— А у неё даже не было зарегистрированного оружия, — заметил Холлер.

— Вот именно. Пистолет не найден.

— Он мог учить её стрелять, пока они были вместе?

— Да. В отчёте службы пробации говорится, что были фотографии с их участием на стрельбище, когда они ещё были женаты. В самом деле этих фото нет. Возможно, они лежат у Сильвера.

Босх видел, что Холлера это зацепило. Тот продолжал смотреть на изображение на телефоне. Лицо у него стало «судебным» — он явно примерял к увиденному возможные аргументы перед присяжными.

— Больше похоже на убийство, чем на преступление в пылу страсти, — пробормотал Холлер, скорее себе, чем Босху.

— Согласен, — кивнул Босх. — И это ещё не всё. Когда всё произошло, в новостях шло одно и то же: Роберто Санс — герой, медаль за отвагу за перестрелку с бандой, и так далее. А теперь смахни на следующую фотографию.

Холлер провёл пальцем по экрану — и на дисплее появилась фотография Мэдди с подбитым глазом.

— Не туда, — сказал Босх.

— Что это, чёрт возьми? — спросил Холлер.

— Она под прикрытием работает. Ночью на Мелроуз поймала воришку. Он увидел женщину и подумал, что может ударить её и уйти. Ошибся.

— В общем‑то круто. Если не считать синяка — заметил Холлер.

— Ага. Я попросил прислать селфи, прежде чем она замажет его. Хотел понять, насколько всё плохо. Смахни ещё раз.

Холлер пролистал дальше — и на экране появилась фотография татуировки Роберто Санса. Он медленно прочитал вслух:

— «А вот и Бугимен». Что это?

— Знаешь, что значит? — спросил Босх.

— Не совсем.

— Ты же наполовину мексиканец.

— Я вырос в Беверли-Хиллз, — возразил Холлер. — Да, у нас на каждом билборде и автобусной остановке написано «Разговорный Испанский», я и правда говорю по‑испански. Но это не значит, что я владею языком мексиканских татуировок и всего уличного сленга. Так что расскажи, что такое «Бугимен».

— Это персонаж мексиканского фольклора, — сказал Босх. — «Бугимен», чудовище, которое живёт под кроватью или в шкафу. Оно выходит ночью за плохими детьми. Есть целая песня. «Бугимен идёт, он тебя съест» и всё в таком духе. Помню, старшие пацаны пели её в колонии для несовершеннолетних. Наверное, в Беверли-Хиллз такую не распевают.

— Видимо, это к лучшему, — хмыкнул Холлер. — Значит, взрослые поют это своим детям?

— Наверное, так легче держать их в узде.

— Без сомнения. И эта татуировка была у него? У Санса?

— На бедре, ниже пояса. Так, чтобы почти никто её не видел. Разве что в раздевалке в участке.

— То есть он был в банде. В банде шерифа, — заключил Холлер.

— В «Бугименах», — подтвердил Босх.

Холлер снова замолчал, обдумывая сказанное, и его лицо снова приняло жёсткое адвокатское выражение. Босх почти видел, как тот мысленно выходит перед присяжными с фотографией татуировки. Явная связь Роберто Санса с «Бугименом» меняла картину дела.

Наконец Босх прервал его раздумья:

— Итак, что думаешь?

— Думаю, это открывает массу возможностей, — сказал Холлер. — Нам нужно ехать в Чино.

— Нам? — переспросил Босх.

— Нам, — подтвердил Холлер. — Завтра. Я хочу поговорить с ней сам. Освобожу расписание. А сегодня ты везёшь свою костлявую задницу в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе.

— Ладно, — сказал Босх. — А Сильвер?

— Я с ним поговорю. Нам понадобятся его файлы.

Босх кивнул. На этом, пока что, они закончили. Оба поднялись. Холлер наклонился к Босху.

— Знаешь, это может обернуться… — начал он и осёкся.

— Знаю, — ответил Босх.

— Надо быть осторожными, — сказал Холлер. — Никаких следов, пока мы не будем готовы.

Он наклонился за портфелем. Босх снова посмотрел на крышу мэрии.

Стервятники всё ещё кружили.

С одной стороны, коммуна представляла собой череду адвокатских кабинетов, каждый из которых имел рамку для визиток у двери. С другой стороны, было открытое пространство, которое, как предполагалось, предназначалось для вспомогательного персонала. Однако, я не увидел никого, кто бы там работал.

