Чутье подсказывало, что бабка Люсинда придет сегодня в гости, дабы просить забрать пострадавшего муженька на домашний досмотр. Принимать гостей не было ни малейшего желания, поэтому я решила сыграть на опережение и навестить ее первой. К тому же, надо было узнать, в каком состоянии Ромул, что с его ногой и каковы прогнозы.

Люсинда встретила меня с порога, с потухшим взглядом и опущенными плечами. Вид у нее был совсем жалкий.

– Ох, Мэлори, хорошо, что ты пришла. Не знаю, что и делать. Ромул совсем плох, рана гнить начала. Боюсь, помрет он у меня там…

Я опешила. Не прошло и суток с того момента, как он рухнул с крыши, неужели перелом мог так быстро привести к заражению?

— Не может быть! С ногой все настолько плохо?

— С ногой?.. Ой, нет, милая, я же не сказала! Видать касатик повредил что-то в брюхе, живот посинел весь, опух, кровопускание не помогло совсем.

Меня передернуло. Методы местной медицины оставляли желать лучшего. Лекарка поманила за собой и скрылась в полумраке прихожей. Я шагнула следом. В крохотной, душной комнатке ощущалось спертое тепло от разведенного в глиняной чаше огня. Чаша стояла прямо на полу, у изголовья койки, на которой я увидела Ромул. Он лежал в той же позе, что и вчера, но теперь пребывал в сознании и тихо стонал на каждом тяжелом выдохе.

Его бледная кожа была покрыта испариной. Выглядел он сильно измученным. Нога перевязана грязными тряпками, а от желтого компресса на животе исходил тошнотворный запах разложения. Я осторожно приблизилась, сплетя пальцы в замок перед собой. Люсинда, засуетившись, приподняла ткань, демонстрируя огромный багровый отек, расползшийся по всему низу живота. Кожа вокруг пупка потрескалась, и оттуда сочилась мутная сукровица.

— О, боже! — я отшатнулась, зажав рот ладонью.

Ромул разлепил веки и медленно повернул голову.

— Ну, что, довольна, ведьма? — прохрипел он, глядя на меня мутным взглядом. — Пришла поглядеть на мои мучения?

— Не обижайся на него, — поторопилась смягчить острые слова лекарка. — От боли совсем рассудок помутился у бедняги. Это же немыслимо, ни разу такого не встречала… Ох, горе, какое горе! С нашей ведь крыши свалился, не позови его мой непутевый Жерар, здоров бы сейчас касатик твой был!

Люсинда всхлипнула и украдкой смахнула слезу.

Я оторвала взгляд от Ромула и посмотрела на лекарку. Она выглядела неубедительно. То терла глаза, то поглядывала исподтишка, словно пытаясь уловить мою реакцию.

Мне и притворяться не надо было, как бы сильно я ни хотела избавиться от мужа, таких мучений уж точно ему не желала. Да и не ясно, как подобное вообще могло случиться? Он выглядел так, словно лежал на этой лавке минимум пару недель!

Перед глазами всплыла картинка отчего дома, настолько обветшалого и запущенного, будто там не жили уже много лет. В душе скребнула тревога. Что-то здесь было не так.

— Я не понимаю, — проговорила я, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Как такое могло произойти? Вчера он выглядел вполне… стабильно. Просто сломанная нога.

Люсинда всплеснула руками.

— Да кто ж его знает, Мэлори! Я всего лишь травница. А беды никогда по одиночке не ходят. Видать, внутри что-то повредил, когда упал. Я ж говорю, Жерар проклятый! Если бы не он, сидел бы сейчас Ромул дома и пил бы себе горючку. А теперь…

Я перевела взгляд на Ромула.

Да, пил бы и меня поколачивал… Или очередную психологическую травму детям своим наносил.

В груди разлился ледяной холод. Плохой знак, но должного сочувствия к мужу я сейчас не испытывала.

— Ладно, — я выдохнула, стараясь собраться с мыслями. — Может, позвать лекаря из города? Или… что-то приготовить, отвар какой?

— Да какой город, с ума сошла, девка? До города трое суток добираться! Не жилец твой касатик столько. Вот, коль желаешь облегчить его муки, меняй компресс. Да словом ласковым подбодри.

Люсинда махнула на меня ладонью и отошла в угол комнаты. Там стоял деревянный таз с мутной жидкостью и плавающей в ней тряпкой. Подняв его, притащила ближе к кровати.

