— Это ничего не доказывает, — резко сказал Моррис. — Это вздор. Судом манипулирует этот… этот великий мастер дыма. Ваша Честь, эти «доказательства» в любом случае недопустимы.

— Полагаю, это решит суд, мистер Моррис, — возразила судья. — И, возможно, вы объясните, в чём именно выражено манипулирование. Уверена, у мистера Холлера есть свидетели и документация по каждому этапу его действий за последние пять дней. Уверена, его криминалист, чьи показания суд уже слышал, готова заявить экспертное мнение о том, что тампон, которым вытирали кожу и одежду человека, неизбежно должен содержать следы его ДНК. Где, по‑вашему, здесь манипуляция?

— Ваша Честь, если я поставил под сомнение честность суда, приношу извинения, — поспешно сказал Моррис. — Я этого не имел в виду. Но история выглядит слишком натянутой. Это спекуляции адвоката, призванные отвлечь внимание суда от прямых доказательств виновности, которые всегда были очевидны.

— Если это спекуляции, — с заметным раздражением сказала Коэльо, — государственная лаборатория в состоянии — это выявить.

— Есть ещё одно небольшое осложнение, — сказал я.

Раздражение судьи обернулось ко мне.

— Какое ещё осложнение? — спросила она.

— Как я уже упомянул, на подложке обнаружены два уникальных профиля ДНК, — сказал я. — Один из них остаётся неустановленным. Второй принадлежит лаборанту, ранее работавшему в «Аплайд Форендикс».

Моррис всплеснул руками.

— Тогда вся эта история с треском разваливается, — сказал он. — Доказательства испорчены. Они недопустимы — без вариантов.

— Вариант есть, и решать его суду, — возразила Коэльо.

— Я бы не сказал, что всё «разваливается», — сказал я. — Доказательства были представлены в лабораторию для анализа следов пороха и обработаны лаборантом по соответствующему протоколу, а не по протоколу ДНК, тем более контактной ДНК. Пять лет назад крайне немногие лаборатории вообще имели отработанные процедуры по анализу контактной ДНК. Но, повторю, это и не было целью первоначального обращения адвоката Сильвера.

— Неважно, — отрезал Моррис. — Они загрязнены. Точка. Недопустимы, Ваша Честь.

Я посмотрел на судью. Все мои аргументы были адресованы ей, а не Моррису. Но я не хотел, чтобы она выносила решение прямо сейчас.

— Ваша Честь, — сказал я, — я хотел бы заявить устное ходатайство.

Моррис закатил глаза.

— Ну конечно, — процедил он.

— Мистер Моррис, мне надоел ваш сарказм, — обратилась к нему судья. — В чём суть вашего ходатайства, мистер Холлер?

Я наклонился вперёд, опершись ладонями о край стола, намеренно сократив расстояние, между нами, и мысленно вычеркнув Морриса из поля зрения. Это было между мной и Коэльо.

— Судья, если мы действительно стремимся к установлению истины, — сказал я, — если это по‑прежнему поиск правды, суд должен выдать распоряжение о сравнении неопознанной ДНК, обнаруженной на образце, с ДНК сержанта Сэнгер.

— Даже не думайте! — рявкнул Моррис. — Этого не будет. И это всё равно ничего не докажет. Ну и что, если там окажется ДНК Сэнгер? Она официально собирала эти доказательства.

— Это докажет подлог, — сказал я. — То, что она передала в лабораторию заведомо «грязные» образцы, которыми никогда не вытирали руки Люсинды Санс. Это будет доказательством невиновности Санс — и доказательством вины Сэнгер.

— Ваша Честь, — попытался возразить Моррис, — вы не можете…

— Остановлю вас, мистер Моррис, — перебила его судья. — Вот что мы сделаем. Я рассмотрю ходатайство мистера Холлера, а вместе с ним и вопрос о допустимости этих доказательств, после чего, посоветовавшись и проведя необходимый анализ, вынесу решение.

Я нахмурился. Мне хотелось, чтобы она приняла решение немедленно — по обоим вопросам. Судьи и присяжные в одном похожи: чем дольше они размышляют, тем меньше шансов у защиты.

— Сейчас мы прервёмся на обед и возобновим слушание в час дня, — продолжила Коэльо. — Мистер Холлер, подготовьте к этому времени следующего свидетеля.

