Она направляется к сцене, по пути сжимая мою руку. Потом поднимается по ступенькам, а моё сердце поднимается куда-то к горлу.
Диджей встречает её с микрофоном, и она что-то ему шепчет — наверное, выбирает песню.
— Ну что ж, — говорит Лайла в микрофон с преувеличенной торжественностью. — Кто тут подмешал что-то в пунш?
Зал взрывается смехом, и напряжение тут же спадает.
— Вы меня не знаете, — продолжает Лайла, — но… кто-то же должен петь, верно? Почему бы и не мне? Но сразу предупреждаю — будет только одна песня. Так что кто-то уже сейчас должен думать, что споёт после.
С зала раздаются одобрительные крики, и Лайла улыбается.
Я одним глазом слежу за Джоселин, которая уронила голову на стол, а сам перемещаюсь так, чтобы лучше видеть сцену. Понятия не имею, что Лайла собирается петь, но просто глядя на неё — на то, как она держится, как шутит и снимает напряжение — я понимаю: она потрясающая.
И потом она начинает петь.
Лайла не просто хороша — она звучит как профессионал. Как будто это не караоке, а настоящий концерт. Она выбрала простую, мягкую версию Can’t Help Falling in Love (*Не могу не влюбиться), и... я теряю дар речи.
Я стараюсь не зацикливаться на тексте. Слишком рано думать, что она выбрала эту песню намеренно. Что она хочет мне что-то сказать. Но не замечать, как сильно мне хочется, чтобы в этих словах был смысл — невозможно.
В зале стоит тишина. Что вообще редко бывает на караоке. Но голос Лайлы требует тишины. Требует внимания.
Когда она заканчивает, все встают с мест.
Лайла говорила, что кто-то ещё должен готовить номер, но я сомневаюсь, что кто-то захочет выходить после этого.
— Спасибо вам, — говорит она, когда аплодисменты наконец утихают. — Но я серьёзно. Кто следующий?
В конце концов, Тодд Уэстон поднимается, таща с собой на сцену пару своих приятелей из баскетбольной команды. Лайла передаёт микрофон, смеясь, пока все четверо пафосно поднимают руки и кланяются ей в ноги, будто поклоняясь.
У меня по коже бегут мурашки, когда Лайла спускается по ступенькам и идёт ко мне. На её лице — неуверенность, как будто она не знает, как я отреагирую. Что я подумаю. Но стоит нашим взглядам встретиться, как всё это исчезает. Что-то другое, сильнее страха и сомнений, словно невидимая сила, живая, тёплая, ощутимая, обвивает нас и тянет друг к другу.
Шум песни, которую поют Тодд и его друзья, уходит куда-то на задний план.
Как будто в комнате остались только мы.
Как будто на всей планете остались только мы.
Я собираюсь её поцеловать.
Лайла скользит в мои объятия так, будто всегда была там. Будто это самое естественное место для неё. Её руки поднимаются к моим щекам, и она тянет меня к себе, её тело мягко прижимается к моему, пока наши губы встречаются впервые.
Жар проносится по всему телу, до самых кончиков пальцев и до ступней. Я притягиваю её ближе, одной рукой обнимая за талию, словно якорем прижимая к себе. И только когда её пальцы сжимаются в моей рубашке, я вспоминаю, где мы находимся.
Она отстраняется, дыхание сбивчивое, глаза поднимаются к моим.
— Привет, — говорит она тихо, с робкой улыбкой.
Я снова притягиваю её к себе, наклоняясь ближе к уху, вдыхая цветочный аромат её волос. Глубоко вдыхаю.
— Мне теперь каждый раз такой «привет» ждать?
— Не факт. У меня адреналин после сцены. Лучше пользуйся моментом.
— Лайла, твой голос… Это было невероятно.
— Я не делала этого уже очень давно.
А я не делал этого очень давно.
Я снова целую её, поднимая руку, чтобы обхватить её за голову. Она прерывает поцелуй, прижимаясь щекой к моей ладони, открывая изгиб шеи, плавную линию подбородка. Если бы мы были не в зале, полном людей…
Слева от нас раздаётся протяжный стон Джоселин, и мы оба поворачиваемся.
— Нам надо отвести её в номер, — говорит Лайла. — Похоже, она пришла одна.
Я киваю, понимая, что она права. И злюсь от этого. Я нехотя отпускаю Лайлу и подхожу к бывшей жене.
— Подъём, Джос, — говорю, поднимая её. — Пошли, мы тебя проводим.
