Буран, рванув цепь, залаял пуще прежнего. Я выскочила на крыльцо, поймала собаку за ошейник — едва удержала. Пес дрожал всем телом, рвался к чужаку, шерсть на загривке стояла дыбом.

— Тихо, — прошептала я ему. — Тихо, мой хороший... Он того не стоит.

Буран оскалился, но чуть ослабил напор. Я провела рукой по его боку, глядя поверх калитки. Гильем стоял с каменным лицом, руки за спиной, словно король перед подданными.

— Мы же договорились, что ты дашь мне месяц на раздумья, — спокойно сказала я.

— А сейчас что, не пустишь? Проход теперь как в тюрьму! Не войти — не выйти. Старый забор чем помешал?

— Так его перешагнуть любой желающий мог. Поставила новый. Без ведома хозяев во двор теперь не пройти, — я открыла калитку. — И это, между прочим, ради безопасности. Всякое нынче случается.

Он хмыкнул и вошел, бросив раздраженный взгляд на цепь и пса. Буран рычал, не спуская с него глаз, но не бросался.

— Еще и псину паршивую завела! От кого ты так тщательно хоронишься, Мэлори? Не от меня ли?

Я ничего не ответила, провела старосту в дом, стараясь дышать ровнее и не впадать в панику.

— Проходи. Хочешь чаю? У меня чабрец с мятой заварены.

Гильем хмыкнул и кивнул. Уселся за стол, едва поместившись со своим огромным животом, осмотрелся вокруг — в доме было чисто, пахло хлебом и молоком. Я отвернулась, чтобы не встречаться с ним взглядом, и взялась за глиняный кувшин с отваром. На печи он всегда оставался теплым.

Сердце билось заметно быстрее. Староста пришел раньше — я не была готова, хоть и подозревала, что так оно и случится. Хорошо, зелье сварила заранее, и оно уже не первый день ждало этого гостя в кармане фартука.

Разлив по кружкам чай, тут же наполнивший кухню густым пряным ароматом, я аккуратно подлила пару капель зелья в ту, которая предназначалась старосте. Замешкалась на секунду, и вылила все содержимое стеклянного флакончика. Хуже не будет.

Затем повернулась к столу и поставила снадобье перед Гильемом.

— Держи. Не обжигает, уже можно пить.

Гильем понюхал содержимое кружки, отпил и слегка поморщился.

— Сильно завариваешь, — буркнул он.

— Для здоровья полезно.

Он не ответил. Только продолжил пить, глядя исподлобья. Буран сердито порыкивал за дверью. Я тоже не расслаблялась.

Скоро зелье начнет действовать. А до этого мне нужно держаться спокойно, уверенно — как будто все в порядке, как будто я не держу в голове запасной план, включающий в себя топор, спрятанный за этажеркой в прихожей.

Гильем поставил чашку на стол, его глаза не отрывались от меня. Я пыталась не обращать внимания на этот пристальный взгляд. В голове крутилось одно: зелье должно подействовать, очень скоро и радикально. Почему-то я была в этом уверена, несмотря на то что варила подобное впервые.

— Ты знаешь, Мэлори, — вкрадчиво произнес он, — месяц ждать — это слишком долго. Время не ждет. Я бы мог взять тебя прямо сейчас. Заодно и с детьми бы разобрался. Можешь даже халупу эту не бросать, я согласен быть приходящим мужем.

Я ощутила, как внутри все сжалось, но выдавить хоть слово не смогла. Стол был рядом, я шагнула к нему, стараясь не смотреть старосте в глаза.

— Это исключено. Я порядочная женщина, Гильем, как у тебя язык повернулся такое предложить?

Была надежда воззвать к его совести, но тут он внезапно схватил меня за юбку у бедра и притянул к себе. Я чуть не потеряла равновесие, но удержалась. Гильем улыбался, его глаза сально блестели.

— Нет нужды так сопротивляться, — прошептал он, прижимая меня к своему внушительному пузу. — Ты же понимаешь, что у меня есть право. Я в деревне хозяин, откажешь и жить спокойно тут не будешь.

Я почувствовала, как его лапища скользит вверх по ноге и попыталась вырваться. Он сжал еще крепче, до боли впившись кривыми пальцами мне в ягодицы.

— Гильем! — воскликнула я, не скрывая омерзения. — Что ты творишь?!

Он не ответил, только засмеялся и отпустил меня. Затем закашлялся и отпил из чашки еще один глоток травяного чая.

