Вонь стояла невыносимая.

Смесь немытого тела, мочи и еще чего-то неопределимо гнилостного. Я с трудом сдержала рвотный позыв и торопливо зажала рот ладонью. Откуда эти жуткие запахи в моей проветренной на ночь спальне? Максимум, что могла бы унюхать с утра, так это остаточные пары пустырника и валерианы, которыми пыталась успокоиться накануне. У моего младшего сына родился первенец, а я узнала об этом от соседки Людки… Ее дочь общалась с моей невесткой. А мой ребенок не удосужился даже позвонить. В последние годы я вообще была лишней в жизни всех своих детей.

Так, не отвлекаться. Запахи. Откуда у меня в квартире эта тошнотворная вонь?

Веки слушались, почему-то, с большим трудом. Казалось, ресницы плотно спутались и не давали разлепить тонкую кожу. Двинув ладонью по лицу, я растерла глаза, и только потом, щурясь, приоткрыла их.

Откуда-то справа падал тусклый свет.

Я повернула голову, концентрируя взгляд на огоньке масляной лампы. Стекло ее запачкано разводами сажи, а кривая ручка выглядела грязной и липкой. Нахмурившись, я пыталась сообразить, имелась ли в моем хозяйстве такая древняя вещь.

Тут слева раздался трубный звук, напугавший меня до чертиков. Дернувшись, я моментально скатилась с матраса, задней мыслью отмечая, что далось это слишком легко. Ни болей в позвоночнике, ни тяжести в изъеденных артритом суставах рук и ног. Но это все там, на задворках сознания, всем моим вниманием сейчас завладел тот, кто лежал на второй половине кровати.

Да и кровать ли это?..

Топчан с грязным вонючем матрасом, набитым соломой. Осознав, что именно от него так неимоверно несет, я отшатнулась, шлепнувшись на пятую точку. Нежная кожа филея познала грубость неровных деревянных досок, и я досадливо зашипела. Перевернулась, опираясь на колени, и только потом встала.

Теперь мне открылся полный вид на спальню.

Это определенно была не моя комната! Единственное окошко слишком высоко и настолько маленькое, что через него вряд ли можно что-либо разглядеть. Бревенчатые стены, кривой голый пол, абы как сбитая дверь подобная тем, что устанавливали в каких-нибудь сараях.

Сердце зашлось в бешенном ритме, и я по привычке схватилась за грудь… которая уменьшилась раза в три!

— Господи, что же это такое?.. — вырвалось у меня.

Я застыла, как громом пораженная. Голос был тоже не мой. Высокий, мелодичный, девичий. Так я говорила лет эдак пятьдесят назад. Вытянув руки перед собой, я увидела изменения и в них. Тонкие запястья, длинные ровные пальчики, гладкая кожа. Правда, есть «цыпки» на тыльной стороне ладоней, да несколько старых порезов. Поднеся руки ближе к лицу, увидела довольно неухоженные ногти с полосками грязи под ними.

Отдышавшись от первого шока, я принялась осматривать себя дальше.

У меня были русые волосы, тяжелой густой волной ниспадающие до самой талии и длинные ноги с худыми бедрами. Маленькая аккуратная грудь и слегка выпирающие ребра. На коже по всему телу виднелись синяки, как от чужих пальцев, и внутренние кровоподтеки. От этого зрелища пробежал мороз по позвоночнику.

Взгляд сам по себе прильнул к кровати, к горе на ней под замызганной простыней.

Гора размеренно поднималась и опускалась, выпуская на волю трубный храп.

Мужик был вдвое, если не втрое, больше меня.

Кто этот храпящий детина? Где я вообще? В голове мелькали обрывки фраз, странные имена, смутные образы, но ничего конкретного. Я осторожно двинулась через комнату, на цыпочках подходя ближе к присутствующему здесь человеку.

Комната была темной, освещалась лишь слабым светом луны, пробивавшимся сквозь загаженное мухами окно, да тусклым мерцанием лампы. Кроме топчана, покосившегося деревянного стола и большого сундука у стены, ничего здесь больше не было из мебели.

Подойдя на достаточное расстояние, чтобы можно было рассмотреть спящего, я остановилась. Мужик имел по меньшей мере двадцать лишних килограмм, густую черную бороду с усами и сбитые в колтуны замасленные волосы. Кустистые брови, практически сросшиеся на переносице, придавали ему недовольный вид даже во сне. Силясь определить его возраст, я так и не смогла этого сделать. До сорока где-то, наверное.

