— Ох, деточка, горе-то какое! Лишились вы с дитятками кормильца! Горе, какое горе!

Люсинда обняла меня, причитая о нашей с детьми горькой доле, а я смотрела перед собой невидящим взглядом. Кормильца… Да он скорее могильщиком мне был, чем мужем. Но вслух я ничего не сказала. Сейчас не время для откровений. Нужно играть роль вдовы, оплакивать утрату и не вызывать подозрений. Слишком тонка грань, по которой мне предстояло пройти. Лекарка слышала предсмертные слова Ромула, его обвинения в колдовстве и смерти. Стоит бабке Люсинде поделиться этим с кем-нибудь из соседей, и вспыхнувший костер инквизиции будет уже не потушить.

Следующие три дня прошли для меня, как в тумане.

Похороны, соседи, роль горюющей вдовы, дети. Самым сложным было последнее.

Мэтти, и без того тихий мальчик, превратился в бесплотную тень. Странная реакция, учитывая, сколько боли и страха причинял ему отец. Он неотступно следовал за мной, как потерянный щенок, но словно не слышал и не видел ничего вокруг.

Итан же, напротив, встретил горестную весть яростным воплем, обвинив меня в смерти Ромула! Сбежал из дома, словно дикий зверь, и не появлялся до самого погребения. А когда вернулся, смотрел на меня исподлобья, как на злейшего врага. Мне стало страшно, я впервые ощутила, что не справлюсь с этим ребенком и в принципе не знаю, что от него ожидать.

Средневековые похороны выглядели совсем иначе, нежели в моем времени.

Пока мужчины грубо сколачивали погребальные носилки, женщины омывали тело Ромула, облачая его в новую, домотканую рубаху. Я сидела в стороне, наблюдая за тягостной процессией, и чувствовала себя чужой на этом празднике смерти. Главным распорядителем был дьякон, прибывший из соседней деревни. Она была больше нашей, там имелась своя церковь, приход которой набирался из трех ближайших селений. Дьякон читал молитвы, окуривал раздувшееся тело Ромула едким ладаном и отдавал указания, что нужно делать далее.

Двое служителей в белых балахонах безмолвно помогали ему. Как я поняла, церковь брала на себя организацию похорон «от» и «до», за что полагалось заплатить. И, разумеется, не забыть о пожертвовании в размере десятины от всего, чем я владела, — об этом дьякон тактично напомнил мне во время короткой, сочувственной речи. Меня дрожь пробирала от одного лишь присутствия всех этих людей в моем доме, на расспросы и уточнения не было ни сил, ни желания.

Бабка Люсинда все время ошивалась поблизости, и я непроизвольно прислушивалась ко всему, что она говорит. К счастью, с ее уст не прозвучало ничего, что могло как-то меня осудить. Напротив, лекарка сокрушалась, что Ромул сорвался с крыши ее сарая, и теперь она чувствовала себя виноватой в его смерти.

Похоронили Ромула на небольшом кладбище за деревней. Могилу выкопали быстро, мужчины споро орудовали лопатами, словно соревнуясь, кто скорее закончит это мрачное дело. Гроба не было, покойника опускали прямо в погребальных носилках из неструганых досок, но украсили их ветками ели и полевыми цветами.

Мэтти, как тень, следовал за мной, держась за край моей юбки. Итан шел поодаль, с ненавистью глядя на все происходящее. Дьякон монотонно читал молитвы, служители размахивали кадилами, распространяя вокруг терпкий запах ладана. Женщины причитали, выли и осыпали накрытое желтоватой тканью тело землей. Я стояла, словно каменная, не в силах проронить ни слезинки. Внутри все похолодело и сжалось в тугой комок.

На похоронах собралась вся деревня. Люди сочувственно качали головами, выражали соболезнования и предлагали помощь. Но в их глазах я видела не только жалость, но и настороженность. Шепот за спиной не укрылся от моего слуха. Кое-кто поговаривал о проклятии, нависшем над нашей семьей, ведь совсем недавно вот так же хоронили моего отца.

После погребения ко мне подошел дьякон и порекомендовал прибыть в церковь, дабы «очиститься». Я согласилась, лишь бы все это поскорее закончилось.

Потом мы с детьми вернулись в дом, где каждый предмет напоминал о Ромуле. О его грубости, пьянстве и бесконечных придирках. Но теперь все это осталось в прошлом. И вместо облегчения я почувствовала тягостное чувство вины. Вины за то, что желала ему смерти и теперь, в глубине души, счастлива, что он ушел из нашей жизни.

