— Нет! — выкрикнула я, и принялась быстро наговаривать последние строки ритуала, вплетая в слова всю себя.

Магия вспыхнула, осветив золотом всю комнату. Искрящаяся сеть сомкнулась вокруг тьмы.

Кулон на груди раскалился докрасна, боль полоснула по коже, но я выдержала. Стиснула зубы, влила последнюю каплю светлой силы — и дым взорвался волнами пульсирующей энергии.

Меня отбросило прочь, но Теодор устоял на ногах и удержал нас обоих от падения.

Я медленно опустилась на колени, тяжело дыша и дрожа всем телом. Круг погас, свечи потухли сами собой. В комнате остался только запах гари и едва слышный плач Аманды.

Несколько секунд она словно не понимала, где находится, потом с трудом приподнялась на подушках. Щеки ее были бледны, но взгляд уже не казался затуманенным.

— Тео… братик, ты тут? — прошептала она.

Он устремился к ней, приподнял над кроватью и крепко обнял.

Я не выдержала — облегчение разлилось по телу, слезы обожгли глаза. Все это время я боялась, что опоздаю, что сил не хватит, что снова увижу, как черные вены затягивают ее сердце. Но Аманда дышала ровно. Она жила. Смотрела на меня над плечом брата и тихо улыбалась.

— Спасибо, Мэлори, — проговорила она. — Спасибо тебе большое.

Потом девочка вздохнула и прикрыла глаза. Тело ее обмякло под действием крепкого восстановительного сна.

С завтрашнего дня ей предстоит выпить настоявшееся в котелке зелье — оно не только отдало нужную энергию в ритуал, но еще и впитало в себя его силу. Теперь это снадобье очень быстро исправит последствия проклятья.

Теодор уложил сестру обратно в кровать, укрыл одеялом и обернулся.

Я почувствовала на себе его взгляд. Слишком личный, слишком открытый и пронизывающий меня жаром до самого сердца.

— Давай, — он подошел и протянул мне руку, помогая подняться с колен. — Ты невероятная, Мэлори. То, что ты сделала для нас — бесценно.

Его ладонь задержалась на моей дольше, чем следовало. Я попыталась отнять пальцы, но он сжал их мягко, уверенно, безмолвно заявляя о своих намерениях. Он не собирался отпускать меня… А мне хотелось бы остаться.

Но я вспомнила о том, что под сердцем растет ребенок. О том, что его покойный отец — чудовище, едва не сломавшее мою жизнь, и что я сама чужая в этом богатом доме, чужая в судьбе Теодора. Мы слишком разные.

Я не имела права на эту другую жизнь.

— Это… было проклятье на семью, — выговорила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Аманда пострадала первой, потому что была слабее. Если бы она умерла… дальше оно перешло бы на тебя.

Он поменялся в лице, глаза потемнели, а губы плотно сжались.

— Кто-то желал уничтожить весь ваш род, — продолжила я тише. — Ты догадываешься, кто мог это сделать?

Какое-то время он молчал, и я поняла — скорее всего у него есть кандидат, а может даже не один.

— Я подумаю об этом… А тебе нужно отдохнуть, — сказал он. — Ты побледнела. Как себя чувствуешь?

— Справлюсь, — выдохнула я и улыбнулась, хотя сил почти не осталось. — Но сейчас… да, мне нужно поспать.

Последующие дни тянулись будто в полусне.

Аманда с каждым утром выглядела все лучше: она чаще улыбалась, радуя здоровым румянцем на щеках, гуляла по саду, хорошо ела. Мальчики носились по двору вместе с Бураном, и их звонкий смех разносился эхом по каменным стенам. В доме становилось светлее, будто он откликался на жизнь, вернувшуюся в него.

Но сама я чувствовала обратное: силы уходили. По ночам мучили кошмары — снился полуразрушенный отчий дом, опутанные паутиной и пылью балки, слышался шепот в стенах и болезненные стенания. Дом словно звал на помощь, протягивал ко мне руки в мольбе и кричал о своей боли. А я каждой клеточкой тела ощущала, что должна помочь ему.

С каждым днем это чувство становилось все сильнее, навязчивее. Я понимала: если не вернусь, в конце концов это плохо для меня кончится. А вместе со мной пострадает и ребенок.

