– Это Макс во всем виноват, – прошептала я Вардану, сдерживая рыдания, которые рвались наружу. Мужчина уже сидел за рулем, и машина с визгом шин рванула с места. Он гнал, лихо обгоняя другие автомобили, проскакивая на желтый, и мне казалось, что мы летим, отрываясь от земли. В тот момент мне было все равно. Лишь бы успеть. Лишь бы не умереть здесь, в этой машине, от внезапно начавшихся стремительных родов и от этой липкой, теплой влаги, что продолжала сочиться из меня, вселяя первобытный ужас.

– Я понимаю, Варюш, – его голос доносился с переднего сиденья, спокойный и уверенный. – Не думай сейчас об этом, кто прав и кто виноват. Думай о своем сыночке, которого скоро увидишь. Он ждет встречи с мамой.

– Я же не умру, Вардан? – вырвался у меня детский, испуганный вопрос. – Я не хочу умирать. Мне сына надо воспитать. Одну. Без него.

– Что за глупости ты говоришь? – он почти рассердился. – Никто не умрет. Только не сегодня. Все бабы рожают, и ты родишь. Здорового и крепкого богатыря. Держись, солнышко.

– Он не очень большой, совсем не богатырь, – я попыталась улыбнуться, но получилась лишь жалкая гримаса. – На последнем УЗИ он весил три килограмма. Сейчас, наверно, четыре.

– Отличный пацаненок, – ободряюще сказал Вардан. – Вот я родился на пять двести. Бедная моя мать, не знаю, как она меня выносила и родила.

– Пять двести? – я ахнула, и на секунду боль отступила, уступив место изумлению. – Может быть, твою маму кесарили?

– Ну да. Вроде. Она что-то говорила об этом. Не помню.

– Вероятно, кесарили, – предположила я, но не успела договорить.

В этот момент внизу живота что-то взорвалось – не боль, а всепоглощающая, разрывающая на части волна абсолютного, первозданного мучения. Мое тело выгнулось в немом крике, легкие отказались вдыхать. Я услышала свой собственный, чужой голос, завывающий от нечеловеческой агонии. А потом мир резко накренился, поплыл и рухнул в бездонную, беззвучную темноту.

Проснулась я оттого, что кто-то меня тревожил. Тряс за плечо и что-то говорил.

– Мамочка, ребеночка хотите увидеть? - Услышала я мягкий женский голос и открыла глаза.

Передо мной стояла пожилая медсестра, которая, вероятно, приняла за свою карьеру не одну тысячу детей.

– Хочу, - невнятным хриплым голосом произнесла и попыталась улыбнуться.

Я очень хочу увидеть своего ребеночка.

– На-ка, держи, под бочок своё дитятко.

Медсестра вытащила из кюветы запелёнатый сверток и, отогнув мою правую руку, положила рядом моего сыночка.

Маленького розовощекого ребеночка, который спал.

– Он здоровенький? - Прошептала я, чтобы не разбудить кроху.

– Конечно, здоровенький. Все у него хорошо. Скоро врач придет и все тебе расскажет.

– Спасибо. Скажите, а сколько я спала?

– Недолго милок. Пару часиков где-то. А теперь отдыхай. Покорми ребятёнка-то, приложи к груди. Молочко и потечет.

– Так, там нет ничего, - испуганно произнесла с трудом двигаясь. Живот нещадно болел, и делать что-либо было страшно.

– Будет. Прикладывай почаще, молочко и придет.

Женщина добродушно улыбнулась и вышла из палаты, в которой, как оказалось, я лежала не одна. Напротив меня лежала женщина, под боком которой тоже лежал ребенок. Она мне мило улыбнулась и продолжила смотреть на свое дитя. Лицо ее было таким умиротворенным, таким светящимся. Вероятно, каждая женщина, когда первый раз видит своего ребенка, выглядит именно так же.

– У вас мальчик? - Спросила меня женщина.

– Да. А у вас?

– Девочка, - радостно улыбнулась и засветилась еще ярче, - я хотела девочку, и бог дал мне это чудо.

– Я очень рада за вас. А мы с мужем хотели сына, - произнесла и замолчала. Вернувшаяся боль в сердце заставила замереть и выдохнуть. Я еще не оклемалась после операции, и любая другая боль была бы слишком сильной для меня. Надо оставить Макса в прошлом и думать о настоящем. Но как же это сложно. Сжав зубы, я проглотила слезы и поцеловала своего розовощекого сыночка.