— Ваша Честь, я не могу вызвать следующего свидетеля, — сказал я.

— Почему? — спросила она.

— Потому что я не буду знать, кого вызывать, пока не услышу ваши решения по этим вопросам, — ответил я. — Они определят мой дальнейший ход.

Коэльо кивнула.

— Хорошо, — сказала она. — Перенесём дневное заседание на два часа. К этому времени я вынесу решения по вашим ходатайствам.

— Благодарю, судья, — сказал я.

— Спасибо, Ваша Честь, — добавил Моррис.

— Вы свободны, господа, — сказала она. — У меня масса работы. Попросите Джана зайти за моим заказом на обед. Выйти из кабинета я не успею.

— Да, судья, — ответил я.

Мы с Моррисом одновременно поднялись и вышли. В коридоре я окликнул его, обращаясь к его спине:

— Не знаю, чем всё это кончится, — сказал я. — Но, чтобы я мог быть готов ко всему, пусть сержант Сэнгер будет здесь к двум.

— Это не моя забота, приятель, — бросил он через плечо. — Она ваш свидетель.

— И работает она на вас. И на ваши звонки отвечает. Либо вы позвоните — либо я скажу судье, что просил вас обеспечить её явку, а вы отказались сотрудничать. Объясните это уже ей.

— Ладно, — буркнул он.

У двери в зал суда он на секунду обернулся, осторожно взглянув на меня через плечо. Но я не стал прижимать его к стене, как прежде. И он не сказал ничего, что подтолкнуло бы меня к этому. Но этот миг неожиданно прояснил мне одну вещь.

Я перехватил его за руку, не давая открыть дверь.

— Что вы делаете? — спросил он. — Снова собираетесь на меня накинуться?

— Вы знали, — спокойно сказал я.

— О чём?

— О моей бывшей жене. Вы привели её сюда, чтобы всё замутить, чтобы выбить меня из равновесия, и сделали это, потому что знали о нашем браке.

— Понятия не имею, о чём вы, — ответил он. — Я не знал, что вы были женаты.

— Знали, — сказал я. — Знали. Ну что, кто у нас теперь «великий мастер дыма», Моррис?

Я убрал руку с двери. Он открыл её и вошёл, не ответив ни слова.

Команда Санс устроила затянувшийся рабочий обед в «Драго Чентро». Там я пересказал ход закрытого слушания и вместе с каждым по пунктам разобрал возможный финал дела — в зависимости от того, которое решение примет судья.

Если результаты лаборатории будут признаны допустимыми, стратегия была ясна: я выведу на трибуну Сильвера и Арсланян, чтобы выстроить хронологию и представить технические детали, а затем доведу дело до логического конца, вернув на свидетельское место Сэнгер и предъявив ей неопровержимое доказательство того, что образцы, с которыми она работала, никогда не соприкасались с руками Люсинды Санс.

Но если Коэльо признает результаты недопустимыми, у меня останется одна только Сэнгер — и почти ничего, чем можно было бы подпереть допрос. Агент Макайзек дал мне зацепку, но это была всего лишь наводка, тонкая нить. Сэнгер вполне могла отмахнуться от неё, как от назойливой мухи.

— Если бы вы делали ставки, как думаете, в какую сторону она склонится? — спросил в какой‑то момент Босх.

— Во‑первых, я бы не стал делать ставки, — ответил я. — Слишком много переменных. Всё зависит от того, решит ли она действовать строго по закону или, по совести. Что ей подсказывает правоприменительная практика — и что собственное ощущение справедливости.

— Чёрт, — сказал Циско. — Тогда вам нечем будет прижать Сэнгер. Игра закончена.

— Возможно, и нет, — возразил я. — Вчера вечером ко мне домой заходил один гость, агент Макайзек. Он сообщил, что никогда не будет давать показания по этому делу, и федеральный прокурор готов поддержать его и даже проигнорировать повестку федерального судьи. Но пришёл он не с пустыми руками. Он рассказал мне, почему Роберто Санс пошёл в Бюро и согласился надеть жучок. И в основе всего этого была Сэнгер…

Я пересказал то, что поведал мне Макайзек, и остаток обеда мы потратили на то, чтобы понять, как донести это до суда. Было ясно: всё сведётся к моему допросу Сэнгер — и к поиску того единственного момента, когда её можно будет поддеть. Сказать — легче, чем сделать.