. Кожа там, где я мог её ощутить, казалась твёрдой, металлической. И было в теле что‑то ещё, что‑то новое, чему я не мог подобрать названия. Какая‑то дополнительная плотность, дополнительный вес.

В голове возникли разные не очень приятные мысли. Превратился ли я во что‑то или в кого‑то? Или это теперь Хрант командует телом, а я просто пассажир?

Я медленно поднял правую руку и поднёс к глазам. Рука была чужой. Серая, с отчётливым стальным отливом, с выступающими венами, которые темнели под кожей, как прожилки в мраморе. Мышцы предплечья выглядели так, словно под кожу запихнули стальные тросы. Пальцы стали толще, длиннее, когти чёрные, длинные и острые как лезвия. Но рука слушалась. Я сжал кулак, и пальцы послушно согнулись. Разжал – распрямились. Пошевелил каждым пальцем по отдельности, все работали.

И тело я ощущал, всё целиком, от макушки до пальцев на ногах. И себя в этом теле ощущал. Не Хранта, не кого‑то чужого, а себя. Значит, контроль над телом пока ещё оставался за мной, несмотря на то, что само тело изменилось до неузнаваемости. И признаться, меня это не особо радовало. Это было здорово в бою с разломной тварью, но вот как с таким жить дальше, в обычной жизни? Очень хотелось верить в то, что всё это временно и постепенно вернётся в норму.

А вот самочувствие могло остаться таким и подольше. Здесь я не возражал, так как чувствовал я себя просто великолепно. Никакой боли, никакой усталости, никаких последствий боя. Только сила, бурлящая внутри, и странное ощущение, что я могу всё.

Надо мной возникло лицо капитана. Он смотрел на меня, и в его глазах было что‑то среднее между удивлением и страхом.

– Как ты? – спросил он осторожно.

– Нормально, – ответил я, и тут же меня словно током прошибло: – Лира!

Я вскочил на ноги, да так резко, что капитан отшатнулся, и бросился к тому месту, где лежала Лира. Подбежал, быстро осмотрел. Зрелище было нерадостным: неподвижная, страшно бледная Лира лежала в большой луже крови и, казалось, даже не дышала.

Опустившись рядом с ней на колени, я осторожно просунул пальцы Лире под челюсть, нащупывая сонную артерию. Серая стальная кожа на подушечках пальцев всё ещё сохраняла чувствительность, и я ощутил слабое, едва заметное биение. Пульс был. Значит, жива.

Я внимательно осмотрел рану. И при виде её у меня внутри что‑то сжалось, даже несмотря на всю мою эйфорию и ощущение всемогущества. Весь левый бок Лиры был располосован. Когти каменного медведя оставили глубокие рваные борозды, обнажившие мышцы и даже рёбра. Кровь всё ещё сочилась из раны, хотя уже не так обильно, как раньше.

Но не это было самым паршивым, а то, что время от времени на краях раны вспыхивали маленькие огоньки. Крошечные, едва заметные оранжевые всполохи с красными искрами на мгновение загорались и тут же гасли. Они пробегали по рваным краям плоти, уходили вглубь раны и появлялись снова, словно под кожей Лиры тлели невидимые угли.

Магическое заражение. Такое же, как было у моего брата, после стычки с разломной тварью. Только у Эрлонта оно было на ноге, а тут охватило весь бок и, судя по расположению раны, частично брюшную полость. Крайне поганый вариант. Я осторожно погладил Лиру по лицу, кожа у неё была холодной и влажной.

– Всё будет хорошо, – сказал я не столько ей, сколько себе.

И вдруг она открыла глаза. Мутный, затуманенный болью взгляд скользнул по моему лицу. Лира попыталась улыбнуться: её губы дрогнули, но улыбка вышла больше похожей на гримасу.

– Ари… ты… ты в детстве был… хорошим мальчишкой… – прошептала Лира слабым, хриплым голосом, и было видно, что каждое слово даётся ей с большим усилием. – И стал хорошим мужчиной и бойцом. Для меня было… честью, драться с тобой в паре…

– Прекрати! – грубо оборвал я её. – Слышишь? Не смей говорить обо всём этом в прошедшем времени. У нас ещё всё впереди!

Лира снова попыталась улыбнуться. На этот раз улыбка вышла чуть живее, хотя глаза уже начинали закатываться.

– Прощай, Ари… – прошептала она и снова потеряла сознание.

Голова моей напарницы безвольно откинулась набок, рука, которой она пыталась дотянуться до меня, упала на окровавленные доски. Я застыл на мгновение, в груди стало холодно и пусто, даже несмотря на весь жар и силу, что бурлили во мне.

– Какое, на хрен, «прощай»? – процедил я сквозь зубы. – Мы ещё с тобой не одну тварь порвём.

Я подхватил Лиру на руки и поднялся. Она сейчас была для меня лёгкой как пушинка.

– Тащи её скорее к лекарям, – сказал, подошедший к нам капитан. – Дальше мы уже сами справимся.

Я кивнул и бросился к берегу на какой‑то запредельной скорости. Ноги сами несли меня, почти не касаясь настила, каждый шаг‑прыжок покрывал метра два‑три. На бегу отметил, что бой уже почти закончился: гвардейцы добивали последних зелёных тварей.

Шатры лекарей я заметил ещё издали – три большие серые палатки, установленные на безопасном расстоянии от берега. Возле них суетились люди в характерных белых плащах. А перед шатрами, прямо под открытым небом, стояли несколько столов, что‑то вроде полевых операционных. На одном из них лежал крестьянин, над которым склонились двое лекарей, остальные были свободны.

Я подбежал к ближайшему пустому столу и осторожно положил на него Лиру. Тут же к нам подскочили двое лекарей: сухой, жилистый старик лет шестидесяти с седой бородой клинышком и внимательными светлыми глазами и круглолицый парень, может, чуть старше меня, с рыжими взъерошенными волосами.

Старик одним взглядом оценил состояние Лиры и тут же положил ладони ей на грудь. Его руки засветились мягким голубоватым светом: сначала тускло, потом всё ярче. Свечение потекло от ладоней к телу девушки, обволакивая её, проникая внутрь. Я видел, как свет концентрируется вокруг раны на боку, как он пульсирует в такт слабому сердцебиению, поддерживая его, не давая угаснуть.

Молодой тем временем торопливо рылся в кожаной сумке, висящей у него на боку. Вытащил из неё небольшой пузырёк с мутноватой жидкостью, выдернул пробку зубами, приподнял голову Лиры и влил содержимое ей в рот. Потом осторожно помассировал горло, помогая проглотить.

– Держи поток! – бросил старик молодому, не отрывая рук от груди Лиры. – Я займусь раной.