А потому нужно лишь выбрать ту реальность, которая покажется ему наилучшей. Та, в которой останется разум Наблюдателя стабилизируется и сохраниться. Все остальные схлопнутся.

Захар уже так делал. Каждый раз, когда Храм, существование Пришедшего или сохранение Потомков были под угрозой, он заходил в эту барокамеру и происходило Расщепление. Зачем-то он вел подсчет вселенных, оставшихся и схлопнувшихся и текущая была пятьдесят четвертой по счету.

Он каждый раз выбирал ту реальность, где кризис каким-то образом разрешался, а затем выходил из камеры со знанием, что случится в ближайшие часы. Будто Пророк, узревший будущее, а на самом деле — создавший его.

С этим были проблемы.

Первая мало волновала Захара. Схлопнувшиеся вселенные оставляли следы в той, что уцелела. Например, оставались отпечатки в человеческой памяти, что-то вроде дежавю, а в совсем печальных случаях — как эффект Манделы. Это были те, с кем он, Второй, успевал поговорить в реальностях, которые схлопнулись. У них оставалось эхо воспоминания об этом — сон, который они никогда не видели.

А вот вторая проблема… именно из-за нее он не хотел лишний раз прибегать к этой процедуре.

Захар понятия не имел есть ли у человека душа. Во всяком случае, ни в какие религиозные догмы он не верил. Но каждый раз, когда он брал на себя роль Наблюдателя, каждый раз, когда он расщеплял Вселенную — что-то в нем расщеплялось вместе с ней. Маленькая точка в серединке сознания, может быть, само “я” как таковое. И эти маленькие частички того, что было им, Захаром, оставались там, в других вариантах и погибали вместе с ними.

Это меняло его — делало циничнее, грубее, крало часть личности и постепенно выключало те немногие эмоции, что еще остались после трансформации.

Маленькая смерть. Каждый раз выходя из барокамеры Пророк невольно задумывался: это вышел он, настоящий, тот, что выбрал? Или ему не повезло, и он — тот Захар, что остался в нестабильной вселенной и скоро исчезнет вместе с ней?

Эти вопросы пугали его до ужаса. До такой степени, что каждый раз, заходя в барокамеру, он клялся, что после сразу принесет в нее бомбу и взорвет все нахрен. Но так ни разу этого и не делал, потому что…

Потому что это единственная вещь во вселенной, которая действительно давала второй шанс. Точка сохранения, как в тех играх, в которые он играл подростком.

Захар привычно запер за собой барокамеру. Подошел к пульту настройки давления и уже рефлекторно поменял параметры, где-то в недрах загудели насосы, меняющие давление воздуха. Затем переместился к основному рабочему месту. Снял стекло с кнопки запуска расщепления. Палец завис над ней.

Второй знал, что в ядерных чемоданчиках правителей прошлого не было никаких красных кнопок. Там были рации, протоколы, документы, может быть, какие-то специальные ключи.

А вот кнопка Расщепления по иронии была большой и красной.

Он поправил очки. Зажмурился. И с силой опустил палец.

КОНЕ...

КРИТИЧЕСКАЯ ОШИБКА!

ОБНАРУЖЕНО РАСЩЕПЛЕНИЕ ПРОСТРАНСТВА-ВРЕМЕНИ

ИДЕТ ОБРАБОТКА... ОЖИДАЙТЕ.

Второй вышел в партер, аккуратно вытирая окровавленные руки платком. Оправился, толкнул слегка покосившиеся очки выше по переносице. Порезы от стекла жглись и болели, но это было не проблема — через полчаса они затянутся.

Он поднял поблекшие — еще сильнее чем раньше — глаза к куполу. И медленно кивнул. У Пришедшего были глаза — целая куча, но большая их часть не работала. Он скорее незримо ощущал пространство вокруг и все в нем происходящее, чем по-настоящему его видел. Но Пророк знал — его кивок замечен.

Громада силовой брони, внутри которой, несомненно, был Илья, тут же замерла. Он явно шел к компьютерам с понятными намерениями. Синт и суперсолдат сражались по центру партера.

— Обезвредить Ская, — приказал Второй.

