Я отмахиваюсь. Сейчас меня больше всего тревожит то, что даже если нам повезёт и мы проскочим все светофоры, я всё равно не успею вовремя.

— Хорошо хоть, Ашера оставили с Тайлером и мамой, — говорит Оливия. — Представляешь, если бы с нами ещё и младенец был?

Я провожу рукой по лицу. Всё идёт совсем не так, как я планировал.

— Эй, — говорит Броуди. — Она поймёт. Ты стараешься. Ты доберёшься.

— Я хотел быть там к началу игры, — говорю я, качая головой. — Если меня не будет, она подумает…

— Эй, — перебивает Леннокс. — Отпусти идею о «совершенном моменте». Просто плыви по течению. Всё получится. Лайла тебя любит. Она поймёт, если ты не прошёл сквозь кабустный апокалипсис.

Я киваю. Он прав. Конечно, прав.

— Позвони ей, — говорит Кейт. — Или хотя бы напиши. Чтобы она не волновалась. Пусть знает, что ты в пути.

Я киваю и быстро достаю телефон. Я хотел быть там. Хотел встать рядом с ней, держать её за руку и вместе болеть за Джека. Но я не успею.

Лайла не берёт трубку, так что, не оставляя голосовое, я набираю сообщение.

Перри: Я еду, Лайла. Не сдавайся. Я еду.

Лайла

Я смотрю только на поле. Только на поле. Только на поле.

Пока Джек разминается, мне с трудом удаётся не оборачиваться каждые пять секунд, чтобы проверить парковку за спиной.

Придёт ли он?

Любит ли он меня достаточно, чтобы прийти?

Прошло тридцать шесть долгих часов с тех пор, как я поставила Перри перед выбором. И у меня нет ни капли сожалений. Мы можем двигаться медленно, аккуратно втягиваться в то, что значит быть семьёй, проводить время втроём, но мы не можем отступить назад. Если он хочет меня, он должен хотеть нас обоих.

Джек машет мне с поля, как раз когда судьи подают стартовый свисток.

А Перри всё нет.

Игра начинается, а Перри так и не появился.

Мне до одури хочется проверить телефон, вдруг он написал, вдруг что-то случилось, но я оставила его в машине. И теперь, когда игра уже идёт, я не хочу уходить, рискуя пропустить хоть миг.

Хотя я могла бы сбегать. Если быстро…

Но в этот момент Джек ловит мяч и несётся по полю, и я больше не могу отводить от него взгляд. Что мне скажет телефон? Перри либо здесь, либо его нет.

А его нет.

На перерыве я решаю не идти за телефоном. Честно говоря, теперь я даже не хочу видеть объяснение. Лучше сосредоточиться на Джеке. Насладиться игрой. И всё же где-то глубоко внутри я продолжаю надеяться. Представлять, что вот-вот он появится.

Эта надежда угасает только в последние минуты второго тайма. Джек играл потрясающе. Он забил гол, а ведь в начале сезона мы просто мечтали, чтобы он не спотыкался о собственные ноги. Это огромное достижение.

И я была единственной, кто его видел.

Я не говорила Джеку, что Перри может прийти.

Значит, это — моё. Это разочарование, эта боль — моя. Только моя.

Я вытираю слёзы, надеясь, что другие родители решат, будто я просто растрогана успехом сына.

В какой-то момент мне придётся сказать Джеку, что он больше не увидит Перри.

Может, после завтрака отцов и сыновей он не будет так одержим идеей обрести нового папу.

Финальный свисток. Джек бежит ко мне, сияющий.

— Мам, ты видела, как я забил?

— Видела, малыш. Ты был невероятен.

— Отличная игра, Джек, — кричит тренер.

Джек подбегает к маме, которая раздаёт детям перекус и воду. Я начинаю собирать складной стул и остальные вещи. Мы направляемся к парковке, и я то и дело сканирую взглядом машины в поисках пикапа Перри. Я заставляю себя идти вперёд, расправить плечи, шагать уверенно.

Я не могу снова это себе устроить. Я не могу всё время ждать его появления.

Перри сделал свой выбор.

И это была не я.

Я отмыкаю машину, помогаю Джеку пристегнуться в его кресле, потом загружаю стул и сумку в багажник. Сажусь на задний бампер, закрываю глаза, прижимаю ладонь к груди.

