Перри

У меня не так уж много опыта в том, чтобы умасливать свиней.

А жаль, потому что сейчас я лицом к лицу с трёхсоткилограммовой махиной, и всё, что у меня есть — это моё обаяние, мешок яблок и пальцы, способные захватывать предметы.

Проблема в том, что обаянием я никогда не блистал, да и, честно говоря, эта свинья, похоже, умнее меня. Иначе как объяснить, что она выбралась из полностью закрытого загона, где нет ни единого следа побега? Если она и вышла через калитку, то за собой закрыла. А у неё, между прочим, нет пальцев.

Счёт: свинья — один, Перри — ноль.

— Только ты и я, Бабочка, — говорю я, катя яблоко к её пятачку. Она поднимает голову, ухо подёргивается. Во взгляде читается: я ей не в пример менее интересен, чем капуста, которую она жует в огороде моего брата. — Ну же. Яблоки вкуснее капусты. Любой дурак это знает.

Она фыркает и наконец поворачивается к яблоку, а я морщусь от хруста и треска раздавленных листьев и сломанных стеблей, что остаются за ней.

Хорошо хоть Леннокс уехал из города. Хотя, если честно, я бы с радостью выслушал его нотации, лишь бы он помог. Или вообще кто-нибудь помог. Учитывая, что это коммерческая ферма и площадка для мероприятий, семейное предприятие ферма Стоунбрук на удивление безлюдное. Ну, по крайней мере, эта половина фермы. На площадке напротив только начинается свадебный банкет. Тем больше причин загнать Бабочку обратно, пока она не удрала совсем.

Плевать на капусту Леннокса. Если свинья вломится на свадьбу, от нашей пятизвёздочной репутации в Google останется только воспоминание.

Бабочка подбирается ближе, и я снова режу ей яблоко. Я уже знаю: стоит подойти слишком близко и она сорвётся с места. И знаю: сама она в загон не вернётся. А значит, рано или поздно мне придётся накинуть ей на шею шлейку, что болтается в моей руке.

— Я проголодался, Бабочка, — бормочу я, приседая и осторожно приближаясь. — А знаешь, что сейчас бы не помешало? Бекон. Свежий, хрустящий, тающий во рту...

Моя сестра Оливия бы в ужас пришла, услышав меня. Бабочка — её свинья. Она приютила её пару месяцев назад у семьи, которая думала, что покупает мини-пига, а получила совсем обратное. Когда Бабочка перестала помещаться во дворе, они предложили нам забрать её на ферму. Я хотел сказать «нет», но Оливия более мягкая половина нашей управленческой команды. Мы вместе ведём семейный бизнес. Задачи пересекаются, но в целом я отвечаю за финансы, она за людей. И, как оказалось, за свиней. Она сразу сдалась, пообещала детям, что они смогут навещать Бабочку, когда захотят.

И в этом часть проблемы. Бабочка обожает людей. Ей не нравится жить на улице, как обычному сельскохозяйственному животному, с другими свиньями и… ужас! — курами. Она бы с куда большим удовольствием развалилась на веранде, как будто она наш домашний любимец.

Если только на веранде не я.

Она меня терпеть не может. Взаимно.

Может, потому, что я всё время грожу пустить её на отбивные.

Если бы здесь была Оливия, она бы просто позвала Бабочку по имени, щёлкнула пальцами и глупая свинья посеменила бы к ней, сияя от радости, аккуратно переступая через капусту.

Но моя сестра только что родила. Её ребёнку неделя от роду. Я не настолько подонок, чтобы звать её ловить свинью.

Позвать кого-то другого? Некого.

Леннокс уехал.

Родители на школьной церемонии с Броуди, моим вторым младшим братом — его награждают как учителя года в местной старшей школе.

Наш управляющий Келли в свадебном путешествии.

Рабочим дали редкий выходной.

Я единственный, кто стоит между трёхсоткилограммовой свиньёй и четырёхъярусным свадебным тортом.

Я делаю шаг вперёд.

— Но ты же не хочешь стать беконом, правда, Бабочка? Ты хорошая девочка.

С поля доносится волна смеха и аплодисментов, и я оборачиваюсь в ту сторону. С этой точки павильона не видно. Из-за того как наша ферма утопает в холмах у подножия Аппалачи, дальше пары сотен метров ничего не разглядеть — то склон, то лес загораживают обзор. Но это недалеко. Если срезать путь через пастбище, где мама пасёт коз, я буду там через пару минут.

И Бабочка тоже.