– Я видела вашего мужа… он тут ходил за стеклом, пытался к вам попасть.

– Муж? Вы уверены? - Спросила я и поняла, что моя соседка по палате совершенно не знает, как выглядит Макс, и наверняка приняла Вардана за моего мужа.

– Ну да… наверно. Ходил такой встревоженный. Места себе не находил. Вот я и подумала.

– Это мой хороший знакомый. А мой муж… умер, - прошептала я надрывным голосом и отвернулась. Слезы все же потекли из глаз, и я решила их не останавливать.

– Простите. Я не хотела… соболезную вам, - поникшим голосом сказала соседка.

– Ничего. Вы же не знали.

– Говорят, время лечит. Вы еще молодая, у вас теперь есть сын. А это значит, частица вашего мужа теперь в вашем ребенке. И глядя на него, вы будете видеть…

– Вот это и плохо. Надеюсь, мой сынок вырастет достойным мужчиной, не таким, как мой муж - кобель. Чтоб ему где-нибудь загнуться, - резко проговорила я, вдруг ощутив внутри себя невероятную злость на Макса. Ведь если бы не его последний поступок, я бы еще походила беременной целый месяц и не родила экстренно. Все могло закончиться намного плачевнее. Хорошо, что рядом был Вардан.

Я подняла глаза и посмотрела в сторону стекла реанимационной палаты, но в коридоре никого не было.

– Так ваш муж не умер?

– Для нас с сыночком он умер. И спасибо за соболезнования. Осталось оплакать его и забыть. Надеюсь, что мне понадобится не так много времени.

– Если ваш муж предал вас, то правильнее будет забыть о нем и начать жизнь заново… смотрите! - Чуть громче произнесла соседка и показала рукой на стекло. - Опять он.

Я подняла глаза и встретилась взглядом с Варданом.

– Мой спаситель пришел, - улыбнулась и помахала ему рукой.

Мужчина в белом халате, накинутом на плечи, тоже помахал мне рукой. Заметив приближающегося врача, он натянул на лицо маску и о чём-то спросил его.

– Боюсь, только, его сюда не пустят, - сказала соседка, чуть приподнявшись, - странно, что он вообще здесь. Обычно, сюда никого не пускают.

– Вардан такой, - восторженно произнесла я, ощущая приятное тепло на сердце, - даже не удивлюсь, если у него есть связи в этой больнице.

– Если ваш знакомый такой… то берите его в оборот, даже не задумываясь.

Я фыркнула от смеха и ощутила боль в животе. Сморщилась и выдохнула. Вардан был моим болезненным прошлым, я любила его девичьей самой сильной любовью и так и не смогла забыть. Наверное, первая любовь никогда не забывается. Хотя последние пять лет, живя с мужем, которого я, казалось, любила всем сердцем и не могла на него надышаться, о Вардане я и не вспоминала. А вспоминал ли он меня?

Выходит, оба моих самых близких и любимых человека любили меня меньше, чем я их? Эта мысль вызвала у меня боль, но я не позволила себе заплакать.

Дверь открылась, и в нашу палату вошел врач, Вардан остался за дверью. Видимо, все же врач запретил ему входить.

А затем он подошел ко мне и, задвинув шторку, отодвинул одеяло, которым я была укрыта. Посмотрел на шрам и пощупал живот, причинив мне боль. Я застонала и отвернулась.

– Все хорошо. Шрам ровный, четкий. Скоро заживет. Пока поколем обезболивающее. А завтра вас переведут в палату.

– Как мой малыш?

– С ним все хорошо. Родился здоровеньким, чуть недоношенным, но полностью сформировавшимся. Восемь из восьми по Апгар.

– Но что со мной было? У меня была кровь.

– Плацента начала отслаиваться. Хорошо, что вы во время прибыли в больницу. При вашем состоянии мы приняли решение об экстренном кесаревом сечении. Операцию делали под общим наркозом. Отходите хорошо. А завтра утром или днем переведем вас в платную палату. Ребеночка на ночь заберем, чтобы вы могли восстановиться.

– Спасибо, доктор. В платную?

– Ваш муж все оплатил, так что не переживайте. А ещё он хотел увидеть вас, - доктор показал на Вардана, и я хмыкнула, - но я запретил. Завтра, как переведут, сможет вас навестить.