Он оборачивается к ближайшей официантке, говорит ей что-то, чего я не слышу, а потом поворачивается ко мне.

— У меня кое-что для тебя.

— Для меня? — Я смотрю на Перри, но он, похоже, тоже не в курсе.

Леннокс улыбается, но ничего не объясняет, пока официантка не возвращается с коробкой для выпечки, перевязанной блестящей золотой лентой, в тон интерьеру ресторана. Она протягивает её Ленноксу, и он вручает её мне.

— Миндальное печенье-подушечки. Слышал, тебе они очень понравились.

— Так и есть, но целая коробка только для меня? За что такая честь?

Леннокс пожимает плечами с лёгкой улыбкой.

— Ты укротила ворчуна.

Мы с Перри остаёмся наедине только тогда, когда он провожает меня к машине. Всё-таки завтра — школьный день не только у Джека, но и у нашей няни. Хотя я уверена, что Джек уже давно спит, домой нужно возвращаться хотя бы ради неё.

У машины я открываю дверь, и Перри передаёт мне коробку, чтобы я положила её вместе с сумкой. Освободив руки, я тут же прижимаюсь к нему.

— Это был чудесный вечер, — говорю я, уткнувшись в его грудь.

— Я очень рад, что ты пришла.

— У тебя потрясающая семья.

Он смеётся.

— Мне кажется, они тебя обожают. Хотя знаю, что их бывает много.

— Бывает. Но я всё равно это люблю. Когда ты растёшь один — не знаю… всё это кажется каким-то волшебным.

Его руки скользят вверх-вниз по моей спине, согревая меня в прохладном осеннем воздухе. На мне куртка, но ноги голые, и, наверное, не стоит стоять здесь слишком долго.

— Эй, — говорю я, отстраняясь, чтобы посмотреть ему в лицо. — А что всё-таки тогда сказал твой папа? Расскажешь?

— Ничего сверхъестественного. В основном про моё будущее. Про ферму. Про образование. Но больше всего запомнился совет про отношения. Он тогда сказал мне одну фразу, и вот её я помню больше всего.

— Какую?

Руки Перри крепче сжимаются вокруг меня, притягивая совсем немного ближе.

— Он сказал, что когда я встречу ту самую женщину, я пойму это не только умом и сердцем. Я пойму это где-то глубже. Он не мог объяснить, как именно я это почувствую — просто говорил, что почувствую.

Я почти ненавижу себя за вопрос, который вертится на языке, но не могу его не задать.

— А с Джоселин… ты знал?

Голос звучит слишком тихо. Слишком нуждающимся.

Пальцы Перри поднимаются к моему лицу, нежно касаясь щеки.

— Я думал, что знал. Но теперь понимаю, что… — Он замолкает, качает головой. Медленно выдыхает, будто собирается с духом. Его руки опускаются, он отступает на полшага и поворачивается, упираясь ладонями в бока.

Он так явно готовится к чему-то важному, что я почти жду, как он начнёт прыгать на месте и делать фальшивые удары кулаками.

— Эй, — говорю я, подходя ближе и кладя руку ему на плечо. — Всё в порядке?

Он тихо усмехается.

— Просто пытаюсь понять, сколько могу сказать. И сколько должен.

— Говори всё, — прошу я мягко, надеясь, что он почувствует, как сильно я это хочу.

— Лайла, «говорить всё» — это не звучит как «двигаться медленно». А ты ведь говорила, что хочешь именно этого.

— Говорила. Но моё сердце, кажется, совсем меня не слушает.

Он становится серьёзнее, берёт мою руку и прижимает к своей груди, расправляя пальцы, чтобы ладонь легла плоско на его сердце.

— Я тогда не понял, что имел в виду папа, — говорит он. — До сих пор. До тебя.

Между нами остаётся столько невысказанного. Но сейчас — этого достаточно.

Люблю ли я его? Думаю, да. И в его взгляде читается то же самое — наверное, он тоже любит меня.

Но я не могу сказать это вслух. Не до тех пор, пока не буду уверена, что он сможет полюбить и Джека.

Возможно, он по той же причине сдерживается. Так или иначе, пришло время. Мы больше не можем держать Джека в стороне от того, что происходит между нами.

— Знаешь, я тут подумала, — говорю я медленно, руки скользят вверх по его груди к плечам. По телу пробегает волнительный трепет. Я до сих пор не привыкла к тому, что этот мужчина — мой. Что я могу вот так его касаться. — А что, если я приведу Джека на фестиваль на следующей неделе? Мы могли бы пойти вместе.