Вечером я попыталась поговорить с Итаном, но он лишь огрызнулся и убежал в свою комнату. Мэтти молча обнял меня, прижался щекой к руке и уснул рядом на кровати.

Ночь прошла в тревоге и кошмарах. Мне снился Ромул, обвиняющий в своей смерти, дьякон, требующий непомерную дань, а затем подозревающий в ведьмовстве, и голодные лица детей. Проснувшись, я чувствовала себя разбитой и измотанной. Но нужно было вставать и что-то делать. Дети голодны, новая реальность требует решений, а впереди еще столько дел.

Решив начать с малого, я спустилась на кухню и принялась готовить завтрак. Это были накопившиеся за несколько дней яйца, жаренные на сале. Мэтти уселся за стол и молча наблюдал за моими действиями. Итан так и не вышел из комнаты. Накормив младшего и отправив его в курятник за очередной порцией яиц, я решила попытаться наладить контакт со старшим сыном. Постучала в детскую, но в ответ услышала лишь тишину. Открыв дверь, я увидела, что он сидит на кровати, уставившись в одну точку.

— Итан, нам нужно поговорить, — сказала я мягко.

Он ничего не ответил. Присев рядом с ним на кровать, я взяла его за руку.

— Я понимаю, что тебе сейчас очень тяжело. И знаю, что ты любил своего отца. Но ты должен понять, что в его смерти нет виноватых. Это был несчастный случай.

Итан вырвал свою руку и отвернулся к стене.

— Уходи, — прошептал он.

Конечно же потребуется время, чтобы залечить его раны, но я не собиралась сдаваться.

Ведь должна была стать для этих детей матерью, защитницей и опорой. Даже если это означало, что придется бороться с целым миром.

Не успела я открыть рот для очередной попытки наладить связь, как по дому разнесся громкий стук во входную дверь. Всего один, но от него вздрогнули стены. Затем скрип петель и тяжелые шаги через порог.

— Встречай, хозяйка! — прогремел незнакомый мужской голос. — Поговорим о судьбе твоей дальнейшей!

Итан вдруг встрепенулся и схватил меня за руку.

— Господин Гильем!

— Кто?..

— Староста деревни! Он же не заберет нас у тебя, нет?

В глазах Итана плескался неподдельный страх. Я растерялась. О таком повороте событий я никак не могла подумать…

— Нет! Конечно, нет.

— Мэлори Бут, гость на пороге! — снова заголосил староста.

Итан среагировал быстрее меня, вскочил с кровати и выбежал в коридор. Я поторопилась следом.

В прихожей стоял огромный мужик лет сорока пяти с круглым багровым лицом, густой рыжей бородой и животом, выпирающим из-под кожаного жилета. Глаза маленькие, темные, смотрят исподлобья. За ним в дверях жался перепуганный Мэтти с тремя куриными яйцами в ладошках.

— А вот и ты, вдовушка! — рявкнул Гильем, осматривая меня с ног до головы. — Слыхал я, как ты тут мужа схоронила. Дело, конечно, житейское. Но теперь ты одна, а землица-то у тебя знатная.

Он прошел на кухню, не разуваясь, и уселся на ближайший стул, водрузив свои огромные ручищи на стол. Мэтти спрятался за моей спиной, Итан стоял рядом, сжав кулаки. Отмерев, я последовала за старостой, но садиться напротив не стала.

— Ты не переживай, Мэлори. Мы тут люди добрые, в беде не бросим. — промурлыкал Гильем, словно кот, играющий с мышкой. — Но порядок есть порядок. Раз мужа нет, надо решать, кто о тебе заботиться будет. Негоже молодой бабе одной пропадать.

Я похолодела. Вот оно что! Этот мерзавец пришел меня сватать! Или, что еще хуже, принудить к браку с кем-то из своих прихвостней, чтобы отобрать наследство. А ведь земля на могиле Ромула еще не осела!

Ярость заклокотала внутри, но я старалась сохранять спокойствие, как будто ничего не происходит.

— Господин Гильем, я еще не успела оправиться от горя. Дайте мне время, — попыталась я сдержать дрожь в голосе. — И потом, у меня есть дети. Я должна о них позаботиться, о себе сейчас думать некогда.