— Готова?

— Очень приятно было познакомиться, Лайла, — говорит Ханна с улыбкой. — Надеюсь, мы ещё увидим тебя на ферме.

— Мама, — говорит Перри. — Хватит.

Ханна только смеётся и поднимает руки.

— А что я такого?

Я следую за Перри к Gator — маленькой фермерской машине, на которой он, видимо, приехал за мной.

— Извини, что пропала, — говорю я, забираясь рядом с ним.

— Извини за маму, — бурчит он, заводя двигатель. — Она… ну, она добрая, но…

Он замолкает, качает головой.

— Надеюсь, она не сказала ничего такого, что тебя задело.

Я пожимаю плечами, стараясь выглядеть расслабленно.

— Мне она показалась замечательной.

Даже не пытаюсь скрыть нотки тоски в голосе. Я бы предпочла навязчивую маму в любой день, вместо пустого места.

Перри останавливается и смотрит на меня. Будто видит меня насквозь. Его выражение смягчается.

Я действительно настолько читаема?

Правда в том, что я бы сделала почти всё, чтобы иметь такую семью, как у Перри. Родителей, которые до сих пор вместе и искренне заботятся о счастье своих детей. Братьев и сестёр, которые говорят друг о друге с теплотой. Которые друзья, даже когда в этом нет необходимости.

Меня любили. Даже обожали. Но принадлежать одному-двум людям — это не то же самое, что принадлежать целому клану. Я хочу, чтобы у Джека были братья и сёстры. Чтобы у него было целое племя, на которое он мог бы опереться, которому мог бы доверять.

— Она и правда замечательная, — говорит Перри.

Слова простые, но в его голосе звучит гораздо больше. Он понимает. Он осознаёт, какое это сокровище — иметь такую семью. И он это не воспринимает как должное.

— Кажется, у вас это семейное, — с лёгкой улыбкой говорю я и бросаю на Перри игривый взгляд.

Его щёки едва заметно розовеют, он прочищает горло и отводит взгляд, но не раньше, чем я успеваю заметить крошечную улыбку, играющую в уголках его губ.

Меня пугает, как сильно я хочу увидеть эту улыбку снова.

И ещё сильнее я хочу быть её причиной.

Лайла

Перри направляет Gator к тому самому саду, через который мы ехали вчера, когда поднимались к уступу. На этот раз мы не лезем в гору, он держится ближе к нижней части сада, где земля ровнее.

После разговора с Ханной я слишком остро ощущаю его присутствие рядом. Как он пахнет. Как солнечный свет отражается в медных волосках его бороды. Как его карие глаза на улице кажутся светлее, теплее, почти золотыми, чем в помещении.

Я сжимаю ладони на коленях и заставляю себя смотреть по сторонам. Нужно думать о чём-то другом. Замечать что угодно, кроме мужчины рядом со мной, иначе я просто продолжу таращиться на него и всё станет странным.

Мы проезжаем мимо ряда за рядом яблонь, всё дальше и дальше углубляясь в сад, пока кругом не остаётся ничего, кроме деревьев. Чем дальше, тем деревья мельче.

Они все в листве, но, похоже, без плодов. И я понимаю, почему Перри выбрал именно это место. Яблоки собирают вручную, об этом я узнала вчера и была искренне удивлена. А значит, более зрелая часть сада сейчас полна рабочих, занятых сбором урожая.

Перри глушит двигатель и кивает на деревья вокруг:

— Эти яблони начнут плодоносить следующей осенью. Камео, — говорит он, выбираясь из Gator. — Это любимые яблоки моей мамы.

— А в них действительно есть какая-то разница?

Взгляд Перри становится прищуренным, но он улыбается.

— Осторожнее. Такие слова здесь приравниваются к вызову.

Я смеюсь.

— Ну, я, конечно, различаю Гренни Смит и Гала, но дальше… э-э...

Перри вздыхает и поднимает руку, останавливая меня, когда я тянусь к двери.

— Нет-нет. Сиди. Обед тебе пока не светит.

— Что?! — смеюсь я.

Он залезает обратно ко мне.

— Небольшой крюк. Ничего страшного.

Я откидываюсь на спинку и скрещиваю руки на груди.

— Знаешь, вчерашняя голодовка не слишком хорошо для тебя закончилась.

Он усмехается.

— Рискну. Я знаю, как обращаться с... кисленькими яблочками.

