— Ну всё. Ты сказал лишнее. Я обожаю пикники. Теперь у меня есть веская причина соврать.

Он останавливает Gator.

— Нет. Я видел твоё лицо, когда ты попробовала последнее яблоко. Я узнаю настоящий восторг, когда вижу.

Ха! Забавно. Он бы мог кормить меня какашкой улитки и у меня было бы то же выражение лица. Яблоки и правда вкусные, но весь этот «восторг» у меня от него, а не от фруктов.

Перри снова выпрыгивает из машины, как и в прошлый раз срывает два яблока. Я могла бы смотреть на это весь день. Яблоко. Нож. Ломтик. Повторить. Ну, знаете… если он продолжит кормить меня этими яблоками.

На этот раз он просто протягивает мне дольку, и внутри что-то слегка сжимается от разочарования. Но тут же он поднимает палец, как бы предупреждая.

— Не ешь пока.

Я ухмыляюсь. Нисколько не возражаю против того, что он командует. Это территория Перри, и мне совершенно несложно позволить ему быть главным.

Пока он режет второе яблоко, я замечаю шрам на тыльной стороне его руки. Он идёт от сустава указательного пальца, через большой, почти до запястья. Не задумываясь, я протягиваю руку и провожу пальцем по шраму.

— Это когда случилось?

— В четвёртом классе, — говорит он легко, так легко, что я не уверена, почувствовал ли он прикосновение так же, как я. — Папа учил меня пользоваться перочинным ножом. А я зазнался.

Он закрывает нож и поднимает руку, сжимая и разжимая пальцы.

— Тринадцать швов.

Он забирает у меня первую дольку и теперь держит обе, подносит первую к моим губам.

— Всё как обычно. Закрывай глаза, — говорит он тем самым бархатным, командным голосом, который мне начинает очень нравиться. — Первое впечатление самое важное.

Я откусываю, губами едва касаюсь его большого пальца. Сосредоточься на вкусе. Только на вкусе. Только на вкусе…

— Так, это самое мягкое из всех трёх, что я пробовала. — Я открываю глаза и вижу, как он внимательно меня изучает. — Почти нет кислинки. Но и не слишком сладкое. Оно на вкус как мёд.

— Ты в этом хороша, — говорит он и доедает оставшуюся половинку дольки.

Будто мы с ним всегда вот так делили еду. Будто он не имеет ни малейшего понятия, как сильно влияет на меня. Как близка я к тому, чтобы окончательно потерять голову.

Я улыбаюсь.

— Дай последнее.

Перри подносит ко мне последнюю дольку. На этот раз я не закрываю глаза и правильно делаю, потому что смотреть на него, пока он это делает, может быть самым захватывающим моментом всей этой игры. Я откусываю и сразу же стону.

— Ох. Это — моё любимое.

Я прикрываю рот рукой, пока жую.

Перри улыбается.

— Я так и подумал.

— А как оно называется?

Я тянусь и выхватываю у него вторую половинку, отправляя её в рот раньше, чем он успевает съесть. Перри смеётся, режет ещё одну дольку и протягивает мне.

— Мутсу, — говорит он. — Моё любимое тоже.

— Мутсу. Никогда не слышала. А как назывались остальные?

Он кончиком ножа показывает на три яблока, лежащие на панели Gator.

— Камео, Джонаголд, Кримсон Крисп.

— Ладно, у меня есть вопрос, мистер Знаю-всё-об-яблоках, — говорю я. — Если бы ты закрыл глаза, а я дала бы тебе попробовать каждое по одному, ты бы смог их отличить?

Он не колеблется ни секунды.

— Абсолютно.

— То есть, яблочно точно? — говорю я, не сдержав ухмылку.

Он качает головой и складывает руки на груди — так, что я непроизвольно смотрю на его бицепсы.

— Слишком банально, Лайла.

— Вот это было банально! — восклицаю я.

Он только улыбается и переводит Gator в режим движения, трогаясь вперёд. Я нарезаю оставшееся яблоко Мутсу и передаю пару долек Перри. Было бы неловко кормить его так же, как он кормил меня — но и это мне нравится. Мы едим в лёгкой, уютной тишине.

Видеть Перри здесь, в саду, хозяином своей территории, уверенным и страстно преданным своему делу — вот последний толчок, которого мне не хватало, чтобы начать падать.

