— Не торопитесь, мистер Холлер. На вашем месте я бы вышла сейчас, пока есть такая возможность.

— Да, Ваша Честь.

Я открыл дверь и вышел.

В воскресенье команда Люсинды Санс, теперь уже с неохотно включённым в её состав Фрэнком Сильвером, собралась без самой клиентки в учебном зале суда Юго‑Западной юридической школы. Как выпускнику и мелкому спонсору с положительной репутацией — особенно после дела Очоа — мне был открыт доступ к помещениям школы, когда они не использовались. Мы устроились в небольшом зале суда с судейской скамьёй, местом для свидетелей и небольшой галереей. Понедельник должен был стать днём, когда мы либо выиграем, либо проиграем наше ходатайство о снятии обвинения, и я хотел, чтобы все, кто мог репетировать, репетировали.

Результаты анализа ДНК из «Аплайд Форендикс», которых мы ждали в пятницу, пришли с опозданием, и последние два дня я работал над списком свидетелей, словно бейсбольный менеджер над списком отбивающих на первый матч Мировой серии. Мне нужно было решить, кто выйдет на биту с подставой, кто сможет украсть базу, а кто — «зачистить» и снести всё на своём пути. Мне нужно было предугадать, какие подачи соперник приготовит моим отбивающим, и как лучше их к этому подготовить.

Маршалы доставили мазок ДНК Люсинды Санс в лабораторию только в четверг днём, и то лишь после того, как я вернулся в здание суда, уговорил всё ещё сердитого Джана Брауна и попросил судью подстегнуть маршалов.

С учётом этой задержки «Аплайд Форендикс» могла гарантировать нам результаты только к полудню понедельника. Мне пришлось назначать свидетелей и проводить репетиции, исходя из предположения, что к моменту допроса у меня будут эти результаты, и они оправдают мою клиентку.

Первым «на биту» должен был выйти Гарри Босх. Выбора особого не было — разве что Хейден Моррис за пять дней основательно изучил данные с вышек сотовой связи и решил вовсе отказаться от перекрёстного допроса. Но это казалось маловероятным. В крайнем случае Моррис попытается ударить по достоверности Босха. Босх был стар, давно не играл в этой лиге. За плечами — многолетний опыт расследования убийств, но он никогда раньше не использовал геозонирование — термин, который я узнал от Бритты Шут, — в расследованиях. Это делало его уязвимым для атаки, и я должен был признать: на месте обвинителя поступил бы точно так же. Значит, надо было убедиться, что к утру понедельника Босх будет готов к любому варианту.

Я надеялся, что перекрёстный допрос Босха займёт всё утро, и к тому времени, как придёт пора вызывать следующего свидетеля, у меня на руках будут результаты из прикладной криминалистики. Если Моррис управится раньше, мне придётся вмешаться с повторным допросом Босха и растянуть его до обеденного перерыва, а может, и до конца дня.

После того как Босх закончит давать показания, на его место выйдет Фрэнк Сильвер. Он представит судье доказательство: образец для анализа следов пороха, взятый с рук Люсинды Санс, был обнаружен в лаборатории Ван-Найса в идеальном состоянии спустя пять лет после поступления. Затем я вызову Шами Арсланян, а после нее – лаборантку, проводившую сравнение ДНК. Хотя Стефани Сэнгер не входила в нашу команду, ее повторное появление в зале суда станет кульминацией. Никакая подготовка не могла предвидеть этот момент. Все зависело от меня, и я знал, что мои вопросы к Сэнгер должны максимально полно раскрыть основу дела судье. Я не ожидал, что Сэнгер даст развернутые показания; скорее, предполагал, что ее ответы будут краткими. Это был наш план на тот момент, но всегда возможны неожиданности. Цель заключалась в том, чтобы, опираясь на данные ДНК и краткие ответы Сэнгер, побудить судью вызвать агента ФБР Макайзека. Главная задача – получить от агента ФБР под присягой подтверждение сотрудничества Роберто Санса с его отделом. Если бы это удалось, я был уверен: Люсинда Санс будет оправдана.

