4. Купить билет в Париж и улететь далеко, далеко — тем самым доказав, что я могу быть самостоятельной, не скрываясь в тени Бруклин.
5. Восхищаться сексуальными французами.
6. Есть много французской еды.
***
Позже той ночью я достала платье для моего утреннего собеседования. У меня было более чем достаточно одежды на выбор, поскольку Бруклин взяла на себя задачу удивить меня рабочим гардеробом на этой неделе. Она излучала назойливую уверенность, что я получу работу. С другой стороны, я была рада, что у меня появилась новая дизайнерская одежда. По крайней мере, я буду выглядеть сногсшибательно, когда охрана выволочет меня из здания по причине того, что я, применив прием карате, заехала Грейсону по физиономии.
Я скользнула рукой по ткани темно-красного платья. Я уже примеряла его ранее, и оно сидит на мне идеально. Его длина была на несколько дюймов выше колен, а мягкий пояс завязывался на талии, чуть выше моего бедра. Сексуальный цвет давал, по крайней мере, половину уверенности, которая нужна была мне для того, чтобы войти в кабинет Грейсона. Другая половина — это мои головокружительно высокие нюдовые3 туфли на шпильке.
Убедившись, что четыре моих сотовых телефона и два будильника были включены и установлены на определенную громкость: орущего младенца, я заползла в кровать, желая уснуть как можно быстрее.
Но не смогла.
Вместо этого я лежала на простынях и ворочалась в течение нескольких часов, проигрывая в памяти каждую встречу с Грейсоном с самого начала. Моей целью было определить точный момент, когда он начал презирать меня.
Первый раз, когда положила глаз на Грейсона, я была в выпускном классе старшей школы — ребенок в его глазах, учитывая, что он уже два года как окончил Массачусетский технологический институт со степенью магистра. Бруклин притащила меня на ужин со своими друзьями. Он был там и сидел на противоположном конце стола, его каштановые волосы были длиннее на макушке и немного закручивались на концах, он даже не пытался их выпрямить. Его темные глаза были направлены на девушку, которая сидела рядом, но я не возражала. У меня было идеальное место для наблюдения. В те дни его гардероб был менее строгим. Тем не менее, даже темные джинсы и серая футболка делали его образ невероятно аппетитным.
Там было много других людей, на которых можно было заострить свое внимание, но мой взгляд продолжал возвращаться только к Грейсону. Я поймала намек на его улыбку и услышала его смех и потерялась в себе, воображая, как это — встречаться с таким парнем, как он.
Мы не разговаривали на том ужине, но в течение следующих двух месяцев, в моем сознании он превратился в идеального героя. Он был мистером Дарси для Элизабет Беннет, Прекрасным принцем для Золушки и, самое главное, Роном Уизли для Гермионы Грейнджер. Я ловлю себя на мысли о нем, воссоздавая то, как он выглядел на том ужине, притворяясь, что это я была той темноволосой девушкой, которая сидела рядом с ним. Моей фантазии было более чем достаточно, чтобы продержать меня до того дня, когда Бруклин привела его в нашу квартиру, и мне больше не нужно было воображать его.
Входная дверь квартиры открылась, и Бруклин влетела внутрь с Грейсоном, который следовал за ней по пятам. Он выглядел непринужденно с двухдневной щетиной, во фланелевой рубашке, джинсах и потертых коричневых ботинках. Когда он посмотрел через дверной проем и увидел меня, я была в пижаме, с полным ртом попкорна. Я хотела провалиться сквозь землю от смущения. Бруклин, конечно, не предупредила меня о его приходе. С восьмилетней разницей в возрасте мы не должны были даже находиться в пределах радара друг друга, но он был единственным человеком на моем.
Он подошел, опустился на стул рядом с диваном и повернулся ко мне, и именно в этот момент я поперхнулась попкорном. Я отвернулась и попыталась постучать по груди, чтобы вытащить его. (Боже, пожалуйста, роди меня обратно. Это худший момент в моей жизни).
—Ты в порядке? — спросил он, привлекая к себе мое внимание. Под его суровым видом таилась улыбка.