— Думай, Мэлори. Ты ведь не сможешь избегать меня вечно.

— То, что ты предлагаешь — невозможно, — сказала я со всей той твердостью, на которую была способна. — Помимо моральных принципов я… Я беременна.

Его глаза на мгновение затмило недоумение. Я почувствовала, как напряжение в воздухе мгновенно возросло и быстро продолжила:

— От Ромула. Моего покойного мужа. И я не стану тебе ни женой, ни любовницей.

Его лицо покраснело от гнева. Он встал, с грохотом отпихнув от себя табурет, и шагнул ко мне.

— Думаешь, это меня остановит?

Я отшатнулась, но он поймал меня за плечи и встряхнул, как нашкодившую кошку.

— Ты еще не показала свой живот, Мэлори, — его голос стал тихим и зловещим. — Пока не видно пуза, можно легко избавиться от приплода. Вряд ли Ромул с могилы встанет, чтобы этому помешать.

По телу пробежал холодок. Я немо открыла и закрыла рот, не веря в то, что услышала, а Гильем тем временем продолжал:

— Ты меня поняла, Мэлори? Пока срок маленький, избавиться от беременности не составит труда. Я могу привести лекарку, она все сделает. Быстро и без следа. Ты ведь не хочешь безотцовщину плодить? Еще один спиногрыз тебе не нужен.

Я буквально ощутила, как сердце замерло на секунду. Меня бросило в жар, и одновременно перед глазами все потемнело. Эти слова, это предложение… Оно было ужасным.

— Ты не можешь так поступить, — я дернулась, резко отстранилась и вырвалась из цепких рук Гильема. —Ты не имеешь права решать за меня!

Он усмехнулся.

— Глупышка Мэлори, ты вообще в этой ситуации не имеешь выбора. Ты уже практически моя собственность, я решаю, что будет с твоим телом, а этот ребенок… На кой черт он мне сдался? Лишний рот. Да фигуру тебе попортит, разжиреешь еще. Я заставлю тебя сделать, как я хочу.

— Ты не вправе! — прошептала я с яростью. — Я не позволю этого!

Меня уже колотило ледяной дрожью. На самом деле он мог сделать все что угодно, и вряд ли у меня получится ему помешать.

Староста качнулся вперед, намереваясь вновь схватить, но я вовремя отскочила в сторону. Он остановился, непонимающе мотнув головой, и я заметила, как его взгляд стал слегка тускнеть. Глаза Гильема затуманились, а потом он грузно привалился к столу, пытаясь удержать себя на ногах.

Я облегченно выдохнула. Зелье начало действовать.

Он нахмурился, и вдруг его лицо перекосилось от злости:

— А, впрочем, на хрена мне такая проблемная баба? Колупайся со своими выродками в одиночку!

Его голос звучал все так же грозно, и в то же время с какой-то растерянностью. Будто он не совсем понимал, зачем пришел сюда. Осмотрев пространство вокруг, Гильем остановился на мне. Окинул презрительным взглядом и выпрямился, оставив многострадальный стол в покое. Затем вдруг развернулся и пошел прочь из дома, не оглядываясь.

Я быстро закрыла за ним дверь, пытаясь отдышаться и понять, что сейчас произошло.

Его шаги громко протопали по крыльцу. Раздался рык Бурана, а следом невнятное бормотание. Придя в себя, я выскочила на порог, дабы убедиться, что староста уйдет, не причинив никому вреда. Успела увидеть, как он шагнул к Бурану, чтобы пнуть.

— Стой! — воскликнула я.

Пес мгновенно отреагировал — он взвизгнул и схватил зубами штанину старосты, принимаясь мотать головой из стороны в сторону.

Гильем завопил, ругаясь и отступая назад, его лицо стало ярко-красным. Он пытался оттолкнуть пса, но Буран не отставал, держась крепко. Наконец это закончилось тем, что староста пошатнулся и завалился на бок. Разодранная в клочья штанина высвободилась из пасти — но только благодаря цепи, которая не позволила собаке рвануться дальше.

— Поднимайся, Гильем! И пошел вон с моего двора! — неожиданно для себя прокричала я. В голосе дрожала ярость, а сердце колотилось, как бешеное. — Чтоб духу твоего здесь больше не было!

Какое счастье, что ничего из этого не видели дети. Итан помогал рабочему на участке за домом, а Мэтти убежал к ним буквально перед приходом нежданного гостя.