— Боже, Перри. Это было ужасно.

Его губы подёргиваются, но он не улыбается.

— Пристегнись. У меня есть цель, и я слышу, как у тебя урчит живот даже отсюда.

— Так покорми же меня, чудовище, — говорю я и шлёпаю его по руке, задержав пальцы чуть дольше, чем следовало бы. (И да, его фланелевая рубашка невероятно мягкая.)

— Ни за что, — ухмыляется он и разворачивает Gator между двумя рядами деревьев, в противоположную сторону от той, откуда мы приехали. — Сегодня ты должна заработать свой обед. Приказ начальства.

Жар взмывает внутри, щеки заливает румянец. Возможно, он и не пытался так возбуждать, сочетая командный тон с этим взглядом… но, честное слово, у меня мозг отказывается работать, пока он продолжает себя так вести.

Перри останавливается между двумя зрелыми яблонями, спрыгивает вниз, срывает по яблоку с нижних веток и возвращается. Из кармана он достаёт складной нож и разрезает первое яблоко, вырезая идеальный ломтик.

Клянусь, раньше я не думала, что резать фрукты карманным ножом может быть сексуально. Но, наверное, дело не в ноже, а в том, с каким уверенностью он это делает. Перри знает этот сад. Эту ферму. И это вызывает во мне уважение. И… желание.

Но в голове всё ещё звучат слова Ханны. Не пялься. И, может, стоит применить это не только к взгляду. Я могу всё неправильно понять. Это ведь может быть просто обед между коллегами — не больше.

Но потом Перри подносит дольку яблока прямо к моим губам. Он не просто протягивает её, он кормит меня. Его пальцы касаются моих губ, когда он кладёт ломтик мне на язык.

— Закрой глаза, — говорит он мягко. — Сконцентрируйся на вкусе в тот самый момент, как он коснётся языка.

Я не выдумываю. Не могу.

Даже с моим скромным опытом я узнаю этот взгляд — тёплый, глубокий. Настоящий.

Я сосредотачиваюсь на простейшем: жевать, почувствовать вкус, проглотить. С закрытыми глазами. Изо всех сил стараюсь думать о яблоке, а не о том, насколько близко он сидит.

— Так. Запомни этот вкус. Подумай о нём.

Я открываю глаза и киваю.

— Думаю. Запоминаю. Всё. Я готова.

— Хочешь попробовать следующее?

Я снова закрываю глаза, приоткрываю рот, принимая второй кусочек.

Вкус взрывается на языке, и я вздыхаю, глаза распахиваются.

— Он совсем другой!

Он улыбается, в уголках глаз собираются морщинки.

— Почему?

Я до сих пор не привыкла к силе его улыбки — она правда на миллион долларов. Мне нужно время, чтобы собраться и ответить. Я вспоминаю вкус первого яблока, что непросто, тут столько отвлекающих факторов: его прикосновения, его близость, его взгляд. Яблоки, Лайла. Думай о яблоках.

— Слаще, — говорю я. — Не такой кислый, как первый.

Он кивает.

— Отлично.

— Отлично? — я поднимаю брови. — А я и не знала, что это экзамен.

Он включает передачу и двигает нас дальше между деревьями.

— Назови что-нибудь, что ты любишь. Что-то, что у тебя хорошо получается.

Не совсем понимаю, к чему он, но решаю подыграть.

— Хм. Мне нравится петь. И играть на пианино.

— Правда?

— Удивлён?

Во мне мелькает тревога, но я глушу её. То, что Тревор считал мою любовь к музыке пустяком, не значит, что все так подумают.

— Не удивлён. Впечатлён.

Впечатлён. Сказано так просто. И, похоже, он говорит это искренне.

— Представь, что ты с кем-то, кто уверен, что вся музыка — одна и та же. Жанр неважен. Песня — это просто песня. Слышал одну — значит, слышал все.

Я морщусь. Перри бросает на меня взгляд с таким выражением, будто сам был тем человеком и уже всё понял.

— Ладно-ладно. Ты победил. Но ты же не хочешь сказать, что если я попробую все эти яблоки и всё равно скажу, что они одинаковые на вкус, ты перестанешь со мной общаться? Меня уволят?

Он пожимает плечами с деланным раздумьем.

— Возможно, я оставлю тебе работу. Но только дистанционно. Никаких пикников в саду.