Не нужно было мне угрожать, подумал Захар, потому что ему показалось, что именно так и нужно подумать, а не потому что реально это чувствовал.

Илья повернулся, сделал пару быстрых шагов и без всякого размаха, используя лишь гидравлику, нанес удар силовой перчаткой.

Сибиряк оступился, нырнул вперед всем телом, из груди вырвался стон боли и удивления. И андроид Нового Союза, конечно, этим воспользовался. Ободранный композитный кулак врезался в середину живого человеческого живота. Поврежденная, с проводами наружу, нога сделала подножку, порвав наполненные кровью сосуды и надорвав пульсирующие мышцы. Усиленная, но все еще бесконечно органическая, углеродная, вполне обычная кость, дала трещину.

Скай потерял равновесие, упал на колено и сразу получил сокрушительный удар по хребту.

В этот момент через главный ход в партер ворвались первые люди Седьмого. Синт среагировал мгновенно — схватил Ская за ворот, рывком поднял его и закрылся как щитом.

Оглушительные в театральном зале очереди — и Юрий Скай, суперсолдат, несостоявшаяся гордость Сибирской республики обмяк и обвис без движения в хватке андроида.

— Хватит, — сказал Второй и махнул рукой в сторону забежавших в здание солдат. Они послушно опустили оружие, даже не потребовалось пускать в ход своих сил. Знали, на что он, Пророк, способен.

В зал набивалось все больше народу и, наконец, появились Третья, Пятая и Седьмой.

— Наконец-то, — сказал Второй. — Один на крыше колоннады, но это вы, наверное, уже и сами поняли, одна на куполе.

Один парень негромко свистнул, у его ног тут же появились два баскера.

— Нет-нет, — Захар остановил псаря, готового уже отдать приказ питомцам, — давайте без смертей. Просто поймайте. Баскеров можете взять, но чисто для запугивания.

— Я займусь, — сказала Пятая и повела часть людей за собой на лестницы.

— Еще один — напротив кинотеатра, целит в нас прямо сейчас из ядерной установки, — продолжил Второй. — У вас где-то пять-семь минут. Он в силовой броне, будьте осторожны.

Третья кивнула, махнула рукой и львиная доля толпы торопливо вышла за ней.

— А с этими что? — Седьмой подошел ближе и оглядел Илью и Панина с головы до ног.

— А эти теперь с нами, — просто ответил Второй.

— Точнее вы — с нами, — тут же поправил синт. — Не так ли, Олег Эдуардович?

— Да будет так, — ответили невидимые репродукторы.

* * *

Последнее, что Артем помнил — это как их с Леной втолкнули в зал, где гребаный Роман Панин сидел в кресле с видом триумфатора, несмотря на то, что полностью лишился человеческого облика, облез и слегка искрил. По правую руку от него в стальной броне стоял Илья, по левую — Второй. А над ними — спрутообразный отвратительно пульсирующий Пришедший… и эта пульсация, именно она, будто стерла все остальное.

Теперь они вдвоем, он и Лена, стояли посреди Бердского шоссе, неизвестно как сюда добравшись. У каждого на шее — гильза с кусочком плутония.

А впереди в небо поднимается несколько столбов черного жирного дома. Это горит Атом. Их дом.

Наверное, они добирались сюда несколько дней или даже больше, потому что это могло значить только одно — до города добралась Орда.

Они потратили еще много часов, чтобы добраться до ворот. Которые были распахнуты, а вся дорога — завалена трупами жителей. Они пытались спастись, убежать и даже Пятно их привлекало больше, чем та участь, что ждала в городе.

Но никто не уцелел.

Они вошли в Атом. Он горел, он был частично разрушен. То тут то там попадались странные машины — огромные грузовики, небольшие седаны, мотоциклы, ржавые, переоборудованные, с пулеметными гнездами на крышах, с огромными, торчащими из капотов движками, со странными приспособлениями и многим другим. Такое могли соорудить только безумцы и трупы этих безумцев тоже были — лежали вповалку, худые, изможденные, покрытые опухолями, шрамами, ожогами…

На многих из них не было ни царапины, но они были мертвы.

Орда.