Мы остаёмся близко. Его руки по-прежнему обнимают меня, наши лбы почти соприкасаются.

Он проводит рукой по моему лицу, заправляя прядь волос за ухо.

— Думаю, мы официально можем считать это настоящей сессией поцелуев.

Я улыбаюсь.

— Даже по меркам современной молодёжи.

Он целует меня ещё раз, будто не может удержаться, но заканчивает быстро, откидывается на подушки, устраивается на локте.

— Всё. С этим покончено. Теперь давай поговорим о чём-нибудь скучном.

— Скучном? — приподнимаю бровь.

— Угу. Бейсбольные статистики. Колебания фондового рынка.

— Убить романтику. Принято. А что насчёт рецепта бельгийских вафель моей бабушки?

— Это был бы идеальный шёпот на подушку для Леннокса, но… стоп. Получилось! Миссия выполнена. Думать о брате — лучшее средство против вожделения.

— Отлично сработано. — Я поднимаю руки в крошечном жесте победы.

— Ну что, Лайла Темплтон, — говорит он, — расскажи мне что-нибудь, чего я о тебе ещё не знаю.

— Хмм. Это обязательно должно быть что-то важное?

— Нет. Наоборот. Что-нибудь неважное. Мы и так сегодня копнули достаточно глубоко.

Я не говорю ему, что готова делать всё, что приказывает такой босcовский Пэрри. Мы же вроде как пытаемся охладить накал.

— Хорошо. Отличная идея. Ну… я ненавижу оливки.

— Годное мнение. Хоть ты и не права. Ещё?

— Я люблю кантри.

Он морщится.

— Ладно. Приму. Но только если ты сама будешь его петь. Хотя, постой... — Его выражение становится серьёзным. — Важный вопрос. Баскетбол в колледже. Да или нет?

— Да. Сто процентов.

— Тогда так. Дюк или Каролина?

— В смысле Ка-ка-ролина?

Он делает большие глаза и прижимает руку к груди.

— Ты ранишь меня.

— Серьёзно? Ты болеешь за Каролину?

— Я закончил Каролину. Там я получил MBA.

Я начинаю сползать с кровати.

— Всё было здорово, но, думаю, пора мне...

Он резко садится и кидается за мной, подхватывает на руки и с лёгкостью откидывает обратно на кровать. И я понимаю, что он только что поднял меня, будто я мешок с картошкой.

— Ты за Дюк? Серьёзно?

Я лежу на спине, а Перри нависает надо мной, опираясь руками по обе стороны от моей головы.

— Фанатка Дюка, — пожимаю плечами. — До самой сердцевины, Перри. До самой… яблочной сердцевины.

Он стонет и опускает голову.

— Лайла, ну только не это…

Я закусываю губу, наслаждаясь этим игривым моментом. Если я когда-нибудь выйду за него замуж, я точно впишу пару яблочных каламбуров в свадебные клятвы.

— И что, любовь к Дюку — это точка невозврата?

Он резко поднимает голову, широко улыбается.

— Не могу поверить, что скажу это, когда моя кровь течёт Каролиной, но… даже Дьюк меня от тебя не оттолкнёт.

Я тянусь и целую его в нос.

— Какое у тебя безграничное великодушие.

После того как мы расправились с третьим пакетом M&M’s, мы ещё два часа болтали — о всём и ни о чём. В итоге снова вернулись к разговору о разводе Перри.

Сейчас мы уже устроились под одеялом, наши лица всего в нескольких сантиметрах друг от друга, одна его нога небрежно лежит на моей.

Он рассказывает коротко, почти формально, но в его глазах видно боль. И даже не нужно много воображения, чтобы догадаться, какой ужасной была вся эта история.

— Так твой помощник всё это время ей помогал? — спрашиваю я, до сих пор не веря, что сотрудник может быть настолько предателем.

Перри кивает.

— Под конец он не просто прикрывал её измены. Он сливал ей финансовую информацию о моей компании, о клиентах. Всё это было частью стратегии. Когда она подала на развод, она уже точно знала, какую сумму запросить. Представила себя как полноправного партнёра в бизнесе, а ещё добавила, что получила MBA на полгода раньше меня и поддерживала меня, пока я учился. Суд встал на её сторону, и мне пришлось ликвидировать всё — акции, пенсионные накопления, всё до последнего, чтобы выплатить компенсацию.