— А я пойду пока состав лекарственный потолку, посыплем на раны. Хоть какой толк будет.

С этими словами, бабка ушла, оставив меня с Ромулом один на один.

Брезгливо поморщившись, я вытащила из жидкости тряпку и постаралась отжать ее. Затем сняла с живота мужа компресс. Он был горячим. За тканью потянулась какая-то слизь, и я едва сдержала рвотный позыв.

Ромул замычал и хрипло закашлялся.

— Какая же ты тварь, Мэлори Бут, — отдышавшись, выплюнул он. — Это же ты да? За то, что лупил тебя, неугодную, со свету сжить меня решила.

— Побойся бога, Ромул, — прошептала я, осторожно укладывая мокрую ткань. — Ты же без моей помощи с крыши упал.

Я чувствовала, как подрагивают мои руки, пока я возилась с этим отвратительным компрессом. Все это казалось кошмарным сном. Вчера сломанная нога, сегодня – разлагающийся живот. Ромул продолжал что-то бормотать, обвиняя меня во всех смертных грехах, но я старалась не обращать внимания. Нужно было сосредоточиться и понять, что происходит.

Может, и не стоило приходить. Но я уже здесь, в этой зловонной комнатушке, где смерть витала в воздухе. И что-то мне подсказывало, что она здесь не случайно. Слишком быстро все произошло. Слишком неправдоподобно.

Я закончила с компрессом и села на край продавленной койки. Ромул затих, исчерпав запас брани. Его взгляд устремился в потолок. Я видела, как по бледным щекам катятся слезы, смешиваясь с капельками пота. Мне стало… жаль его. Не то чтобы сердце разрывалось, но что-то болезненно дрогнуло внутри.

— Ромул, — тихо позвала я. — Скажи мне правду. Что ты скрывал от Мэлори?

Он молчал, прерывисто постанывая. Вряд ли вообще слышал меня. Я выждала короткую паузу, а затем повторила вопрос, настойчивее.

— Ведьма ты, Мэлори, — прохрипел он, наконец. — Джек, мерзавец, сплавил тебя мне на погибель. Да сам не дождался расплаты… Богу душу отдал раньше меня.

Я отшатнулась, словно от удара. Не хватало еще, чтобы слух по деревне о моей причастности к ведьмовству пошел! Собравшись с мыслями, взяла безвольную, влажную от пота ручищу мужа и склонилась к нему поближе. Может статься, это единственный шанс узнать ответы на свои вопросы.

— Отец расплатился мной по долгам, так? За что?

— Он не мог… продать дом… и мельницу. У нас была договоренность… Джек хотел уехать, а земля принадлежала его жене. А потом — ее дочери. Ведьмовские штучки…

Он закашлялся, и его губы заалели кровью. Я едва сдержалась, чтобы не отпрянуть в угол, не дать рвущейся наружу тошноте волю. Крепче сжала его ладонь, вытягивая из умирающего признания.

— То есть, я хозяйка земли и всего, что на ней стоит?

— Это неправильно… не по закону… Я твой муж, и я владелец… но что-то пошло не так…

Ромул издал протяжный стон. Говорить он больше не мог. Его затуманенные глаза налились кровью, а грудь заходила ходуном от частого дыхания.

Я встала, попятившись.

Сердце колотилось так неистово, что заглушало все внешние звуки. Горло сдавило тошнотой, и я все же бросилась прочь из душной комнатушки на улицу. Едва успела до ближайшего дерева и свернулась пополам, выдавая земле скудный завтрак.

Боже, какой кошмар…

Мама и вправду была ведьмой. А отец и Ромул хотели обманом продать мое наследство, за что и поплатились.

Ветер трепал мои волосы, унося тошнотворный запах. Опершись о шершавую кору яблони, я пыталась отдышаться и привести мысли в порядок. Слова Ромула эхом отдавались в голове, складываясь в зловещую картину. Джек, мой отец, не просто продал меня за долги, а предложил будущему зятю дьявольски выгодную сделку. Выстроил коварный план по продаже того, что ему не принадлежало — земли, пропитанной магией. И Ромул, движимый жаждой наживы, пал жертвой древних законов, о которых даже не подозревал.

Из хижины вырвался истошный вопль, а следом горестные стенания. Дверь с грохотом распахнулась, являя белую, как полотно, Люсинду. Она тут же нашла меня взглядом и бросилась ко мне.