После того как мы поднялись на большом красивом лифте к нам на этаж и вошли в квартиру, я сразу же отправилась в ванную комнату. И оставалась там до тех пор, пока мне не стало легче. Дрожь прошла, и голова перестала болеть. Я приняла душ и вышла в просторную гостиную.

Макс сидел в объединенной с гостиной кухне и пил кофе. Он всегда пил только чёрный кофе без сахара, и ничто другое не воспринимал. Чай, соки и какао не считались напитками в его понимании.

– Варвара, надо поговорить. Сейчас!

– Не о чем, - отрезала я и развернувшись, пошла к лестнице, - я хочу спать. А ты можешь разговаривать сам с собой, я не против. А еще лучше, можешь отправляться на все четыре стороны. В одном из этих направлений живет твоя любовница с дочерью.

– Не начинай, пожалуйста. Вопрос и правда серьезный, и чем мы быстрее его обсудим, тем лучше будет для нас.

– Хорошо, – произнесла я с раздражением, – мы разводимся. Такой вариант тебя устраивает?

— Нет, не устраивает! — ответил он с раздражением и со всей силы поставил кружку на блюдце, которое жалобно звякнуло. - Янина, женщина, которую я любил и продолжаю любить, так же как и тебя. А еще она родила мне дочь.

Я задыхаюсь от возмущения и от тех слов, что только что произнес муж. Меня снова начинает трясти, только теперь уже от бешенства.

– Продолжаешь любить?! Любить? Её? Вот так, да?

Я делаю несколько шагов в его сторону и хватаю первое, что попадается мне под руку. Это фарфоровая тарелка с фруктами. Я со всей силы бросаю её в мужа, но он успевает уклониться. Тарелка ударяется о стену и разбивается на куски. Фрукты разлетаются по всей кухне, и брызги от вишни и клубники пачкают его белоснежную свежую рубашку.

— Сумасшедшая, — спокойно произносит он, поднимается, преодолевает расстояние до меня и хватает меня за запястья. — Это чтобы ты снова в меня чего-нибудь не бросила.

– Пусти меня! Пусти, сволочь! - кричу я, пытаясь вырваться, но муж не обращает внимания на мои слова.

– В ближайшее время, хочешь ты этого или нет, Янина и Мариша будут жить с нами. Я принял такое решение, и я надеюсь, что ты согласишься с моим мудрым выбором.

– С мудрым выбором? – вырывается у меня хриплый, перекошенный смешок. Возмущение сдавливает горло, не давая дышать. – Ты это называешь мудрым выбором? Да ты просто издеваешься надо мной! Ты слышишь себя?!

– Вы с Яной близкие подруги, – его голос мерно катится, как будто он зачитывает инструкцию к бытовому прибору, а не ломает мою жизнь. – Вам будет легко найти общий язык. Вы же хорошо знаете друг друга.

От этих слов в голове будто что-то щелкает. Грань между реальностью и кошмаром стирается окончательно.

– Что?.. Что ты несешь, Макс? – голос мой дрожит, сбивается. Я ловлю воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. – Я не могу… не могу поверить в то, что слышу. Это какой-то бред!

Я делаю резкое движение, пытаясь вырваться, но он отпускает мою руку, и я чуть не падаю от неожиданности. Его спокойствие пугает куда больше крика.

– Во-первых, успокойся и выдохни, – он говорит свысока, как капризному ребенку. – А во-вторых, чего тебя, собственно, не устраивает, Варь? Когда я на работе, Яна будет с тобой. Вы будете помогать и поддерживать друг друга. Особенно сейчас, в твоем положении.

В ушах звенит. Я слышу его слова, но мозг отказывается их складывать в осмысленные предложения.

– То есть… – начинаю я, и голос звучит чужим, тонким, – ты хочешь, чтобы твоя любовница жила здесь, с нами, и прислуживала мне? Убирала за мной? Подавала чай? Это твой план?

– Нет, Варвара! – наконец в его голосе прорывается раздражение. – Я хочу, чтобы мы все жили здесь, как одна большая семья! Ты, я, и Яна с Маришей. Две моих любимых женщины. Одна – официальная жена, вторая – гражданская. На равных правах.

Тишина повисает на секунду, густая и звенящая. А потом во мне что-то взрывается.

– Ты что, гребаный султан?! – крик вырывается из самой глубины души, рвет горло. Я не пытаюсь его сдержать. – Мы живем в России, а не в гареме! Яхонтов, ты вообще в своем уме? Ты ничего не попутал?

