Одна его рука лежала у меня на талии, крепко держа, почти впиваясь пальцами в плоть, заявляя права. Другой он касался моей щеки, его большой палец нежно проводил по коже, а затем его пальцы вцепились в мои волосы, слегка откинув голову назад, углубляя поцелуй. Я ответила ему с такой страстью, о которой сама не подозревала, мои руки сами потянулись к его шее, впиваясь в жесткие волосы на затылке, притягивая его еще ближе, теряя остатки стыда и контроля.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, у нас перехватило дыхание. Я стояла, опершись о перила, чувствуя, как дрожат колени, а по всему телу разливается горячая, сладкая волна. Губы горели, пульсировали, и все мое существо кричало о том, что этого мало.

Он смотрел на меня. Его грудь тяжело вздымалась, а взгляд светился триумфом, смешанным с собственническим азартом и голодом. Казалось, что я вижу в его глазах отражение своих собственных чувств.

– Я отвезу тебя домой, – сказал он, и это прозвучало не как вопрос, а как решение, как приговор. Его голос был хриплым от страсти. – Завтра я позвоню.

И я, все еще опьяненная его поцелуем, оглушенная бурей ощущений, просто кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

В тот вечер его властность казалась не контролем, а силой, которая могла защитить и поглотить меня целиком.

Его уверенность – не высокомерием, а знанием того, чего он хочет. А он хотел меня. И в тот момент, с пылающими губами, с телом, трепещущим от его прикосновений, и с головокружением от вина и его близости, я больше всего на свете хотела быть его.

Его собственностью. Его трофеем. Его единственной и неповторимой ошибкой.

Я вышла из квартиры, и дверь захлопнулась за мной с таким финальным щелчком, будто навсегда отсекала прошлое. Я была практически налегке, как нищая странница. Так же, как и зашла сюда час назад, обезумевшая от горя и несправедливости.

Со мной были лишь маленькая бархатная сумочка и драгоценности, подаренные мужем в те времена, когда его любовь еще не была разменной монетой. Они были моими, купленными на его деньги, и сейчас это единственное, что принадлежало мне в полной мере.

Пальцы дрожали, когда я достала телефон. Мир плыл перед глазами, в висках стучало.

Я набрала Вардану, на всякий случай, с безумной надеждой, что он, как рыцарь на белом коне, все еще дожидается меня внизу. И как будто в ответ на мои немые мольбы, мой хороший знакомый, кажется, единственный, кто остался у меня в этом жестоком городе, взял трубку почти мгновенно.

– Я слушаю, Варь?

– Ты еще внизу, Варданчик? – голос мой сорвался на шепот, полный мольбы и отчаяния. Я подошла к лифту, ощущая, как пол уходит из-под ног, а в глазах темнеет. Головокружение накатило новой, тошнотворной волной.

– Конечно. Жду тебя. Ты как? В порядке? – в его голосе тут же появилась тревожная нотка.

– Не знаю. Не уверена, – выдавила я слабым, прерывающимся голосом и, пошатываясь, вошла в кабину лифта. Я прижалась спиной к холодной металлической стене, пытаясь найти опору, и ладонью коснулась лба – он был мокрым и ледяным. – Что-то мне нехорошо.

– Тебе плохо? – Вардан встревожился еще больше. – Ты сейчас где?

– В лифте. Спускаюсь на первый этаж. Встреть меня, пожалуйста, – я закрыла глаза, пытаясь совладать с нарастающей паникой. И тут я почувствовала это – странное, теплое истечение по внутренней стороне бедра. Не резкий поток, а тихую, непрерывную струйку. Сердце упало. – Кажется, у меня отошли воды.

– Ты что, рожаешь? Серьезно? Варвара! – его голос прозвучал как удар.

– Я не знаю, – залепетала я, глубоко и судорожно дыша, словно рыба, выброшенная на берег. Одной рукой я инстинктивно сжала свой огромный, каменеющий от боли живот. И в этот момент резкая, пронзительная боль, как удар раскаленного ножа, пронзила все мое тело снизу доверху. Я вся сжалась, издав сдавленный стон, и вцепилась пальцами в поручень.

Казалось, время остановилось. Лифт, который обычно долетал до первого этажа за считаные секунды, теперь двигался мучительно медленно, с противным гулом, останавливаясь на каждом этаже, словно издеваясь надо мной. Каждый щелчок дверей отдавался в висках новой пульсирующей болью.