— Ужас. — Я фыркаю. — Надо было плюнуть в воду, которую я оставила у её кровати.

Он улыбается, и я тянусь, чтобы провести пальцем по складкам у его глаз.

— У тебя красивые линии.

— Это морщины, Лайла.

— Нет, это линии улыбки. И они тебе очень идут.

— Джоселин как-то сказала, что мне стоит сделать ботокс.

— Ты шутишь?

— Хотел бы.

— Ладно… не хочу, чтобы ты понял это неправильно, но… Перри, почему ты вообще женился на ней?

— Вопрос справедливый. Но, думаю, ответ похож на твой. Я думал, что она — то, что мне нужно. Игнорировал тревожные звоночки. А потом она изменилась. И я изменился. Осознал, что хочу совсем другого.

— После всего, что она с тобой сделала, ясно одно — счастье за деньги не купишь. Зато у тебя есть семья. Ферма…

— И потрясающая помощница, — добавляет он.

— Шикарная помощница, — повторяю я, думая про себя, что, хоть это и рано, я бы хотела, чтобы он сказал «потрясающая девушка». — А у Джоселин что? Она ведь сама призналась, что несчастна.

Пэрри вздыхает.

— Надеюсь, это просто алкоголь говорил.

— Вот он ты — добрый парень. Тот самый, который прогнал ворчуна прочь.

— Нет, — мягко отвечает он. — Это ты его прогнала.

Я улыбаюсь, даже несмотря на то, что глаза уже слипаются. С тех пор как родился Джек, я стабильно просыпаюсь в шесть тридцать — он самый надёжный будильник на свете, и всё равно, во сколько он лёг. А сейчас уже далеко за два.

— Ладно, сонная голова, — говорит Перри. — Пора спать.

Он выключает свет, и я думаю, что он устроится на своей половине гигантской кровати, но вдруг матрас слегка пружинит, он поворачивается ко мне, его ладонь ложится на мою щёку. Свет с улицы позволяет различить его силуэт, но не черты лица.

— Спокойной ночи, Лайла, — шепчет он.

Большой палец скользит по моей нижней губе, прежде чем он наклоняется и целует меня — медленно, нежно.

— Я бы хотела засыпать так каждую ночь, — бормочу я сонно.

Пэрри замирает, и я тут же просыпаюсь, осознавая, что только что сказала. Я же не имела в виду именно с ним… хотя, кто я обманываю. Имела. Но это ведь рано. Слишком рано.

И всё же я это сказала. Или почти сказала?

Пальцы Пэрри касаются моей щеки, потом отступают.

— Ты заслуживаешь засыпать так каждую ночь. А теперь спи.

Легко сказать. А вот сделать… Ему, по крайней мере, легко — он засыпает через пару секунд. Я слушаю, как его дыхание выравнивается, становится глубоким. Он лежит на животе, одна рука протянута через кровать и покоится на моём запястье. Что означает только одно — я не шевельнусь ни на миллиметр, даже если у меня затекут пальцы и рука отвалится.

Если он считает, что я заслуживаю засыпать так, то пусть знает — в отделе «целовать Лайлу на ночь» вакансия открыта, и он более чем подходит на эту должность.

Долгое время я думала, что упустила свой шанс на настоящее «долго и счастливо». Вина, стыд, сомнения, усталость, убеждение, что счастье в жизни даётся только однажды — всё это сложилось в ощущение, что мне вполне достаточно просто нормальной жизни. У меня есть Джек, и он потрясающий. Есть работа — пусть не та, о которой я мечтала.

Этого было достаточно. Раньше.

Но теперь, с Перри, спящим рядом, я позволяю себе поверить в то, что, может быть… может быть, в моей жизни может быть гораздо больше.

И с этой мыслью я наконец засыпаю.

Перри

После почти бессонной ночи, проведённой с Лайлой, в разговорах и поцелуях, мне совсем не хочется идти на утреннюю встречу выпускников. Я бы гораздо охотнее отвёз Лайлу на Голубой хребет, полюбовался с ней видами и насладился последними часами, что у нас остались, прежде чем отвезти её домой.

Логически я понимаю: если между нами с Лайлой и правда что-то получится, это должно сработать и в обычной жизни, а не только когда мы прячемся от всего мира. Но это не значит, что я хочу, чтобы магия закончилась раньше, чем нужно.