Резкая боль пронзила голову. Воспоминания, чужие и яркие, хлынули в сознание.

Я – Мэлори Бут, дочь местного мельника, насильно выданная замуж за угрюмого кузнеца. После свадьбы прошло полтора месяца, как отец мой скончался. Соседские бабы судачили, мол, как удачно старый Джек единственную кровиночку пристроил! Третьей жинкой мастера на все руки — Ромула Шестипалого. Мастерство, правда, он свое лет эдак десять назад как окончательно пропил, и теперь зарабатывал на жизнь слишком уж редкими заказами. Деньги в основном таяли на дне бутылки. На содержание молодой жены да двух детей оставались совсем крохи.

Господи, тут еще и дети!

Страх и растерянность охватили меня с головой.

Как я, интеллигентная пенсионерка, буду жить в этом диком мире, полном жестокости и предрассудков? Как я буду делить ложе с этим страшным мужчиной? На что растить и воспитывать чужих детей?

Но вместе со страхом поднималось и любопытство, и едва уловимый трепет надежды. Судьба дала мне второй шанс. Шанс прожить жизнь заново, полную приключений и, возможно, счастья. Не может быть такое, что она так жестоко посмеялась, определив меня в тело этой несчастной!

Едва ощущая под собой ноги, я обошла топчан и аккуратно села. Только сейчас осознала, что абсолютно голая. Стало мерзко от ощущения грязного, набитого соломой матраса под обнаженной кожей. Брезгливо передернув плечами, я все же заставила себя медленно лечь на спину, сложить руки на животе и зажмуриться.

Нет, я не умерла и не очутилась в этом забытом Богом месте, мне просто снится кошмар. Очень реалистичный, полный мерзотных запахов и трубящих звуков мужского храпа.

Я лежала так очень долго, пока где-то вдалеке не прокричал одинокий петух. Через короткое время ему вторили собратья.

Чужая, страшная и неприветливая реальность никуда не уходила.

Распахнув болевшие от напряжения веки, я уставилась на деревянные балки потолка.

Ну, вот и все, Лариса Петровна, приехали… Твоя остановка — темное средневековье незнамо в каком мире, под боком воняющего застарелым потом, мочой и алкоголем мужика, который, ко всему прочему, тебя еще и мутузит.

Упомянутый всуе зашевелился, перекатился на другой бок и тяжко вздохнул, обдав мою щеку смрадным дыханием. Содрогнувшись всем телом, я резко села, спуская ноги с кровати.

— Куды эт ты, Лорка? — вдруг пробасил хриплый голос. — А ублажать мужа с утреца кто будет? Подползай, давай… Дай телеса твои пощупать.

Предплечье грубо ухватили и дернули. Мое хилое тело рухнуло на спину поперек топчана.

Боже, что же делать? В эти темные времена жена едва ли имела право на отказ супругу… Да и вообще, несчастные женщины были бесправны, словно тени. А судя по состоянию бедняжки, в которую попала моя душа, она вообще вряд ли была способна сопротивляться, так что любое действие в этом направлении будет выглядеть максимально странно и подозрительно.

Все происходящее казалось кошмарной фантасмагорией, и я оцепенела от ужаса.

Вонючий мужлан, словно хищник, набросился на меня, принявшись неуклюже рыться под просторной рубахой, тщетно пытаясь нащупать под грузным животом причину своего вожделения. И тут мой организм спас ситуацию.

Меня скрутило от тошноты.

Я едва успела отвернуться, чтобы не запачкать себя рвотой.

— Да ты что, ошалела, непутевая! — взревел супруг, отскакивая с неожиданной ловкостью.

Меня выворачивало наизнанку горькой водой, словно я не ела целую вечность. Мысль о еде вызвала новую волну тошноты, и меня снова вырвало. Запахи гнили, антисанитария, угроза неведомых болезней… Кажется, я собрала комбо.

Мужик с отвращением сплюнул прямо на пол и, тяжело ступая, направился к двери.

— Выпороть бы тебя, да некогда. Убери тут все и бегом жрать готовь. Петухи уже горланят вовсю, мелкотню да скотину кормить давно пора.