Но все это была ерунда, страшилки для городских. Настоящую опасность всегда представлял лишь один зверь — двуногий и с огнестрелом в руках.

— Что она говорит? — спросил любопытный Роман.

— Несет чушь про баскеров, — ответил Максимов. — Мол, они их встречали на границе Пятна.

— Если бы она встретила баскера, то была бы мертва, — ответил Тема, — эти твари не умеют оставлять свидетелей.

— А я о чем, — согласился особист, но было слышно, что он не очень уверен. Еще бы. Баскерами пугали детей и взрослых. Это был главный страх любого новичка в пустошах — легендарное и неуловимое существо. По слухам умеющее становится невидимым, но это чушь, конечно. Оно умело становится неразличимым. Не заметишь, пока не начнет двигаться. А если уж начало — то тогда уже поздно. Редкие, невероятно редкие очевидцы, которые, как правильно заметил Максимов, все были уже дедами, говорили, что баскер — это как собака, но размером с лошадь. Но при этом и не собака вовсе. А как бы морок, призрак. Настолько отталкивающее и неестественное создание, что оно ускользало от восприятия мозгом. Бред. Галлюцинация. Игра теней.

Они все сбежали из подвалов и тайных коридоров Института Цитологии и Генетики — именно там их изобрели. В Академгородке, который теперь Атом. Изобрели, потому что не было выбора. Страна, перед тем как нажать кнопку, была на грани, наука умирала. Нужно было как-то выживать, а единственный товар, который ценился на экспорт — оружие. Вот они и разработали оружие. Живое и смертоносное. Уничтожающая пехоту физически и ментально.

В ранние годы Атом сильно страдал от этих тварей, пока их все же не удалось истребить — по меньшей мере, там, где их легко заметить, в городской застройке и внутри зданий. В пустошах их не встречали, но ходили байки, что они там есть — просто мы не видим, потому что если они не хотят, чтобы их видели, то этого и не произойдет никогда.

Баскеры вскрывали ударом лапы толстые железные двери подъездов и квартир. Потрошили автомобили, доставая оттуда людей, будто тушенку из консервы. Прыгали на высоту третьего этажа. Уворачивались от пуль.

Тему невольно передернуло.

Транспортер летел дальше, все молчали — видимо, пытались уложить в голове новый факт или попытаться отрицать его. Никому не нравилось, что какая-то сраная рейдерка пробудила их главную детскую страшилку.

Они въехали в руины — на восток от шоссе ответвлялась дорога, шла через железнодорожный переезд и уходила вглубь Выступа — к выжженным площадям производств и жилья южных районов Новосибирска. Перекресток окружен руинами — когда-то здесь стояли магазины, придорожные кафе, автосервисы, теперь все это проигрывало природе — из провалов окон торчали ветки, на плоских крышах пучками росли кусты. Слева, за всем этим, рыжел березовый лес, задушивший руины частника, тянущегося дальше к горизонту — туда, где тащила сквозь Пятно свои отравленные воды река Обь.

Обочина по левой стороне была завалена ржавыми остовами автомобилей — древние остатки паники и эвакуации. Огромная братская могила оптимистов, которые решили, что они смогут выбраться из города на машинах за пятнадцать минут до удара. Во всяком случае так говорилось в учебниках истории Атома — система оповещения срабатывала за пятнадцать минут. В некоторых источниках утверждалось, что и вовсе за семь.

Вскоре автомобилями заполнилась вся встречка, а через какое-то время и попутное движение. Тема замедлил ход.

— Сейчас будет трясти! — предупредил он и через пять секунд острая морда транспортера впилась в ржавый мусор. Раздался скрежет раздираемого металла и, одновременно хруст и шелест — трухлявое железо ломалось и осыпалось хлопьями. Двигатель натужно взревел — лобовая броня, будто ковш, тащила вперед ржавую груду металла, собирая все больше и больше на себя, пока, наконец, Тема не понял, что есть опасность перегрузить движок.

Тогда он остановился, дал немного назад, чтобы освободить перед из обломков, а затем повернул машину по диагонали и аккуратно поехал вперед. Нос задрался вверх, гусеницы заскрежетали по ржавчине и начали в нее проваливаться, будто ботинок — в пожухлые прошлогодние перепревшие листья в лесу.