Когда мы встретились в первый раз, я не рассмотрела его черты лица достаточно близко. С моего места на диване каждый контур его скульптурных скул, прямой нос и угловатая челюсть были похожи на мой личный зов сирены-искусительницы. Темные брови обрамляли отчужденные глаза — это такие глаза, которые удерживали людей на расстоянии, не подпуская к себе. А его губы… у него такие губы! Губы, которые стали моей погибелью. Когда на этих губах появилась соблазнительная полуулыбка, я поняла, что не ответила на его вопрос.
— Я в порядке, — пробормотала я, и мое лицо вспыхнуло румянцем, который не хотел отступать.
— О, Грейсон. Это моя младшая сестра — Камми! — проворковала Бруклин, перегнувшись через спинку дивана, чтобы схватить меня за плечи.
— Она заканчивает школу в этом году.
Я никогда не хотела придушить свою сестру сильнее, чем в тот момент. Конечно, на мне были пижамные штаны с рисунком маленьких овечек, прыгающих на них. Но ей не следовало приезжать домой так рано, потому что теперь в глазах Грейсона я выглядела практически ребенком.
Его бровь выгнулась, когда он смотрел на меня со своего кресла, и я внутренне застонала от того, что он, вероятно, видел. Расчесала ли я волосы и почистила ли зубы?
Прежде чем ситуация ухудшилась, я встала с миской попкорна и вышла из гостиной, проворчав о необходимости сделать свою домашнюю работу. Вероятно, Бруклин была в нескольких секундах от того, чтобы рассказать, что я писалась в постель до шести лет или, что мне только в том году сняли брекеты, но я не собиралась торчать здесь и позориться.
Я заперлась в своей комнате, достала альбом и на первых страницах начала рисовать Грейсона. Пока каждая деталь его внешности была еще свежа в моей памяти, и я не хотела, чтобы они исчезли прежде, чем я закончу рисовать.
Я села, прислонившись к двери моей спальни, чтобы быть уверенной, что услышу, если Бруклин будет подходить к моей комнате. Я скорее съем весь свой альбом, чем позволю ей увидеть рисунки, над которыми работаю.
Заканчивая, я услышала, как Грейсон заговорил в гостиной, его глубокий голос раздался из-за стен моей спальни. Он говорил о своей работе архитектора в фирме, которая находилась в деловой части города. Он объяснял Бруклин, как хотел создать свою собственную фирму и заниматься проектированием без какого-то неудачника архитектора, ставшего начальником и постоянно висевшего над душой. Я сидела, прижав ухо к двери, и слушала, как он говорил о том, какой будет его фирма и какие здания он хотел бы спроектировать.
Архитектор.
В то время моя будущая карьера не была моим главным приоритетом. Я была слишком занята, пытаясь уцепиться за что-то, что можно было легко найти: мальчики, вечеринки, алкоголь, наркотики — ничего из этого не заменило то, что я потеряла, когда умерли мои родители. Я продолжала отдаляться от моей старой жизни все дальше и дальше, в то время как Бруклин отчаянно пыталась вернуть меня обратно. Всего три недели назад я сказала ей, что не хочу заканчивать школу, зная, что наших родителей не будет там, чтобы посмотреть, как я иду по сцене за своим аттестатом. Я не хочу уезжать в колледж, зная, что наших родителей не будет там, чтобы помочь мне разгрузить мою машину, поэтому я выкинула все это из головы.
Это было бы невероятно легко.
Слишком легко.
До этого момента.
Я помню, как сидела, прислонившись к дверному косяку, и мечтала о том, чтобы стать архитектором, как Грейсон. Мне нравилось рисовать. У меня был альбом, заполненный до краев, и когда я была младше, я мечтала работать в творческой сфере.
Было ли для этого слишком поздно?
Я схватила ноутбук со своей кровати, села на пол и в течение нескольких часов исследовала архитектурные программы в Лос-Анджелесе. Мои возможности были ограничены, но у меня все еще было время, чтобы что-то сделать до окончания школы.
