— Принято, — с серьёзным видом отвечает Лайла. — Буду иметь в виду.

— Я вообще не понимаю, что сегодня происходит, — говорю я, когда двери лифта закрываются.

— Я тоже, — отвечает она. — Но мы одни. И, кажется, ты что-то там говорил про дюжину поцелуев?

Я подхожу ближе, кладу руки ей на бёдра и притягиваю к себе.

— Можно я ещё раз скажу, какая ты была потрясающая? И как я восхищаюсь тем, как спокойно ты реагировала на все выходки Джоселин?

— А давай мы сегодня больше вообще о ней не будем? У меня осталось восемнадцать часов, прежде чем я снова стану мамой. Хочу насладиться ими по максимуму.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать её, и вдруг понимаю: до этого момента я полностью забыл о Джеке. Это странное ощущение. Он ведь — целый человек, про которого она помнит каждую минуту. Думает о его потребностях, готова бросить всё ради него. А я… я забыл, что он существует. И это делает меня немного эгоистом.

Но как только наши губы снова сливаются в поцелуе, всё исчезает — всё, кроме её вкуса, её прикосновений, того, как идеально её тело ложится в мои объятия.

Мы всё ещё целуемся, когда двери открываются в лобби.

Я тихо рычу, когда Лайла отстраняется, и она смеётся, притягивая меня за собой.

Из зала снова доносится грохот музыки, и мои шаги замедляются. Зачем мы вообще вернулись?

Я смотрю на Лайлу.

— Хочешь вернуться на вечеринку?

Стараюсь сказать это нейтрально, но, похоже, она всё понимает.

К счастью, она тут же облегчённо вздыхает.

— Ни капли. Я не носила каблуки так долго с похорон Тревора. Готова закругляться, если ты тоже.

Я колеблюсь. Упоминание её покойного мужа вызывает во мне волну неуверенности. Не ревность — просто чувство, что я недостаточен.

Из зала доносится радостный вопль, за ним — смех.

Да, я точно готов покинуть вечеринку. Но не уверен, что готов расстаться с Лайлой.

Но мы в отеле. Я ведь не могу просто так пригласить её к себе в номер — это будет выглядеть не так, как надо. И она, возможно, так подумает. А я не хочу этого. Только Лайла будет задавать темп. Если вообще можно считать, что у нас что-то началось. У неё куда больше причин двигаться медленно, и я не собираюсь давить. Честно говоря, даже если бы Лайла была готова к большему — я не уверен, что сам готов. Последняя женщина, которую я целовал до Лайлы — это Джоселин.

Вот так. Теперь мы знаем, насколько печальна и одинока была моя жизнь последние годы.

Лайла опирается на ту самую колонну, за которой мы прятались в начале вечера. По её позе видно, как она устала. Я беру её за руку и подношу её пальцы к губам:

— Пойду заберу твой ключ от номера.

— Разве ты не заселил нас?

— Я — да. Но на бронь была указана только одна комната. Наверное, ошибка. Ты, случайно, не бронировала свою отдельно?

— Обе комнаты должны быть оформлены на твоё имя. Номер подтверждения у тебя в почте.

Хм. Это усложняет задачу.

— Пойду поговорю с ними. Наверняка найдётся свободный номер. А потом, может, возьмём по коктейлю перед сном?

— Или поделим M&M's из мини-бара?

— Вот это уже план. — Я сжимаю её руку. — Сейчас вернусь.

Она кивает, с тёплой улыбкой.

— Я буду ждать.

Сердце глухо стучит в груди, пока я иду к стойке регистрации, согретый её словами и воспоминанием о её поцелуях.

Я буду ждать.

И тут я понимаю — я хочу, чтобы она была не только здесь. Я хочу, чтобы она была везде, где я есть. Конечно, я не собираюсь валиться с этими признаниями и грузить её серьёзным разговором. Я же обещал — не торопить её. Но впервые за долгое время мысль о том, чтобы разделить свою жизнь с кем-то другим, не пугает меня.

А это — уже немало.

Может, Лайла и правда — волшебство.

А может… я, наконец, действительно готов идти дальше.

Лайла

Дело в том, что я привыкла к тому, что людям нравится мой голос.

