— Итак, что там в Чино? — спросил Холлер.

— Синди опознала Сэнгер как ту, что проводила тест на следы пороха, — сказал Босх.

Холлер присвистнул. В трубке был слышен шум транспорта, и Босх догадался, что он в «Линкольне».

— Хорошо, — сказал Холлер. — Мы так и думали, но приятно зафиксировать это в протоколе.

— Вроде того, — заметил Босх. — Мне не дали комнату для адвоката. Пришлось показывать ей фотографии через стекло. Она не смогла подписать снимок, но за её спиной была камера. Есть видеозапись, если понадобится.

— Отлично. Что-нибудь ещё?

— Она нервничает. Особенно из-за Сэнгер. Боится.

— Ну, у нас шесть дней. Я бы сказал, пора действовать.

— Вызвать Сэнгер в суд?

— И её приятеля Митчелла.

— Да, им это не понравится.

— Это мягко сказано. Я также хочу, чтобы ты забрал флешку, которую «Эй-Ти-Энд-Ти» держат для нас.

— Разве это не станет раскрытием уже в ту минуту, как я её возьму?

— Технически нет, пока я не решу представить это в суде. Но если я подтолкну их этим накануне слушаний, они начнут кричать и добьются отсрочки у судьи.

— И что нам делать?

— Ты забираешь носитель, скачиваешь данные и распечатываешь весь файл. Там должно быть пара тысяч страниц, я полагаю. Потом мы отдаём им бумажную копию, а электронный файл с поиском оставляем у себя. Полагаю, они посмотрят на этот «стог сена» и решат, что мы просто заставляем их зря тратить время. И у них не будет разумных возражений, когда мы представим это как доказательство.

— Если представим это как доказательство.

— Это большое «если». У нас есть догадки насчёт того, что ты там найдёшь, но всё должно сложиться, иначе мы потеряем и время, и шанс нашего клиента на свободу.

— Ладно. Я займусь данными с мобильных телефонов, как только их получим.

— Дай знать, что найдёшь.

— Подожди, а как же ФБР?

— Эту карту я не буду разыгрывать, пока не придётся.

Босх до конца не понимал замысел Холлера, но понимал, что расспрашивать его не стоит. Холлер старался играть в секретную игру с прокурором, предоставляя информацию только тогда, когда это было необходимо, и скрывая свои планы по защите. Это было рискованное предприятие, похожее на выступление канатоходца без страховки: в любой момент судья мог потребовать отчета о том, что и когда было доложено. Раньше такая тактика вызвала бы у Босха ярость, но теперь он почти восхищался Холлером. Он видел в нем мастера тонкой игры, умеющего соблюдать этические нормы в общении с противниками. Сам Холлер называл это "танцем между каплями дождя".

В процессе совместной работы над делом Санс Босх понял, что Холлер, защищая своего клиента, в изначально невыгодной позиции. Он напоминал серфингиста, стоящего на берегу и наблюдающего за грозной волной. Мощь и ресурсы обвинения казались безграничными, в то время как Холлер был всего лишь одним человеком, сражающимся за интересы своего клиента. Он готов был вступить в борьбу с этой колоссальной силой. Это обстоятельство вызывало у Босха чувство героики, и ему это начало нравиться.

— Ты что-нибудь слышал от Морриса? — спросил Босх. — Мы всё ещё готовы к понедельнику?

Хейден Моррис, помощник генерального прокурора Калифорнии, готовился к защите приговора Люсинде Санс в федеральном суде, где рассматривалась апелляция. Он почти не контактировал с Холлером, но каждое утро понедельника неукоснительно отправлял ему требование о полном раскрытии информации.

— Ни слова, — сказал Холлер. — Так что, с моей точки зрения, все системы готовы к понедельнику. Либо явиться, либо честно признаться.

— Понял, — ответил Босх. — По дороге заберу материалы «Эй-Ти-Энд-Ти». Вечером нырну в них, а завтра займусь Сэнгер и Митчеллом.

— Если найдёшь то, на что мы надеемся, сразу звони. Но помни: никаких писем, никаких сообщений.

