Леннокс садится на стул с другой стороны.

— Что по-другому? Кто по-другому?

— Лайла — не Джослин, — говорит Броуди.

Леннокс фыркает.

— Вот это точно. Почему мы вообще говорим о ней?

— Я только как сравнение. У Перри есть время до завтрашнего утра, чтобы решить, любит ли он Лайлу достаточно, чтобы стать папой её сына.

— Ультиматум? Лайла рулит шефом — уважаю. Надо испечь ей ещё коробку печенья, — говорит Леннокс.

— Да это не…

Я замолкаю. Лайла не собиралась ставить ультиматум. Но именно так всё ощущается. И, наверное, так и должно ощущаться. Я не имею права играть с её чувствами. Или с чувствами Джека.

— Не понимаю, в чём загвоздка, — говорит Леннокс. — Ты её любишь?

— Да, — признаю я вслух впервые. — Да. Люблю.

Леннокс отпивает из стакана, который подставила ему барменша.

— Так в чём тогда проблема?

— Он хочет быть для неё достаточным, — говорит Броуди, точно зная, в чём дело.

— И для Джека, — добавляю я. — Я хочу быть достаточно хорошим для них обоих.

— И он не уверен, что сможет, потому что не был достаточно хорош для Джослин, — заканчивает Броуди.

Слушать, как брат сжимает мои многолетние страхи и комплексы в одно предложение — больно.

Но Леннокс качает головой.

— Нет. Это уже не про Джослин. Она, конечно, та ещё штучка, но сейчас дело совсем не в ней. — Он смотрит мне прямо в глаза, и где-то в животе у меня всё сжимается, потому что я понимаю — он прав ещё до того, как он это произносит. — У Джослин были высокие ожидания, да. Но единственный человек, который когда-либо ждал от тебя идеальности — это ты сам. И, поверь, я готов поспорить, Лайла вообще не того от тебя ждёт.

В голове всплывают её слова прошлым вечером: Я не хочу, чтобы ты был идеальным, Перри. Я просто хочу тебя.

— Можно я кое-что скажу? — подаёт голос Тайлер.

Мы все поворачиваемся к Тайлеру, но он продолжает смотреть только на меня.

— Я понимаю, что я отец всего пять минут, — говорит он. — Но я кое-что знаю о чувстве неуверенности. Честно, я не представляю, как вообще можно смотреть на Ашера — осознавая, что ты должен его вырастить, научить всему, что он должен знать о жизни — и не чувствовать себя недостаточно хорошим. Но, если по-честному, а как иначе? Если я не хочу его подвести, лучшее, что я могу сделать — это просто быть рядом.

— Но это не то же самое. Ашер — твой сын.

Слова кажутся мне слабыми. Джек мог бы быть моим сыном. Если бы я этого захотел.

Тайлер пожимает плечами.

— Ладно. Тогда уйди.

Я тут же качаю головой.

— Я не хочу уходить.

Я понимаю, что он делает. Это старая добрая обратная психология.

И Броуди тут же подхватывает.

— Почему нет?

Леннокс тоже кивает.

— Признайся, ты уже влип, чувак. Зашёл слишком далеко.

До этого момента я не думал об этом так. Всё, о чём я думал — насколько это будет сложно, если я останусь. Насколько это всё может меня захлестнуть. Но я ни разу не представил себе, что будет, если я не останусь. Не только потому, что уйду от Лайлы. Я уйду и от Джека.

Меня пронзает осознание.

Я не провёл с Джеком столько времени, чтобы сказать, что люблю его так же, как Лайлу. Но он — часть Лайлы. Он — её мир.

А значит… теперь он и мой мир тоже.

Я вспоминаю кружку с яблоней, стоящую на кухонной стойке. И то, как Джек за завтраком спокойно сказал, что я — его лестничный папа. В груди что-то сжимается и тянется, и я поднимаю руку, чтобы растереть это странное ноющее ощущение в груди.

— Отпусти сомнения, — говорит Броуди. — Просто сделай шаг. Доверься любви. Поверь, что ты достаточно хорош.

Леннокс громко кашляет, и этот звук слишком сильно смахивает на… кудахтанье? Потом снова.

— Ко-ко-ко.

Он что, на самом деле издаёт звуки курицы? Мы в третьем классе?

— Ко-ко, — повторяет он, уже шёпотом.

Броуди и Тайлер тут же подхватывают. Их руки имитируют крылышки.

— Ко-ко-ко!