Трясясь, лязгая, то проваливаясь вниз то взмывая наверх, словно на волнах, транспортер медленно двигался вперед по памятнику некогда грандиозной пробки.

— Твою мать, мусорщик, ты можешь аккуратнее? — не выдержал Максимов. Тема даже с некоторым удовольствием представлял, как того болтает внутри его консервной банки.

— Не нравится — вылезай из скорлупы и веди сам, — огрызнулся он. Радиоканал и вправду заполнился охами и ахами.

Очевидно, что они попали в участок, не задетый напрямую ударными волнами — иначе бы всю эту вереницу испарило бы или раскидало по округе.

Дальше, после нескольких километров прямого участка, дорога уходила налево. Тема припомнил карту — это главное “колено” дороги, шоссе почти по всей длине наследует форме реки и здесь река делает крутой поворот и дорога, будто вторя ей, но менее уверенно делает небольшой излом.

В конце концов в десантном отсеке начали протестовать уже все. Тема смирился, дал к обочине, съехал с груды машин и остановился. Справа вздымалась насыпь железки — ее огораживал просевший и покосившийся забор из профнастила. Можно было бы выехать на насыпь и поехать по рельсам — тоже такое себе занятие, а от скрежета гусениц по рельсам добровольно оглохнуть захочется, но может быть получится ускориться. С другой стороны уже очень скоро они упрутся в руины Разъезда и придется возвращаться на трассу.

— Я думаю, надо выйти поискать дорогу, — заявил Максимов.

— Тут нечего искать, — ответил Тема, — слева частник, можно туда и попробовать не совсем заросшие проселочные дороги. Авось валить стволы проще, чем давить ржавое кладбище. Второй вариант — прям по железке. Но мы очень скоро упремся в самую жесть, которую точно лучше объехать.

— Санитарная полоса, — вдруг сказал Илья. — Вдоль железки по санитарной полосе шла грунтовка, судя по карте.

Это была мысль. Зону отчуждения у железки до войны принудительно вырубали и наверняка поливали всякой химозой, чтобы не росло ничего. Может быть, лес там и не прижился.

Тема взялся за управление дал вправо, смял кустарник, транспортер с воем залетел на насыпь, будто тряпку снес остатки железного забора и гусеницы завизжали на рельсах.

По другую сторону насыпи был лес. Он уходил до горизонта — где-то там впереди та просека, тайный путь собирателей, по которой Тема привел Лену и Ская в Атом.

А между лесом и насыпью действительно была небольшая полоса пустого пространства с рыжим, глинистым грунтом.

— Неплохо, — поделился Артемий с командой, — ты молодец, Илья. Но мы все равно упремся в Разъезд вскоре и там придется думать.

Транспортер съехал вниз, повернул налево — и они двинулись вперед, выбрасывая комья грязи из-под траков. Боевая машина будто почувствовала себя в правильной стихии и пошла бодрее и проще.

Они недолго проехали, как впереди показались строения. Прямо по курсу — дряхлые остатки гаражей, дорога вела меж ними, а по правую сторону — большие жилые дома. Ближайший был похож на распотрошенную картонную коробку: перекрытия обрушились, только плиты стен устояли. А вот следующий дом был пониже, а потому выглядел поцелее. Тема провел машину вдоль гаражей и вдоль этих домов и выехал на перекресток со старой асфальтовой улицей. Слева насыпь обрамляли длинные полуразрушенные полоски остановочной платформы. А справа…

— Очень похоже на Атом, — деловито сообщил Роман.

Действительно — высокий бетонные стены, поверх — колючая проволока, правда обвисшая и совсем трухлявая.

— Тюрьма, — сказал Тема.

— О, мы до исправительной колонии доехали? — спросил Максимов. — Отлично, две трети пути позади.

Это, конечно, было очень удобно — измерять расстояние до реки Ини. А дальше? Именно после нее начинался уже настоящий город, но до Оперного театра было еще пилить и пилить.

Тема остановился на полоске асфальта и посмотрел в сторону шоссе. Оно было ниже того места, где они сейчас находились, потому ничего не было видно, кроме очередного надземного перехода, тоже частично обрушившегося. Непонятно, можно было ли туда вернуться.