Доносится ещё один весёлый возглас, громче прежнего, и уши Бабочки встают торчком.

— Даже не думай, — прищуриваюсь я, приближаясь. — Там для тебя ничего нет. Ты же знаешь, как закончилась история с поросёнком, который пошёл на рынок? Скажу по секрету, не за покупками он туда ходил.

Бабочка смотрит, и её свиные глаза пугающе напоминают человеческие. Она фыркает, доедает яблоко, к которому наконец проявила интерес, и… срывается с места.

Я бросаюсь за ней, мои руки скользят по её огромной туше, прежде чем она вырывается и исчезает в полосе деревьев по краю огорода. Я плюхаюсь на землю животом, с глухим шлепком, но, как молния, подскакиваю и пускаюсь вдогонку за свиньёй, которая по всем законам логики не должна так быстро бегать.

Я прорезаюсь сквозь деревья, сердце колотится, и выбегаю к дороге ровно в тот момент, когда Бабочка несётся вниз по склону… прямо к павильону.

Нет. Нет-нет-нет-нет, НЕТ.

Я в голове прокручиваю все (очень скудные) варианты того, как можно увести мчащуюся свинью от толпы нарядных гостей.

Первый: обогнать, сбить с ног, накинуть шлейку, зарычать и постучать кулаками по груди, как победитель.

Второй:

…

…

…

Ничего.

Либо по правилам рестлинга, либо никак.

Я пробегаю ещё несколько метров, когда до меня доносится звук Gator — одного из наших четырёхколёсных вездеходов, на которых мы передвигаемся по ферме. У меня нет времени тормозить, но когда на холме появляется Броуди, волна облегчения захлёстывает меня. Я указываю в сторону павильона.

— Свинья! — кричу я, тыча пальцем. — Перехвати её!

Броуди бросает взгляд вниз по склону и мчится за Бабочкой, а я срезаю путь через пастбище, вспоминая школьные годы, когда занимался бегом с препятствиями, и перепрыгиваю через забор в прыжке, который определенно стоило бы заснять на камеру. Я наблюдаю, как Броуди перехватывает Бабочку прямо перед тем, как она свернёт к полю с павильоном. Вместо этого она резко меняет направление и несётся прямо на меня. Между нами остаётся ещё один забор, я едва его преодолеваю, задевая голенью доску и ощущая, как по ноге пронзительно простреливает боль.

Но когда я бросаюсь на Бабочку, обхватывая её за живот и валясь вместе с ней в оросительную канаву у дороги, мне совсем не до боли в голени. Всё, о чём я думаю — это насколько унизительной может быть смерть.

Я прямо вижу эти заголовки: «Мужчина раздавлен гигантской свиньёй. Спас свадьбу в последний момент».

Потому что именно это и произойдёт. Она упадёт на меня и раздавит мои лёгкие. Я парень не из маленьких. Чуть выше 180 сантиметров. Вес — около 90 килограммов. Не такой рельефный, как мои братья, но в хорошей форме, чтобы не стыдиться рядом с ними.

Но Бабочка — это гигант. Монстр.

Когда я падаю на землю, воздух с шипением вырывается из лёгких, а Бабочка визжит и сучит ногами. Канава едва вмещает нас обоих, и я использую это себе во благо — прижимаюсь спиной к земляному откосу, чтобы зафиксироваться, и зажимаю нижнюю часть её тела ногами.

Свинья фыркает и вырывается, но я лишь сильнее сжимаю хватку. Спустя секунд пятнадцать она наконец замирает, но звуки, которые она издаёт, не дают сомневаться — ей это всё не по душе.

Да мне самому это не по душе, свинья. Вообще не по душе.

— Как ты там, внизу? — раздаётся голос Броуди с дороги, в котором звучит сдерживаемый смех. — Это был настоящий… мясной капкан.

— Только не говори, что ты это вслух произнёс, — выдыхаю я с трудом. Лёгкие до сих пор не хотят нормально работать.

— Хочешь, я вызову тебе… мясомобиль скорой помощи?

— Броуди. Шлейка. Видишь её где-нибудь на земле? Я точно взял её, когда бежал через пастбище, но сейчас в руках только свинья.

— Нашёл, — говорит он. Подходит к краю канавы и накидывает шлейку на голову Бабочки. Когда она закреплена, я осторожно поворачиваю свинью, давая ей встать на ноги. Поднимаюсь сам — только теперь понимаю, что два сантиметра мутной воды на дне канавы успели промочить мне рубашку насквозь.