Я на мгновение застыл, осмысливая её решение.

— Мистер Холлер, ваш свидетель здесь? — строго спросила судья.

— Да, Ваша Честь, — ответил я. — Заявитель вызывает доктора Шами Арсланян.

Я сел, ожидая, пока один из приставов выйдет в коридор за Арсланян. Почти сразу Люсинда схватила меня за руку.

— Что происходит? — прошептала она. — Что такое Дауберт?

— Это слушание внутри слушания, — сказал я. — Доктор Арсланян даст показания и покажет свою запись, чтобы судья могла решить, является ли она надёжной и полезной для вынесения решения. Здесь вступает в силу правило семьсот двадцать два: оно требует, чтобы экспертные свидетели подтвердили свою компетентность. Меня это не тревожит, Люсинда. Если бы перед нами были присяжные, я бы переживал, но решение принимает судья — так или иначе она увидит, что подготовила доктор Арсланян.

— Но она ведь может всё это вычеркнуть, если захочет?

— Может. Но помни: колокол нельзя «раззвонить» обратно. Слышали такую поговорку?

— Нет.

— Это значит, что даже если судья исключит всё из доказательств, она всё равно уже будет знать, что нашла доктор Арсланян. Так что просто посмотрим, что из этого выйдет, ладно?

— Ладно. Я доверяю вам, Микки.

Теперь мне предстояло сделать всё, чтобы её доверие не оказалось напрасным.

Доктор Арсланян вошла в зал суда, неся тонкий компьютерный кейс. Она поставила его на стул для свидетелей, подняла руку и поклялась говорить правду. Я уже сидел за кафедрой и держал рядом экземпляр Федеральных правил доказывания — том, раскрытый на странице с параметрами правила 702, регулирующего допустимость показаний экспертов. Я хотел быть готов к любым возражениям Морриса.

Как только Арсланян села, я начал прямой допрос.

— Доктор Арсланян, давайте начнём с вашего образования, — сказал я. — Не могли бы вы рассказать суду, какие дипломы вы получили и где?

— Разумеется, — ответила Арсланян. — У меня их несколько. Я получила степень магистра по химическому машиностроению в Массачусетском технологическом институте. Затем переехала в Нью‑Йорк и получила докторскую степень по криминологии в Колледже Джона Джея, где сейчас работаю доцентом.

— А как насчёт вашего бакалавриата?

— Их тоже два. Я окончила Гарвард со степенью бакалавра наук в области инженерии, а потом немного постаралась и получила степень бакалавра музыки в Колледже Беркли. Мне нравится петь.

Я улыбнулся. В тот момент мне хотелось, чтобы она давала показания перед присяжными. По опыту я знал, что они сейчас ели бы у неё из рук. Но судья Коэльо, проработавшая в суде почти тридцать лет, казалась гораздо менее впечатлённой. Я решил двигаться дальше.

— А как насчёт почётных степеней? — спросил я. — Есть ли у вас какие‑нибудь?

— Конечно, — ответила Арсланян. — Пока что три. Одна — от Университета Флориды — «Вперёд, аллигаторы!» — и ещё одна, по судебной экспертизе, от его соперника, Университета штата Флорида. Третью, также по судебной экспертизе, я получила в Фордемском университете в Нью‑Йорке.

Я перевернул страницу в блокноте и попросил судью утвердить Арсланян в качестве эксперта‑свидетеля в соответствии с правилом 702. Она так и сделала. К моему удивлению, Моррис не возразил.

— Хорошо, доктор Арсланян, — сказал я. — Для протокола: вы получаете оплату как эксперт‑свидетель по этому делу, верно?

— Да. Я беру фиксированную плату в три тысячи долларов за изучение материалов дела, — ответила она. — Больше, если требуется поездка. И больше, если нужно давать показания в суде о моих выводах.

— Как вы пришли к изучению доказательств по этому делу?

— Ну, вы меня наняли. Всё просто. Для изучения уже известных доказательств по делу.

— Я привлекал вас раньше?

— Да. Это шестой раз за шестнадцать лет, когда вы меня нанимаете.

— Каких этических стандартов вы придерживаетесь при рассмотрении дела?