Здесь, пока Джек не видит, я позволяю себе на минуту почувствовать весь груз разочарования. Эта боль — до костей. Особенно на фоне того счастья, что я ощущала всего несколько дней назад, когда верила, что Перри — мой.

— Лайла!

Я поднимаю голову.

Перри бежит через парковку. Не едет. Бежит.

Что вообще происходит? Моё сердце взлетает, но в следующую секунду я вспоминаю наш последний разговор, и неуверенность снова обволакивает меня.

Если он хотел быть здесь — почему не пришёл вовремя?

Он опоздал, чтобы сказать: «Прости, я не смогу»?

Хотя… он бежит. Может, что-то случилось с машиной? Может, есть объяснение?

Он останавливается в нескольких шагах от меня, упирается руками в колени, тяжело дыша.

— Я здесь, — выдыхает он. — Прости, что опоздал, но я здесь.

Он здесь.

Моё сердце наполняется покоем. Он здесь.

— Эм… ты что, бежал всё это время?

Он выпрямляется, поднимает палец, явно пытаясь отдышаться. Я поворачиваюсь к багажнику и достаю бутылку воды, оставшуюся с прошлой игры, когда я была дежурной по перекусу. Подхожу и протягиваю ему. Сейчас середина ноября, температура около пятнадцати градусов, а он стоит в одной футболке, мокрый, как будто пробежал полмарафона.

Перри хватает бутылку, открывает и осушает её за пару секунд.

— Лучше? — спрашиваю, протягивая руку, чтобы забрать пустую бутылку.

Он кивает.

— На трассе были кочаны капусты, — говорит он. — Я позвал Броуди, он подобрал меня, и мы поехали по 176, но в Флэт-Роке шёл парад, потом авария… В итоге я просто вышел из машины и побежал.

Ох, моё сердце.

— Сколько километров?

Он смотрит на телефон.

— Примерно шесть? Я пытался тебе дозвониться.

— Я оставила телефон в машине.

Его выражение меняется.

— Значит, ты подумала, что я не приду?

Слёзы наворачиваются на глаза, и я отворачиваюсь. Он здесь. Это всё, что имеет значение.

— Лайла, я люблю тебя, — говорит Перри и делает шаг ко мне. — Прости, что заставил тебя пройти через всё это. Что испугался. Ты была права. Я действительно пытался сделать всё идеально. Но потом понял: мысль о том, что я уйду от тебя и от Джека была слишком болезненной. Этот мальчишка уже почти так же глубоко в моём сердце, как и ты.

Слова звучат слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Я не очень-то знаю, как быть отцом, — продолжает Перри. — И не могу обещать, что не наломаю дров. На самом деле, скорее уж стоит сразу пообещать, что накосячу. Но я обещаю, что буду стараться. Что не перестану пытаться быть лучшим для тебя. И для Джека тоже.

Я бросаюсь к нему в объятия, совершенно не заботясь о том, что он вспотевший и пахнет не лучшим образом. Мои губы находят его, я обхватываю его лицо ладонями, а он притягивает меня ближе, прижимая руки к моей пояснице. Мы целуемся, пока рядом не раздаётся восторженный вопль и мы отстраняемся, чтобы увидеть Броуди, Кейт, Леннокса и Оливию, свешивающихся из окон пикапа Броуди и аплодирующих нам.

— Каким-то образом это даже кажется правильным — что твоя семья здесь, в этот момент, — говорю я.

Перри усмехается.

— Если их пустить, они будут частью всего. Матчи. Школьные спектакли. Дни рождения. Даже странные праздники, которые никто не отмечает.

Я прижимаюсь к нему чуть сильнее.

— Главное, чтобы в нашу брачную ночь можно было закрыть дверь. то я согласна.

— Брачную ночь, значит?

— Ну да ладно тебе. Ты только что сказал, что хочешь быть папой Джеку. Не говори, что не думал об этом.

— Я подумал об этом ещё в первый день. Когда Джек спросил, могу ли я быть его лестничным папой, у меня внутри что-то щёлкнуло. Будто какая-то часть меня уже знала, куда мы идём.

— Как поэтично. А я в тот момент мечтала провалиться под машину от стыда. Мне было так неловко.

Перри улыбается — совсем не так, как тот хмурый человек, с которым я начинала работать.

— А я был очарован, — говорит он тихо. — До сих пор очарован.