Я пела на публике достаточно часто, чтобы чувствовать себя в этом уверенно. Но ни одно количество аплодисментов от случайных слушателей не сравнится с тем, что я испытала, спустившись со сцены прямо в объятия Перри. В его взгляде было настоящее, неприкрытое восхищение. И это ощущалось как инъекция адреналина прямо в вену. Но я увидела не только восхищение. Там было желание. Жажда. И вот он рядом, и мы целуемся, и… меня ещё никогда так не целовали.

Никогда.

До лифта. А там было даже чуть лучше, потому что мы были одни.

Весь этот вечер — как сон. Ну, если не считать тех моментов, которые больше напоминали кошмар.

Например, когда я укладывала спать бывшую жену своего босса. Пьяную вусмерть. Давала ей аспирин. Убирала с лица её всё ещё идеальные волосы. Расстёгивала её дико замысловатые босоножки — те, с ремешками, которые идут чуть ли не до колена и визуально удлиняют ноги. Или, во всяком случае, делают ноги Джоселин бесконечно длинными. На мне они бы только подчеркнули мою крепкую комплекцию и сделали ноги короткими.

Когда у тебя такая фигура, как у меня, важно визуально вытягивать силуэт. Каблуки — отлично. Чем нейтральнее цвет, тем лучше. Но ремешки на щиколотке? Это всегда «нет».

Хотя и ладно. Я научилась работать с тем, что у меня есть, и даже хорошо в этом преуспела. Высокая талия — чтобы подчеркнуть узкую талию. V-образный вырез — чтобы выделить ключицы и сильные плечи.

У полненьких девушек всегда голос лучше. Я выгоняю из головы слова Джоселин. Не позволю её мелочному суждению испортить себе настроение.

Перри, кажется, ничуть не был против моей комплекции, когда целовал меня так, будто хочет съесть на десерт.

И вот он возвращается от стойки регистрации — всё тот же нахмуренный, как в наш первый день работы. С того дня прошло всего пару недель, но учитывая, как мы провели последние несколько часов, кажется, будто вечность. Его улыбки в начале были редкостью, но с каждым днём я всё чаще вижу настоящего Перри.

— Не получилось? — спрашиваю я, когда он наконец останавливается передо мной.

Он качает головой.

— Всё занято. Я показал номер брони, но они ссылаются на какой-то внутренний сбой. Из хороших новостей — нам компенсируют эту одну комнату. Но комната всё ещё одна. — Он смотрит в сторону выхода. — Слушай, до дома не так уж далеко. Я могу отвезти тебя. Или ты останешься, а я поеду домой, переночую и вернусь утром.

Ни один из вариантов не звучит привлекательно. Мне совсем не хочется оставаться здесь без Перри, но и возвращаться в пустой дом... ещё грустнее.

Есть ещё Вариант С. Тот, о котором он не упомянул: мы делим комнату. Два взрослых человека, которые вполне могут переночевать вместе по-дружески. Просто забудем, что пять минут назад целовались, как безумные.

Меня обдаёт жаром от воспоминаний о тех поцелуях.

Так что, ладно, если мы всё-таки решим остаться вместе, понадобятся правила. Он может целовать меня тысячу раз, но я пока не готова к большему. Даже если моё тело кое-что по этому поводу думает.

С другой стороны, в номере наверняка кровать кинг-сайз. Мы можем спать, вытянувшись во весь рост, и не прикасаясь друг к другу.

Я прикусываю губу.

— Жалко, если номер пропадёт. Он ведь уже оплачен, да?

Он кивает.

— Ну… — я поднимаю глаза и встречаю его тёплый взгляд. — А если мы оба останемся? Это будет странно? Если мы поделим комнату?

Он проводит рукой по лицу, замолкает, и я тут же жалею, что предложила это.

— Просто спать? — наконец спрашивает он.

О нет. Он подумал, что я хочу большего? Что я намекаю?

Я резко отступаю.

— Что? Конечно! Только спать. Исключительно сон. Строго официальное совместное пребывание в пределах одной кровати между начальником и подчинённой. Никакой ерунды.

Ерунда? Господи, я говорю, как бабушка Джун.

Перри поднимает бровь, и на его лице появляется ленивая улыбка.

— Не уверен, что мне так уж нужно, чтобы всё было настолько официально.