– Не попутал, – он отрезает резко, холодно. Его глаза становятся стеклянными. – Я так решил. И ты либо соглашаешься с этим, либо…

– Либо что? – перебиваю я, и голос вдруг становится опасным шепотом. В висках стучит, подкатывает тошнота. Я с трудом добираюсь до стула и тяжело опускаюсь на него, прижимая руки к животу. – Продолжай, любимый. Я вся во внимании. Что ты сделаешь?

– Ничего, – он отвечает с ледяным спокойствием, наблюдая, как я вытираю со лба липкий пот. – Тебе просто придется смириться. Другого не дано.

От его тона по коже бегут мурашки. Это уже не муж, не любимый человек. Это чужой, жестокий мужчина.

– Правда? – я выдавливаю из себя улыбку, и она больше похожа на оскал. Дышу шумно, прерывисто. – А я, по-твоему, рабыня? Я в свободной стране живу, на последней проверке. И выходила замуж по любви, а не в рабство. Любви нет. Уважения – тем более. Значит, развод.

– Я сказал, развода не будет! – он рявкает так, что я вздрагиваю и instinctively отшатываюсь. Старая детская травма, страх перед криком, сковывает меня. Слезы подступают к глазам, предательские, жгучие.

– Это мы еще посмотрим, – бормочу я, поднимаясь. Ноги ватные. Я плетусь на кухню, хватаюсь за столешницу, чтобы не упасть. Дрожащими руками наливаю чай. Мне нужно сахара, нужно срочно прийти в себя, иначе я рухну здесь же.

– Мне пора на работу, – его голос звучит сзади, деловито и обыденно, словно он только что не предлагал мне стать частью его гарема. – Когда вернусь, продолжим. Надо прийти к консенсусу.

– Зачем? – оборачиваюсь я. Взгляд мой пустой, выгоревший. – Ты же уже все решил. За нас обоих.

– Я хочу, чтобы ты поняла, что мое решение разумно, – он подходит ближе, и в его глазах я снова вижу тумак, попытку сыграть в любящего мужа. – Варя, я люблю тебя. И нашего сына. Я хочу, чтобы мы жили, как раньше. Просто… семья стала больше.

– В нашей квартире поселится твоя любовница, – говорю я монотонно, уставившись в темную глубину чашки. – И твоя незаконнорожденная дочь.

– Дочь я признал. И теперь мне нужно твое согласие на удочерение.

Голова медленно поднимается. Я смотрю на него, не веря своим ушам. Кажется, уже ничто не может шокировать. Могу ошибаться.

– Чего?

– По закону я не могу удочерить ее, пока мы в браке. Поэтому…

– Поэтому мы разводимся, Яхонтов! – я вскакиваю, и чашка с грохотом падает на пол, обдавая ноги горячими брызгами. – Окончательно! Ты понял? Всё!

Я прохожу мимо него, не глядя, иду к лестнице. Слезы застилают все, но я не даю им упасть. Я не дам ему этого удовольствия.

– Окончательно только одно! – его голос гремит мне вслед, злой, искаженный яростью. – Ты моя жена! И останешься ею навсегда! Ясно?! Я тебя никогда не отпущу! Никогда! Еще раз услышу такое – не знаю, что с тобой сделаю!

Я замираю на ступеньке и медленно оборачиваюсь. Он стоит внизу, и я вижу перед собой незнакомое чудовище. Его кулаки сжаты, ноздри раздуваются, а глаза… в них пылает настоящий, неприкрытый огонь безумия.

– Как ты смеешь… – выдыхаю я, и в голосе слышны слезы и надрыв. – Как ты смеешь так со мной говорить? Я же… я же любила тебя… больше жизни. Ты был для меня всем… Воздухом, солнцем… Я молилась на тебя, Максим!

Рыдания, наконец, прорываются наружу. Я прижимаю руки к груди, где рвется на части сердце.

– Не останавливайся, Варюш, – его голос становится сладким, ядовитым, насмешливым. – Продолжай молиться. Мы – семья. И ничто нас не разлучит. Теперь уж точно. Да, родная?

– Конечно, любимый, – мой голос звучит хрипло и неестественно сладко. Я говорю это в спину уходящему мужу, и слова падают на пол, как отравленные конфеты. Словно соглашаюсь с его безумием, лишь бы он поскорее исчез. Лишь бы остаться одной.