Независимо от того, считаю ли я это хорошей идеей или нет.

Перри

Я не собирался заезжать в яблоневый сад ради получасовой дегустационной остановки. И уж точно не ожидал, что буду кормить Лайлу ломтиками яблок с рук. Даже не знаю, что на меня нашло. Но, кажется, ей понравилось. Действительно понравилось. Даже Леннокс не смог бы придумать лучший сценарий для того, как всё получилось. На мгновение мне даже показалось, что у меня есть шанс.

Может, я не так уж и заржавел в этом деле, как думал.

Но дело, наверное, в Лайле. С ней мне как-то легче. Я столько времени пытался быть именно тем, кого хотела видеть Джоселин. А с Лайлой — как будто она вообще ничего не ждёт. Просто рада быть рядом.

Когда мы возвращаемся к тому месту, где я изначально планировал устроить обед, мы вместе расстилаем плед, и я достаю корзину, которую упаковал для нас Леннокс.

— Понятия не имею, что он туда положил, — говорю я, открывая крышку и подвигав корзину ближе к Лайле.

— Это Леннокс собрал? — спрашивает она с заметной надеждой в голосе.

— Ты спрашиваешь так, будто уже знакома с ним.

— Нет, но ты же дал мне вычитать его меню. Не злись, но я слегка в восторге от мысли попробовать его еду. Уж больно у него репутация выдающаяся.

Что-то похожее на ревность вспыхивает у меня в груди, и это вовсе не ново. Я никогда не завидовал Ленноксу в умении готовить. Зато часто — в умении легко сходиться с людьми. У него постоянно кто-то рядом, женщины готовы на всё, лишь бы перекинуться с ним парой слов. У меня так никогда не получалось.

До сих пор, понимаю я. Хотя, думаю, дело не во мне, а в Лайле.

— Что у нас тут? — спрашиваю я, наблюдая, как она достаёт еду.

— Пара сэндвичей, но выглядят они по-настоящему изысканно. О! Они на круассанах. И ещё… — Она вытаскивает контейнер из холодильника, приподнимает крышку и подносит ближе к носу. — О, пахнет божественно. Похоже на какой-то картофельный салат? И ещё печенье?

— Миндальное печенье-подушечки, — говорю я, глядя на контейнер, который она ставит между нами на плед. — Он знаменит ими.

— Знаменит печеньем?

Она тут же берёт одно и откусывает, оставляя на губе капельку сахарной пудры, которую мне ужасно хочется стереть. Или поцеловать. Мысль эта — как удар током. Слишком рано, слишком. Но, кажется, кормить Лайлу яблоками стало для меня чем-то вроде наркотика, и теперь я не могу остановиться — хочется большего.

Сам факт, что я вообще что-то чувствую — уже событие. Я так долго был пуст внутри, но Лайла будто пробуждает меня.

— Боже мой, — простонала она. — Это просто безумие.

— Не боишься испортить обед?

Она берёт ещё один кусочек и протягивает мне недоеденное печенье.

— Всегда удивлялась, откуда пошло это выражение. Разве питательная ценность самого обеда уменьшается, если сначала съесть десерт?

Я закидываю остаток печенья в рот.

— Мне нравится твой подход. Но вот, — говорю, потянувшись к ней. — У тебя тут немного...

Моя рука зависает в сантиметре от её губ. Хочу дотронуться, но только если она не против.

— Что? Что там? — Она подаётся ближе, и этого достаточно. Я большим пальцем легко касаюсь её нижней губы.

— Сахарная пудра, — говорю я, задержав прикосновение чуть дольше, чем нужно. С такого расстояния я вижу крошечные вкрапления тёмно-синего в её небесно-голубых глазах.

Я слышу, как у неё перехватывает дыхание, и вижу, как она сглатывает, откинувшись назад. Почему-то это меня немного успокаивает. Может, я не единственный, у кого по венам сейчас течёт огонь.

Мы принимаемся за еду, и это помогает немного снять напряжение, которое между нами витает. Думаю, нам обоим это нужно. Даже если между нами есть искра, я не собираюсь делать следующий шаг — по крайней мере, не сейчас, не больше, чем уже сделал, когда начал кормить её яблоками. У нас обоих есть причины не торопиться.

Каждый кусочек обеда — просто объедение. Как бы ни раздражал меня мой брат, эта еда явно работает мне на руку.