Я предполагала, что на стройплощадке мы были одни, пока не добрались до черного входа и не наткнулись на группу строителей на заднем дворе, которые неторопливо начинали свой рабочий день. Долговязый мужчина, который не выглядел старше восемнадцати лет, использовал циркулярную пилу для распиливания досок на равные части. Остальные рабочие разворачивали свои завтраки и оживленно болтали, пока не заметили Грейсона, который проходил через черный вход. Они сразу выпрямились и замолчали, ожидая, когда он заговорит. Грейсон был, как архитектором, так и генеральным подрядчиком, что давало ему почти полный контроль над этим проектом — факт, который, я уверена, делал его очень, очень счастливым.

Я стояла в стороне, пока он обсуждал с ними план работы на день. Ожидалось, что к концу дня кухня должна быть оформлена, так что на следующий день они могли начать заниматься сайдингом и кровлей. Пока Грейсон разговаривал, несколько парней не сводили с меня глаз, скорее всего, интересуясь моей ролью во всем этом. А я, в свою очередь, не сводила глаз с Грейсона, стараясь не дать их взглядам запугать меня.

Когда Грейсон закончил давать наставления, он повернулся и жестом пригласил меня вернуться через пустой дом.

— Прости за это. Наверное, было немного скучно, — сказал он, глядя на меня, пока мы шли.

Я улыбнулась и покачала головой.

— Нет, это то, что я люблю. Не беспокойся об этом.

Он кивнул, явно соглашаясь со мной.

— Так чем именно ты занимался прошлой ночью? — спросила я, пытаясь в последний раз вовлечь его в этот разговор.

Его голубые глаза на мгновение скользнули по мне, и в растерянности он покачал головой.

— Что ты имеешь в виду, Камерон?

Я засмеялась, подняв руки в невинном жесте.

— Грейсон, не все разговоры должны быть только об углах и о факторах безопасности. Разве не может работник поговорить со своим боссом?

Он усмехнулся.

— Конечно, может. Только тебе совсем не интересно, что я делал прошлой ночью, тебе интересно, с кем я провел прошлую ночь.

Я повернулась, чтобы осмотреть кухню, или то, что будет будущей кухней, так, чтобы он не увидел, как от смущения горит мое лицо.

— А если и так? — рискнула я, все еще отводя взгляд.

— Ты ведешь себя по-детски, задавая эти вопросы. Ты думаешь, я не имею в виду то, что сказал на днях в своем офисе, о том, что нас с тобой никогда не будет? Не играй со мной в эти игры.

Конечно, я ему не поверила.

— Это вовсе не делает меня ребенком. Это говорит о том, что я упряма, — сказала я, поворачиваясь к нему со все еще горящими щеками. — И, если ты помнишь, это работа, а не игра.

— Я привел тебя сюда не для этого разговора, — возразил он, двигаясь вперед так быстро, что мне пришлось ускорить свой шаг, чтобы не отстать от него.

Мне следовало прекратить этот разговор. Я уже и так разозлила его, но мы снова были на улице, в нескольких секундах от того, чтобы разойтись по своим машинам и разъехаться в разные стороны. Ведь как только мы сядем по машинам, у меня уже не будет шанса поговорить с ним наедине.

— Ты когда-нибудь думал обо мне, когда ты с ними? С другими женщинами в твоей жизни? — спросила я, остановившись на траве.

Как только слова сорвались с моего языка, мне тут же захотелось вернуть их обратно и заменить на какое-нибудь неопределенное прощание. Я никогда не была такой смелой, как в последние несколько дней. Обычно я всегда добивалась того, чего хотела, но была огромная разница между уверенностью в себе и полным безумием. Как будто я хотела, чтобы он мучился, чувствовал себя некомфортно в моем присутствии. Мне нужно было вытащить его из-за стены, которую он выстроил вокруг себя.

Что-то в Грейсоне лишало меня уверенности в себе. Может, дело было в том, что я знала, что он находит меня привлекательной, а может, в том, что я скоро уезжаю. В любом случае, мне нечего было терять.