Её рука обвивается вокруг моей шеи, и мы медленно направляемся к другому крылу отеля, где находятся номера, а Лайла идёт искать Грейс — ту самую женщину, которая нас заселяла, чтобы спросить о телефоне и вещах Джоселин.
Джоселин слегка протрезвела, но всё ещё пошатывается. Мне хочется спросить, есть ли у неё кто-то, кто мог бы остаться с ней на ночь, но я определённо не хочу становиться этим «кем-то», так что вопрос остаётся при мне.
Мы ждём лифт, когда Лайла догоняет нас, неся телефон и маленькую сумочку — очевидно, Джоселин.
— Она живёт в номере с Грейс, — говорит Лайла. — Грейс обещала заглянуть к ней позже, даже если встреча ещё будет идти.
— Грейс — хорошая подруга, — бормочет Джоселин. — И ты, Лайла. Ты хорошо поёшь. — Она поднимает палец, указывая на Лайлу. — Хотя неудивительно. У полненьких девушек всегда голос лучше.
Я замираю. Меня прошибает ужас. И злость. Я вспоминаю, как Лайла, только приехав, сказала, что не чувствует себя подходящей парой для такого, как я. И вот теперь — это. И всё потому, что Джоселин ляпнула глупость. Бессердечно. Беспардонно.
Во мне вспыхивает яростное желание — доказать Лайле, без тени сомнения, что она прекрасна. Идеальна. Именно такая, какая она есть.
Но сама Лайла будто не обращает внимания. Улыбается легко, смеётся звонко.
— Ну, хоть какой-то бонус.
Мне приходится сдерживаться, чтобы не оставить Джоселин валяться прямо у двери номера. Но Лайла настаивает на том, чтобы проводить её внутрь.
— Я мигом, — говорит она. — Просто помогу ей устроиться.
Я жду Лайлу в коридоре, напряжённый, почти дрожащий от всего, что произошло за вечер. Столько всего нужно переварить. Слова Джоселин о том, что она несчастна. Я не хочу, чтобы она страдала — никому не пожелаешь несчастья — но, будь честным, Перри: часть меня чувствует облегчение. Во время развода она была жестокой. Безразличной.
А Лайла… Она помогала. Поддерживала. Спасла караоке. Была доброй к человеку, который не сделал ничего, чтобы заслужить это. Скорее наоборот — осуждала, язвила, хамила. А Лайла всё равно улыбалась.
И её голос…
Я никогда ничего подобного не слышал.
Лайла выходит из номера, глубоко выдыхая.
— Всё. Она должна дожить до прихода Грейс.
Я облокачиваюсь на стену, засовываю руки в карманы.
— Я даже не знаю, что сказать. Спасибо — как-то мало.
Она пожимает плечами и направляется к лифту.
— Забей.
— Я больше за тебя волнуюсь. Это было… очень много. Много неожиданностей. И как ты вышла, спела… Лайла, ты сегодня была невероятной.
Она нажимает кнопку вызова лифта и усмехается.
— Как для полненькой, да?
Я вздыхаю.
— Мне так жаль, что она это сказала. Это неправда. Ты совсем не…
Лайла останавливает меня, положив руку на мою.
— Перри, всё нормально. Не надо извиняться за неё. Я знаю, кто я. Я довольна собой. Меня раздражает, что она решила, будто имеет право что-то подобное говорить? Конечно. — Она ухмыляется. — Но, учитывая, что сегодня я целовалась с её бывшим мужем, думаю, можно ей позволить один мелкий укол.
Лифт звенит, двери открываются, и Лайла с лёгкостью заходит внутрь, бросая мне через плечо приглашающий взгляд.
Я практически вскакиваю в кабину следом за ней.
— Не знаю, как это сейчас у молодёжи называется, но если ты хочешь, чтобы тот поцелуй считался «по-настоящему», мне придётся поцеловать тебя ещё дюжину раз.
Лайла переводит взгляд в угол лифта, куда я даже не глянул, слишком сосредоточенный на ней. Там стоят две подростки, явно не скрывающие любопытства.
— Дюжину, да? — шепчет Лайла. — Это обещание?
Лифт опускается на этаж ниже, и мы с Лайлой молчим, пока девочки выходят. Перед тем как уйти, старшая оборачивается к Лайле.
— Сейчас «настоящим» поцелуем считается только тот, где есть язык, — и закатывает глаза с таким драматизмом, что я едва не давлюсь смехом.