— Втроём? — спрашивает он.

В голосе — надежда, но я не пропускаю и тень страха на его краях.

— Втроём, — повторяю, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

Это правильный шаг. Джек — обаятельный мальчишка. Перри в него обязательно влюбится. Все влюбляются.

Перри целует меня — сначала мягко, но быстро сдержанность сменяется жаром. Он прижимается лбом к моему.

— Мне кажется, я всё испорчу, — тихо говорит он. — Я не знаю, что делать, не понимаю, как…

Я затыкаю его новым поцелуем.

— Нам просто нужно идти шаг за шагом, ладно? Ничего не изменилось. Я — всё та же. Ты — всё тот же. Просто теперь в наших планах появился один маленький человек, о котором тоже нужно думать.

Он глубоко вдыхает, и на миг я боюсь, что только что его спугнула. Но потом он слегка, решительно качает головой.

— Ладно, — наконец говорит он.

Я улыбаюсь.

— Ладно?

Он кивает.

— По одному дню за раз.

Перри

Я подпрыгиваю на месте, окидывая взглядом толпу на фестивале урожая, и с каждой секундой всё сильнее волнуюсь. Я хочу увидеть Лайлу. Но больше всего — увидеть Лайлу и Джека. И это странно, потому что я уже виделся с Джеком однажды. И, кажется, справился вполне нормально.

Но сейчас всё по-другому. Теперь есть очень конкретные ожидания.

Я не хочу разочаровать Джека.

Но ещё больше я боюсь разочаровать Лайлу.

Мама легонько толкает меня локтем. Она стоит у ворот, ведущих в загон с животными, и впускает туда детей по очереди.

— Она придёт, когда придёт, Перри, — мягко упрекает она. — Просто расслабься.

Я встряхиваю плечами.

— А вдруг я её пропущу? Здесь столько народу.

Толпа немного редеет — последние дети проходят к заведующему фермы, который будет присматривать за животными. Мама пользуется моментом и поворачивается ко мне лицом.

— Перри. Ты не пропустишь её. Она идёт, чтобы увидеть тебя. Она встречается с тобой здесь? У зоопарка?

Я киваю, одновременно сканируя толпу.

— Тогда просто подожди. Она управляется с пятилеткой. Ей в десять раз сложнее, чем тебе — уже хотя бы поэтому.

Мамины слова должны были меня успокоить, но тревоги стало только больше.

— Пойду к парковке, вдруг замечу её.

Мама фыркает.

— Перри, если ты уйдёшь, она появится тут и не найдёт тебя. Почему просто не позвонишь ей?

Я достаю телефон.

— Позвоню.

Но всё равно ухожу. Во мне слишком много нервной энергии, чтобы стоять на месте. Слишком много сложных эмоций, которые давят изнутри. Я колеблюсь между страхом и чувством, что я недостаточно хорош, и почти болезненным желанием быть рядом с Лайлой, заботиться о ней. Разум подсказывает, что страх — неотъемлемая часть любых настоящих отношений. Но соглашение провести время с Джеком вызвало во мне реакцию, которую я не ожидал. Будто проснулся внутренний голос, который стал перечислять все причины, по которым из меня не выйдет хороший отец.

И голос этот звучит до боли знакомо — он звучит как Джоселин.

Я останавливаюсь, делаю глубокий вдох, закрываю глаза, стараясь отключиться от гула толпы. Сейчас мне точно не нужно слышать свою бывшую жену в голове.

Когда я открываю глаза, Лайла стоит прямо передо мной. В очереди к столу, где продают горячий яблочный сидр с фермы Стоунбрук. Первая мысль — спрятаться. Забраться за соседнюю палатку, но Анна из магазина кормов вряд ли обрадуется, если я свалю её стол с праздничным печеньем.

Наконец Лайла поднимает глаза и замечает меня. И улыбается. И в ту же секунду голос в моей голове, страхи, сомнения — всё замирает и исчезает. Остаётся только она.

Я могу это сделать. Ради неё.

Её взгляд на мгновение скользит к Джеку, потом возвращается ко мне. Она тоже волнуется. Я подхожу ближе и вижу, как она берёт сидр — один стакан передаёт Джеку. Второй ставит обратно и лезет в сумку, но я тут же делаю шаг вперёд и останавливаю её, касаясь руки.