— Ладно. Ничего такого, что тебе придётся переслать генеральному прокурору.

— Вот именно. Ты снова рассуждаешь как адвокат.

— Надеюсь, что нет.

— Смирись. Это новый ты, Гарри.

Босх отключился, не добавив ни слов возражения, ни слов согласия.

Орёл на стене смотрел на меня с праведным гневом. Его когти сжимали символы войны и мира, и я чувствовал, что он готов в любой момент обрушиться на меня, чтобы разорвать горло за мою дерзость – прийти сюда за правосудием. Я вглядывался в него, пытаясь освоиться в этой новой, пугающей обстановке. Большая часть моей многолетней юридической практики прошла вдали от федеральных судов. Окружной суд США по Центральному округу Калифорнии был местом, где дела защиты, как правило, заканчивались поражением. Федеральная система имела почти стопроцентную статистику обвинительных приговоров. Здесь защита не имела шансов на победу: их дела либо отклонялись, либо находились под полным контролем обвинения, и лишь в исключительных случаях доходили до суда.

Однако дело «Люсинда Санс против штата Калифорния» отличалось. Запрос на явку арестованного в суд был гражданским, а моим противником выступал не федеральный орган, а штат. Федеральный судья же играл роль посредника, что давало мне повод для оптимизма.

Я окинул взглядом величественный зал, украшенный резными деревянными панелями, флагами и портретами выдающихся юристов прошлого, и задержал взгляд на печати с изображением разъяренного орла над судейским столом. Этот зал, как учил меня когда-то юрист Сигел, пережил века, в отличие от многих адвокатов, искавших здесь правосудия. Он говорил мне: — Вдохни. Это твой момент. Твоя сцена. Желай этого. Прими. Возьми.

Я закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на окружающий шум – шелест зрителей, сидящих на галерее, перешептывания у стола прокурора и тихий говор секретаря суда. Но тут прозвучал голос, который невозможно было проигнорировать.

— Микки! Микки!

Упрямый шёпот заставил меня открыть глаза. Я взглянул на Люсинду, и она кивком указала на дальний конец зала. Там, в первом ряду, сидели репортёры и судебный художник, работающий на телеканал (камеры в федеральный суд не пускали). А дальше, в последнем ряду, я заметил помощника шерифа Стефани Сэнгер. Я видел её впервые. Поскольку прошение о снятии обвинения – это гражданское ходатайство, я мог бы взять её показания заранее. Но это раскрыло бы мою стратегию генеральному прокурору, чего я не желал. Поэтому я решил рискнуть и допросить её впервые уже в суде, в качестве свидетеля. Наши взгляды на мгновение встретились. У неё были рыжевато-русые волосы и светлые глаза, а взгляд – холодный и гневный, как у орла на стене. Она была в полной форме, с значком и наградами. Это был старый приём – напомнить присяжным о статусе правоохранителя. Но здесь не было присяжных, и форма вряд ли впечатлила бы судью."

— Она может так делать? — спросила Люсинда. — Сидеть за нами вот так?

Я перевёл взгляд с Сэнгер на свою клиентку. Она была напугана.

— Не обращайте на неё внимания, — сказал я. — Как только начнётся процесс, её выведут. Она свидетель, и свидетелям нельзя находиться в зале, пока они не дадут показаний. Вот почему здесь нет Гарри Босха.

Прежде чем Люсинда успела ответить, судебный пристав встал у своего стола рядом с дверью в камеру предварительного заключения и объявил о прибытии судьи Эллен Коэльо. Момент был выбран безупречно. Когда люди в зале поднялись, дверь за скамьёй отворилась, и судья в чёрной мантии сделала три шага к чёрному кожаному креслу, с которого ей предстояло председательствовать.

— Садитесь, — сказала она, и её голос, усиленный кессонным потолком и акустикой зала, разнёсся по всему помещению.

Когда я сел, то наклонился к Люсинде и прошептал:

— Сначала у судьи будут процедурные вопросы, а потом ваша очередь. Как мы и говорили: сохраняйте спокойствие, отвечайте прямо, смотрите либо на меня, либо на судью. Не смотрите на других адвокатов.