— Всё просто: я оцениваю доказательства так, как вижу. Я изучаю дело и позволяю фактам вести меня за собой. Если я считаю, что доказательства указывают на виновность вашего клиента, я не буду давать показаний ни о чём, кроме этого.

— Вы сказали, что я нанимал вас шесть раз. Вы давали показания со стороны защиты во всех шести делах?

— Нет. В трёх случаях мой анализ привёл меня к выводу, что доказательства указывают на виновность вашего клиента. Я сообщила вам об этом — и на этом моё участие в делах заканчивалось.

Я перевернул страницу и посмотрел на судью, чтобы убедиться, что она слушает свидетеля. Не раз — по крайней мере в судах штата — я замечал, как судьи отвлекались во время показаний. Многие, получив мантию — по назначению или по выборам, — начинали считать, что обладают и полномочиями, и способностью заниматься несколькими делами одновременно. Они писали заключения или рассматривали ходатайства по другим процессам, параллельно председательствуя на моих. Однажды судья начал храпеть в микрофон прямо во время моего допроса свидетеля. Секретарю пришлось его будить.

Но с судьёй Коэльо всё было иначе. Она откинулась в кресле, развернулась и смотрела прямо на дававшую показания Арсланян. Я продолжил.

— И всё‑таки вы здесь, доктор Арсланян, — сказал я. — Можем ли мы считать, что ваши нынешние показания подтверждают вашу уверенность в том, что Люсинда Санс, возможно, невиновна в убийстве своего бывшего мужа?

— Для меня дело не в виновности или невиновности, — сказала Арсланян. — Для меня дело в экспертизе. Указывают ли доказательства на обвиняемую? Вот в чём вопрос. Изучив это дело, я пришла к отрицательному ответу.

— Не могли бы вы объяснить, как вы пришли к такому выводу?

— Могу не только объяснить, но и показать.

Я попросил у судьи разрешения, чтобы доктор проецировала изображения с цифровой реконструкции преступления на большой экран на стене напротив ложи присяжных. Моррис возразил, сославшись на пункт 702(с), который требует, чтобы экспертные показания основывались на «надёжных принципах и методах» судебной экспертизы. Это требование, по его словам, распространяется на любую реконструкцию преступления.

— Спасибо, господин Моррис, — сказала Коэльо. — Я позволю свидетелю завершить демонстрацию, а затем вынесу решение в соответствии с правилом 702.

Моррис сел, и я увидел, как он с досадой провёл ручкой по верхнему листу блокнота.

Арсланян подключила ноутбук к аудио‑ и видеосистеме зала суда, и вскоре на экране появилось оглавление различных версий её реконструкции.

— Итак, из материалов расследования нам известна версия произошедшего, изложенная штатом, — сказала она. — Я воссоздала картину преступления, исходя из установленных параметров: местоположения тела, траекторий пуль и показаний свидетелей. Взгляните.

На своём ноутбуке она запустила программу. Я наблюдал за судьёй и увидел, что её взгляд был прикован к изображению на стене.

Реконструкция начиналась с вида дома Люсинды Санс спереди — с фотографии, которую Арсланян сделала во время осмотра вместе с Босхом. Дверь открылась, и вышел мужской аватар — стандартная цифровая фигура. Дверь за ним закрылась, словно её захлопнула невидимая рука. Мужчина спустился по ступенькам крыльца, сошёл с каменной дорожки и стал медленно пересекать лужайку по диагонали. Входная дверь снова открылась, и появилась женская фигура с пистолетом в левой руке. Когда мужчина отошёл от дома, она подняла оружие в положение «изготовки», прицелилась и выстрелила. Мужчина был ранен: он мгновенно рухнул на колени, а затем лицом вниз на землю. Женщина выстрелила ещё раз, и эта пуля попала уже в лежащего мужчину.

Пули оставляли в воздухе красные трассирующие линии от пистолета до цели.

— Именно это изначально утверждали следователи и прокуроры, — сказала Арсланян.

— А возможно ли то, что они утверждают? — спросил я.

— В мире физики, насколько он мне известен, — нет, — ответила Арсланян.

— Поясните, пожалуйста, суду почему.