В целом репетиция прошла удачно. Я усадил Циско Войцеховски на судейское место, чтобы создать ощущение чьего‑то пристального взгляда через плечо. Босх был хорош на месте свидетеля — за карьеру он провёл там сотни часов. Шами Арсланян, как всегда, была обаятельна и профессиональна. Дженнифер Аронсон, изображавшая Стефани Сэнгер, отвечала односложно и с сарказмом, но мне удалось отточить вопросы и нужные акценты. Единственной ложкой дёгтя оказался Сильвер, который упрямо преувеличивал свою значимость и юридическую проницательность, отвечая на первые вопросы. Это заставило меня пересмотреть подход к его допросу, даже когда он говорил правду.

Я чувствовал, что день прошёл плодотворно. В пять вечера мы закончили, и я повёл всех, даже Сильвера, на ранний ужин в винный зал ресторана «Муссо энд Фрэнк». В команде царила крепкая, почти семейная атмосфера, и мы подняли бокалы — кто с вином, кто с безалкогольным напитками — за Люсинду и пообещали сделать для неё завтра всё, что в наших силах.

Когда я припарковался в гараже под домом, было уже около восьми. Я собирался лечь пораньше, чтобы утром быть отдохнувшим и готовым ко всему. Закрыл гараж и медленно поднялся по лестнице. В трёх шагах от вершины увидел мужчину, сидевшего на одном из барных стульев в дальнем конце террасы. Он сидел ко мне спиной, закинув ноги на перила, будто просто отдыхал и смотрел на огни города. Не хватало только бутылки пива.

Он заговорил, не оборачиваясь:

— Я жду вас уже пару часов, — сказал он. — Думал, в воскресенье вечером вы будете дома.

Ключ от дома был у меня в руке. Дверь — прямо вверху лестницы. Я понимал, что могу добежать до ручки и открыть её, прежде чем он успеет до меня добраться. Но что‑то подсказывало: если бы целью было запугать меня или причинить вред, здесь был бы не один человек, лениво развалившийся на дальнем конце передней террасы. Я переложил связку ключей так, чтобы один ключ торчал между пальцами и мог стать оружием, если придётся ударить. Поднялся осторожно. Когда я приблизился, меня пронзило знакомое чувство: на нём была чёрная маска, закрывавшая всё лицо.

— Расслабьтесь, — сказал он. — Если бы я хотел вас прикончить, вы бы уже лежали.

Я заставил себя выдохнуть, сжал кулаки и подошёл ближе. Но не настолько, чтобы он мог до меня дотянуться.

— Тогда что с маской? — спросил я. — И кто вы, чёрт возьми, такой?

Он опустил ноги с перил на перекладину барного стула и повернулся ко мне.

— Я думал, вы умнее, Холлер, — сказал он. — Конечно, я не хочу, чтобы вы видели моё лицо.

Я вдруг понял, кто это.

— Неуловимый агент Макайзек, — произнёс я.

— Браво, — ответил он.

— Что‑то мне подсказывает, вы здесь не для того, чтобы обещать дать показания, — сказал я.

— Я здесь, чтобы сказать, что давать показания я не буду, и вы должны отказаться от своих попыток.

— У меня невиновная клиентка, и я уверен, вы можете помочь это доказать. Я не могу отказаться.

— Помочь вам что‑то доказать вовсе не обязательно означает, что я буду давать показания.

Я вгляделся в глаза за овальными прорезями маски, обдумывая его слова. Но прежде, чем я сформулировал следующий вопрос, он задал свой:

— Почему вы думаете, что я не могу давать показания? Почему федеральный прокурор готов вступить в конфликт с федеральным судьёй, если до этого дойдёт?

— Потому что Бюро будет смущено тем, что всплывёт в суде, — ответил я. — Ведь ФБР было готово отправить Люсинду Санс за решётку и оставить её там до конца срока несмотря на то, что действия их агента привели к смерти её бывшего мужа.

Макайзек рассмеялся. Смех прозвучал приглушённо из‑за маски, но я всё равно услышал его — и это меня разозлило.

— Вы собираетесь отрицать это даже здесь? — спросил я. — Сэнгер наблюдала за вашей встречей с Сансом. Через час он был мёртв, а Люсинда сделалась козлом отпущения. Тем временем Бюро — и вы — закрыли на происходящее глаза.

— Я хочу вам помочь, но вы ни черта не знаете о том, что произошло, — произнёс Макайзек.