Он остановился на полпути и снова посмотрел на меня. Мы стояли так несколько долгих секунд, и его голубые глаза предупреждали меня бежать как можно дальше. А вместо этого я просто застыла на месте, от напряжения сжав кулаки в ожидании его ответа.

— Нет, — сказал он, резко покачав головой. — Когда я был с Николь прошлой ночью... в моей постели... с ее ногами, обвитыми вокруг моей шеи, я ни разу не подумал о тебе.

Я хотела с размаху ударить по его великолепному, глупому лицу. Его поведение практически умоляло меня об этом, но вместо этого я собрала всю свою уверенность и направилась к нему. Подойдя к нему вплотную, так что наши рабочие ботинки соприкасались носками, я с силой ткнула пальцем ему в грудь.

— Грейсон, какой же ты лгун! — возразила я, когда напряжение между нами стало невыносимым.

— А знаешь, кто я еще? — спросил он, нависая надо мной. — Я — твой босс.

Сжав челюсти, я еще мгновенье прищурилась и отвернулась. Он не произнес ни слова, когда я прошла мимо него к своей машине, кипя от негодования. Мое сердце билось, как птица в клетке, и в этот момент я поняла, что моя игра может иметь последствия. Он был моим боссом, и у него были большие связи в этом городе. Если я буду давить на него слишком сильно, моя карьера может закончиться, не начавшись, но что-то подсказывало мне, что он наслаждается игрой так же, как и я.

В конце концов, ему не нужно было нанимать меня, он не должен был становиться моим наставником, и самое главное, он не должен был говорить мне о своей симпатии ко мне во время собеседования. Он мог просто сохранить свой секрет.

***

Чуть позже днем любовница Грейсона, Николь, пришла в офис, чтобы пообедать с ним. Пока ее стройная фигура грациозно двигалась по главному залу, я мысленно обзывала Грейсона всеми гадкими словами, которые только могла придумать. Он позвал ее специально. Он хотел, чтобы я отступила. Он сильно меня недооценивал.

Я проводила ее взглядом до кабинета Грейсона. Беатрис, поймав мой взгляд, изобразила рвотный рефлекс, засунув палец в рот. Я улыбнулась и подмигнула ей.

— Три раза за две недели, — сказал Питер, привлекая мое внимание к нашему столу. — Это рекорд.

— Что? — спросила я.

— Обеденное свидание Грейсона. Я никогда не видел, чтобы он приводил женщин в таком виде в офис, — сказал Питер.

Я пожала плечами с притворным безразличием и попыталась вернуться к работе. Все время, пока Николь была в его кабинете, за закрытой дверью, мои уши улавливали любой шорох в офисе. Могу поклясться, что слышала ее стоны, но никто даже не шелохнулся, поэтому я пришла к выводу, что мне показалось.

Двадцать минут спустя, когда я возвращалась из комнаты отдыха с чашкой разогретого супа, дверь в кабинет Грейсона открылась, и оттуда вышла Николь. Ее светлые волосы были взъерошены, а под нижней губой размазана красная помада. Она изо всех сил пыталась идти небрежно, но было очевидно, что там произошло что-то. Мой желудок скрутило от гнева и ревности.

«Пошел он, пошел он, пошел он!»

Аппетит, который был у меня минуту назад, сменился ощущением подкатывающей тошноты. Я бросила чашку с супом в мусорное ведро, зная, что если я буду держать ее у себя в руке еще хоть секунду, то точно швырну ее в его дверь.

— У тебя все в порядке? — спросил Питер, разглядывая мой расплескавшийся суп.

— У меня все прекрасно, — ответила я с фальшивой улыбкой и повернулась к Алану.

— Алан, я закончила всю свою работу на сегодня. Есть что-нибудь еще, над чем я могу поработать?

На протяжении всей оставшейся недели я больше не видела Грейсона, и моя уверенность в его влечении потихоньку начала ослабевать. Каждый день он приходил раньше меня и уходил либо после того, как уходила я, либо когда я была сильно чем-то занята. Кто знает. В любом случае, я была в двух шагах от штурма его кабинета только для того, чтобы проверить, что он все еще жив.