– Варя, говори со мной! Не отключайся! – кричал в трубку Вардан, его голос был единственной нитью, связывающей меня с реальностью. – Я стою у лифта и жду тебя!

– Мне больно-о-о-о, – застонала я, скрючившись, не в силах распрямиться и сделать полноценный вдох. Воздух свистел в горле. – Я рожа-а-а-а-аю. Точно рожа-а-а-а-аю. – Новая схватка, еще более сильная и продолжительная, скрутила меня в тугой, болезненный узел. Я содрогнулась, пытаясь переждать ее, и судорожно попыталась вспомнить дыхательные упражнения. Но все уроки, все правильные «хи-хи-хууу» вылетели из головы, оставив лишь животный ужас и всепоглощающую боль.

И тут, словно видение, двери лифта с шипением разъехались.

На пороге, залитый светом холла, стоял Вардан. Его лицо было искажено беспокойством. Не говоря ни слова, он стремительно зашел в кабину, одним плавным, но невероятно сильным движением подхватил меня на руки. Я, такая тяжелая и неповоротливая, в его объятиях показалась себе легкой, как пушинка.

– Я здесь. Я уже здесь, – его голос, низкий и успокаивающий, прозвучал прямо над ухом. Он прижал меня к своей широкой груди, и я ощутила запах его одежды – простой и надежный. – Потерпи, милая. Сейчас мы поедем в больницу так быстро, что ты глазом не успеешь моргнуть, как мы приедем.

– У меня кровь? Да? – прошептала я, пытаясь заглянуть себе под ноги. Из-за живота ничего не было видно. – Вардан, ответь мне? Кровь на платье?

– Ничего не видно, – солгал он без тени сомнения, его голос был твердым. – Не думай об этом, Варя. Просто не думай. Сосредоточься на главном.

– Это на чем? А-а-а-а-а-а! – новый вал боли заставил меня сжаться и вцепиться ему в куртку. Зубы сомкнулись так, что заскрипели.

– На дыхании. Просто дыши. Вот так, – Вардан, не выпуская меня из рук, сделал глубокий, размеренный вдох и медленный выдох, словно пытаясь своим ритмом задать мой. – Дина, когда рожала нашу дочь, тоже дышала. Мы, вообще-то, вместе ходили на курсы и учились дышать вместе.

– Вы ходили вместе? – этот факт сквозь туман боли показался мне невероятным. Я попыталась сконцентрироваться на его словах, чтобы отвлечься. – Правда?

– Конечно. А разве твой муж не ходил с тобой?

– Один раз вырвался с работы, и то с трудом, – сквозь стиснутые зубы прошипела я, чувствуя, как горький комок подкатывает к горлу. – Промывал потом мне мозги до конца дня. Говорил, что это женская работа – рожать и дышать, и ходить на всякие дебильные курсы по подготовке к родам. И в следующий раз он не пойдет.

– Мдаааа, – удрученно, с целой гаммой невысказанных эмоций, произнес Вардан, ускоряя шаг к своей машине. – А мы с Диной вместе рожали. Я присутствовал на родах и ничуть об этом не жалею. Увидел Алию, как только она родилась. Чудесный момент моей жизни, который я ни на что не променяю.

– А мой муж променял, – сокрушенно выдохнула я, сдерживая подступающие слезы. Слезы не только от боли, но и от осознания всей глубины своего одиночества в этот самый важный момент.

– Твой муж – просто мудак, – без обиняков, четко и ясно вынес приговор Вардан, аккуратно усаживая меня на заднее сиденье автомобиля. – Пристегнись. Поедем быстро. Главное, ничего не бойся. Хорошо?

Я лишь кивнула, сжав зубы до боли. Схватки усиливались, накатывая одна за другой, почти без перерыва. Слишком быстро. Слишком внезапно все началось. Тридцать седьмая неделя только началась. Мне еще ходить и ходить, а тут…

Зря я все-таки поддалась на уговоры Яны и поехала в нашу бывшую квартиру. Зря надеялась что-то выяснить, доказать.

Я думала, мне уже не больно, не страшно, что я ко всему равнодушна. А, как оказалось – нет. И пускай я не показывала своих истинных чувств Максу, не рыдала и не унижалась, ребенок внутри меня все понял. Распереживался, почувствовал адреналин и ужас матери. И вот теперь я мчусь в роддом, потому что мой сынок, мой маленький защитник, решил появиться на свет раньше срока, словно торопясь уберечь меня от этого кошмара.