Замечательно. Она была старше меня и имела больше опыта работы. Не говоря уже о том, что она была великолепна. Ее светлые волосы струились по ее плечам, загорелая кожа сияла, а ее макияж смоки айс выглядел просто убийственно. Я посмотрела на мои облезлые ногти и красное платье, которое когда-то заставляло чувствовать себя утонченной, но теперь оно просто заставляло меня выглядеть, как потная красная конфета.

— Твоя старая фирма была в Лос-Анджелесе? — спросила я.

— Нет. Если с собеседованием все получится, мне нужно будет найти место, где жить. Я ночую у друзей на диване, пока ищу работу.

Я улыбнулась.

— То же самое. Ну, я из Лос-Анджелеса, но мне нужно съехать из общежития через неделю. Либо я должна найти соседа по комнате, либо остаться с сестрой и ссориться.

Ханна посмотрела на меня краем глаза.

— Ну, удачи. Надеюсь, мы обе начнем здесь работать в ближайшее время.

Несколько минут спустя было вызвано имя Ханны из передней части приемной, и когда мы обе подняли глаза, то увидели, стоящую за столом Беатрис, которая жестами показывала Ханне встать.

— Вы будете нашим первым кандидатом, — сказала Беатрис.

С заключительной «в этом нет ничего такого» улыбкой Ханна встала и пошла к стойке регистрации, в то время как Келли подхватила свою полную коробку со стола. В тишине комнаты было слышно, как ее личные вещи перекатывались внутри коробки, объявляя о ее уходе.

Проходя мимо меня, она остановилась и посмотрела вниз.

— Вот, — сказала она, начиная шуршать в своей коробке. — Если ты будешь здесь работать, то тебе это понадобится.

Она вытащила маленький предмет и бросила его мне на колени, прежде чем отправиться к лифту. Я посмотрела вниз и нашла маленький синий шар для снятия стресса со словами «Грейсон Коул», написанными на латексе черным маркером.

Я улыбнулась и подняла его, желая, чтобы на нем была фотография его красиво раздражающего лица. Может, если я получу эту работу, то я изменю это.

***

Я просидела в этой приемной три часа. Как только называли имена кандидатов, они вставали и проходили через двойные двери за стойкой, один за другим, пока я не осталась одна. Было мучительно сидеть там, даже после того, как я наконец получила желанное место на стуле. Моя задница онемела от сидения на полу, или, может быть, от потери крови в коленях. Все вместе.

Чтобы хоть как-то скоротать время, я чередовала: то проверяла телефон, то сжимала стрессовый шарик. В итоге я сидела со скрещенными на груди руками, глядя в потолок и в сотый раз за утро задавалась вопросом, насколько требовательным сегодня будет Грейсон. Конечно, он собирался беседовать со мной, это просто не могло быть какой-то жестокой шуткой.

— Мисс Хат, —сказала Беатрис.

Я подняла взгляд как раз тогда, когда блондин в очках пробирался через приемную со слезами, текущими по его лицу. О, боже. Грейсон заставил его плакать?

— Вы будете нашим последним претендентом, — сказала Беатрис с яркой улыбкой, казалось бы, равнодушной к всхлипывающему молодому человеку, который проходил мимо нее.

Когда я присоединилась к ней у двери, я поняла, что моя походка казалась гораздо менее драматичной, чем следовало бы. В момент, когда я оглядывалась назад, должна была грустно заиграть скрипка, чтобы точно отобразить: идет обреченный человек.

— Не волнуйтесь, Грейсон всегда любит сохранять лучшее напоследок, — заверила меня Беатрис.

Я сильно сомневалась, что Грейсон приберег меня напоследок, потому что считал, что я лучшая из кандидатур. Было множество вариантов, почему я была последней:

1. Он хотел медленно меня мучить, чтобы я сидела и потела. (В этом случае шутка не удалась, потому что после моего спринта вверх по лестнице мне потребовалось около трех часов, чтобы перестать потеть.)