Однажды вечером, когда мальчики уже спали, а в доме царила тишина, мы с Теодором остались наедине. Он сидел в кресле у камина, задумчиво глядя в огонь, я — напротив, сжимая руки на коленях. Мне было страшно произнести вслух то, что зрело во мне все эти дни, но промолчать я не могла.

— Теодор, — начала я, и он сразу поднял на меня взгляд, — как только Аманда окончательно поправится… я вернусь в свой дом. В родительский.

В его глазах мелькнуло изумление. Он не ожидал такого. Я спешно продолжила, пока не потеряла решимость:

— Дом зовет меня. Я должна быть там. Это важно для моей магии и ребенка.

— Но… — он нахмурился, едва заметно подался вперед. — Здесь тебе спокойнее. Здесь все, что нужно.

— Не все, — покачала я головой. — Я чужая в этих стенах. Но там, в своем доме… я — часть его. И он — часть моего рода.

Теодор долго смотрел на меня, и я видела, как в его глазах вспыхнула боль, которую он пытался скрыть. Думала, он будет возражать, переубеждать меня, но вместо этого медленно выдохнул и кивнул.

— Я помогу восстановить твой дом, — сказал он тихо, почти шепотом. — Это будет моей благодарностью за Аманду.

Я опустила взгляд, чтобы не видеть его лица, потому что сердце разрывалось. Между нами повисло молчание, тяжелое и острое. Мы оба старались не встречаться глазами, но каждый из украдкой брошенных взглядов говорил больше, чем слова.

Я знала: если позволю себе шаг навстречу — пути назад не будет.

Прошло несколько недель после того, как я сняла проклятие с Аманды. Девочка поправлялась, в доме Теодора стало значительно светлее. Я невольно привыкла к этим стенам, к спокойствию мальчиков, которые чувствовали себя здесь в безопасности, и к самому хозяину дома, который все чаще задерживался перед тем, как уезжать в город и останавливал на мне взгляд дольше, чем позволяли приличия. Но пора было возвращаться.

Теодор твердо сказал, что не позволит мне с детьми жить в развалинах. Он займется восстановлением и ремонтом. Я сначала думала, что это просто способ потянуть время, отодвинуть момент расставания, но спустя две недели он сам позвал нас в дорогу.

Когда колеса кареты загрохотали по знакомым тропинкам, тревога сдавила грудь. Я боялась увидеть запустение и разруху, хотя точно знала — этого уже нет.

Скоро за окном появился мой дом.

Не тот, что я помнила, а крепкий, светлый, словно только что построенный заново. Чистые стены, починенная крыша, свежая краска на ставнях. За оградой — ухоженный двор, в окнах горел теплый свет.

Мы вошли внутрь — и я снова замерла. Там ждала мебель, новая посуда, аккуратно сложенные стопки одежды, а в погребе — припасы на зиму. Даже об очаге он позаботился: сухие дрова были сложены аккуратной горкой. Все говорило о том, что обо мне, о нас, подумали заранее.

— Это… невероятно. Как ты успел столько всего сделать за такой короткий срок? — только и смогла выдохнуть я.

Теодор чуть улыбнулся. В его глазах было что-то такое, от чего у меня предательски защемило сердце. Я хотела поблагодарить, сказать хоть слово, но он мягко, но уверенно взял меня за руку, и я сомкнула губы, тут же ощутив, как они дрожат.

Он наклонился и коснулся моей щеки легким поцелуем. Задержался на секунду, вдыхая запах волос, отчего у меня перехватило дыхание.

— Я не прощаюсь, — сказал он тихо, глядя прямо в глаза. — Тебе нужно это время, и ты его получишь. Но как только ты поймешь, что готова двинуться дальше… Я постучу в твою дверь, Мэлори. Через неделю, месяц или годы — я буду рядом.

И, не дав мне времени собраться с мыслями, вышел во двор. Придя в себя, я поторопилась за ним, чтобы проводить, но его карета уже тронулась с места. Я долго стояла у ворот и смотрела в сторону уже опустевшей дороги. Сердце сжималось так, будто из груди вырвали что-то очень важное.

И тут я вдруг почувствовала теплое веяние за спиной… Словно дыхание. Дом ожил и пустил по своим стенам магию?

Обернулась… и сердце замерло.