Я поднимаюсь из-за стойки.

— Всё. Это знак, что пора уходить.

Кудахтанье не утихает до самой двери.

— Вы идиоты, — бросаю я через плечо, уже выходя наружу.

— Пожалуйста! — хором отвечают они с поразительно синхронной точностью.

Когда я еду домой, внутри будто наступает странное, непривычное спокойствие.

Идиоты или нет — мои братья правы.

Я слишком сильно в это вовлечён. Я не хочу потерпеть неудачу.

Но если я уйду сейчас — вот это и будет настоящей неудачей.

А значит, нужно научиться подавлять свои сомнения и прыгать с головой.

И первым делом завтра утром — быть на футбольном матче.

Капуста.

Не могу поверить, что капуста — чёртова капуста — может стать причиной того, что я упущу свой шанс с Лайлой и Джеком.

Целая фура, гружённая кочанами, перевернулась на I-26 и перегородила обе полосы движения в северную сторону.

Я всего в полутора километрах от Силвер-Крика, и стою в мёртвой пробке. Из-за капусты.

Смотрю на часы. Прошло уже двадцать минут, и я не сдвинулся ни на сантиметр.

Сначала меня пронзает сочувствие — это ведь чей-то урожай, месяцы работы, теперь — под откос. Но потом приходит другая мысль: моя жизнь тоже пойдёт под откос, если я не найду способ выбраться отсюда.

Когда очередной кочан с глухим стуком подпрыгивает и прокатывается мимо моего окна, я сдаюсь и звоню брату.

— Эй, ты занят? — спрашиваю, как только Броуди берёт трубку.

— Нет. А ты разве не должен быть занят?

— Я еду на матч, но мне нужна твоя помощь. Забери меня. Я на шоссе, тут везде капуста. Пробка наглухо.

— Ты сейчас серьёзно сказал «капуста»?

— Подробности не важны, — отмахиваюсь. — Время идёт. Ты можешь?

— А ты просто бросишь свою машину?

— Да! Вернусь за ней позже. Это важнее.

— Ладно. Уже выезжаю. Где тебя подобрать?

— Подъезжай к съезду на Силвер-Крик с I-26, — говорю я, уже съезжая на обочину, которая, если честно, слишком узкая для спокойствия. Паркуюсь, отстёгиваю ремень. — Но на шоссе не выезжай. Поедем по 176 через Хендерсонвилл.

— Понял. Буду через десять минут.

Я выскакиваю из машины, запираю её, про себя молясь, чтобы она осталась в целости, и начинаю бежать.

Броуди уже ждёт на обочине у въезда, когда я добираюсь до вершины съезда. Его пикап с двойной кабиной легко узнать по ярко-красному каяку, который он почти всегда возит в кузове. Пока я подхожу, Кейт вылезает с переднего сиденья и пересаживается назад, где уже, судя по всему, набилось полмашины семьи.

То есть это будет семейное мероприятие. Великолепно.

— Это так волнительно! — говорит она, сжимая мне руку, проходя мимо.

— Ты серьёзно? Капуста? — раздаётся голос Леннокса с заднего сиденья, пока я забираюсь в кабину.

Оливия наклоняется вперёд.

— Ты сказал, всё шоссе перекрыто?

— Серьёзно? — обращаюсь я к Броуди. — Вы все решили поехать?

— Мы за тебя рады, — говорит Оливия. — К тому же самое захватывающее, что я делала за последние два месяца, я сцедила по 200 миллилитров из каждой груди за один раз. Мне нужна новая доза приключений.

— Слишком много информации, Лив, — бурчит Леннокс.

— Ты просто не выносишь, когда я говорю «грудь».

— Потому что ты моя младшая сестра. У тебя не должно быть груди. И говорить о ней ты тоже не должна.

— Ага. То есть грудь — проблема, а ребёнок нет? Понятно. Очень зрелая логика, Лен. Я так понимаю, ты думаешь, что я нашла Ашера в капустном поле?

— Кстати о капусте, — перебивает Кейт, повышая голос, чтобы прекратить словесную перепалку между Оливией и Ленноксом. — На трассе правда всё завалено кочанами?

— Горы капусты, — подтверждаю. — Дай мне телефон. — Протягиваю руку Броуди. — Я введу адрес парка.

Он отдаёт мне мобильный.

— Мы были у Оливии, навещали Ашера, когда ты позвонил. Потом пришёл Леннокс, и они все захотели поехать. Прости, если это перебор.