2. Он хотел иметь достаточно времени, чтобы раскритиковать мое резюме и все, что в нем указано.

3. Он на самом деле забыл, что я должна была прийти на собеседование.

Беатрис держала дверь открытой для меня и, как только я прошла, то впервые увидела компанию, которую Грейсон построил с нуля. Офис в форме огромного квадрата с четырьмя ответвлениями к каждому углу. Главный зал сам по себе был самым большим местом в офисе. В нем разместились архитекторы, которые были разделены на небольшие группы по четыре или пять человек. Это было совместное рабочее пространство с нулевой приватностью.

В каждом ответвлении, которое отходило от главного зала, размещались другие отделы: штатные инженеры, бухгалтерия, отдел интерьера и конференц-зал компании. Таблички в индустриальном стиле искусно свисали с потолков, направляя гостей в различные отделы. Напротив приемной располагались три кабинета, каждый из которых принадлежал руководителям компании. Кабинет Грейсона находился в центе, и по размерам он был почти в два раза больше, чем два кабинета, расположенных по соседству.

Я направилась к открытой двери, позволив Беатрис вести меня, а сама пошла за ней, чтобы лучше почувствовать обстановку на рабочем месте. Открытая планировка позволяла работать совместно, и большинство сотрудников трудились плечом к плечу, решая проблемы с проектами. Некоторые из них поднимали глаза и кивали мне, но большинство были заняты, чертили и проектировали.

Я не была уверена, чего именно я ожидала, может быть, более тюремной атмосферы, особенно после сцены, которую закатила Келли в приемной. Большинство людей выглядели счастливыми. То есть никто не показывал мне табличку с надписью: «Оставь всякую надежду, входящий сюда».

Только я улыбнулась этой мысли, как мы уже подошли к двери Грейсона. Беатрис отступила в сторону, а я сделала резкий вдох. Я отчетливо видела Грейсона: он сидел за большим черным столом, с телефоном, зажатым между плечом и ухом. Его руки яростно работали, делая пометки и прислушиваясь к тому, что говорили ему по телефону.

— Подожди здесь, — прошептала Беатрис. — Он должен скоро закончить.

Я кивнула, и она нежно прикоснулась к моей руке, прежде чем сесть за свой стол в нескольких футах от его двери. Через мгновение она уже разговаривала по телефону, а меня так и оставили стоять там без дела, тогда я стала наблюдать за объектом своих подростковых фантазий.

Он не сразу меня заметил — не во время работы, – поэтому я стояла и любовалась им. Он был в классическом черном костюме, сшитом на заказ. В паре с костюмом на нем была белоснежная рубашка и гладкий черный галстук. Мягкий свет из окна падал на его скулы, подчеркивая их четкие контуры, и делал особый акцент на его восхитительной челюсти. Он протянул пальцы к подбородку и провел ими вдоль него. Глядя на лист бумаги на столе, его глаза сузились. Мне было настолько интересно, что он изучает, что я осмелилась подойти на шаг ближе.

«Опрометчивый поступок».

Он бросил карандаш для чертежей на стол, и после мучительно долгой секунды его глаза скользнули ко мне. Пронзительный взгляд его синих глаз пригвоздил меня к месту, и мне оставалось только сделать еще один шаг вперед или же бежать сломя голову. Никто из нас не двигался. Мне казалось, что я застряла в центре натянутого каната, висящего над каньоном, и оттуда была только одна дорога — вниз.

Он заговорил по телефону глубоким, авторитетным тоном, при этом не спуская с меня глаз.

— Митч, я перезвоню тебе позже. У меня последнее собеседование.

Он положил свой телефон на стол, не дожидаясь ответа Митча, и резким движением руки показал мне, чтобы я вошла. Для него я была животным, которого можно было вот так подзывать к себе.

Я уставилась на свои ноги и закатила глаза.

— Присаживайся, Камерон.

Боже, мне было ненавистно то, как он произносил мое имя, как будто втягивал его во что-то формальное и уродливое. Я никогда не чувствовала себя Камерон, я всегда была Камми.