Это место было пристанищем для юристов-мигрантов, чья работа зависела от прихоти дел и клиентов, и которые постоянно меняли место своего пребывания.

Проходя мимо кабинетов, я рассматривал визитные карточки, которые лежали на столах. Все они были похожи: на них красовался привычный символ Фемиды, разве что с небольшими изменениями. Некоторые дополнялись фотографией адвоката - улыбающегося или, наоборот, строгого. Никаких изысков, вроде тиснения, не было. Качество карточек говорило о том, что их владельцы экономили, но при этом пытались выглядеть солидно в глазах клиентов и коллег.

Лишь у шестого кабинета я увидел визитку с серебряным тиснением. Она принадлежала Фрэнку Сильверу. Возможно, это был пережиток прошлого, когда дела шли лучше, или же попытка выделиться среди остальных юристов. Дверь в кабинет была открыта, но я все равно постучал, прежде чем войти. Мужчина, сидевший за столом, обшитым панелями под дерево, оторвался от экрана ноутбука и посмотрел на меня.

— Фрэнк Сильвер?

— Это я.

Я увидел в его глазах проблеск узнавания. Он был лет на пятнадцать моложе меня, худощавый, с тёмными кудрявыми волосами. Я предположил, что дорога отсюда до здания суда в пешем режиме поддерживает его в форме.

— Вы… вы — «Адвокат на Линкольне»?

Я вошёл в комнату и протянул руку. Мы пожали друг другу руки.

— Микки Холлер. Мы уже вели какое‑то дело вместе?

— Фрэнк Сильвер. Нет, я узнал вас по рекламным щитам. «Разумные сомнения за разумную плату» — удивлён, что коллегия позволяет вам такие формулировки. Присаживайтесь.

Я посмотрел на единственный стул для посетителей в тесном офисе и увидел на нём стопку папок высотой примерно сантиметров тридцать.

— Ой, извините, подождите секунду, — сказал Сильвер. — Позвольте, я уберу это.

Он обошёл стол, и я отступил, чтобы дать ему пройти к стулу. Он поднял стопку, обнёс её вокруг стола и поставил рядом с компьютером.

— Вот, садитесь. Чем могу помочь? Нужно что‑то подправить? — он рассмеялся.

— Что? — спросил я, опускаясь на стул.

— Ну, знаете, Линкольн, адвокат, — сказал Сильвер. — Нужно что‑то «подправить».

Он ещё раз хохотнул своей шутке. Я — нет. Мое внимание привлекло то, что находилось за его спиной. Стена была оклеена обоями, создающими иллюзию книжных полок, заставленных внушительными томами юридических справочников и уголовных кодексов в дорогих кожаных переплетах с тиснеными названиями. Однако вся эта "библиотека" оказалась лишь декорацией, фальшивой имитацией настоящего книжного собрания. Он уловил мой взгляд и проследил за ним.

— А, да, — сказал он. — В Зуме выглядит как настоящая.

Я кивнул.

— Понял, — сказал я. — Ладно.

Я указал на хаотичную стопку файлов, которую он только что переложил на стол.

— Я тут, чтобы помочь вам навести порядок, — сказал я.

Он наклонил голову, не понимая и настораживаясь из‑за моей серьёзности.

— Как это? — спросил он.

— Мне нужно забрать у вас один файл. Закрытое дело, которое ваш бывший клиент попросил меня пересмотреть.

— Правда? Что за дело?

— Люсинда Санс. Помните её?

На лице Сильвера отразилось неподдельное удивление. Он явно не ожидал услышать это имя.

— Люсинда… конечно, помню. Но…

— Да, она признала вину. Но теперь хочет, чтобы я взглянул на дело. Если бы я мог забрать материалы, я бы ушёл от вас и занялся своим…

— Эй, подождите секунду. О чём вы вообще говорите? Вы не можете просто прийти и забрать моё дело.

— Нет, это вы о чём говоришь? Дело закрыто. Она признала вину и почти пять лет сидит в Чино.

— Но она всё ещё моя клиентка.

— Она была вашей клиенткой. А сейчас она обратилась ко мне. Хочет, чтобы я посмотрел дело. Если вы помните этот процесс, то помните и то, что она так и не призналась, что сделала это. И до сих пор не признаётся.