Я поднялась на ноги, стряхивая с себя остатки сна, и осмотрелась. Сумерки ещё не рассеялись полностью, но воздух стал чуть менее холодным. Скоро рассвет.
Хант быстро осмотрел местность, проверил снаряжение и, не теряя времени, жестом велел всем собираться.
— Выходим через десять минут.
Я же, пока остальные были заняты, обернулась к нему, пытаясь набраться смелости, чтобы задать вопрос, который мучил меня с самого начала этого пути.
— Почему это место такое? — спросила я, глядя на него. — Оно… будто мёртвое.
Он не сразу ответил.
— Оно не мёртвое, — наконец произнёс он, поправляя ремни на броне. — Оно раненое.
Я нахмурилась, не понимая.
— Раненое?
Он кивнул, глядя куда-то вдаль.
— Здесь была война. Давно, но не для мира.
Я внимательно смотрела на него, пытаясь уловить смысл его слов.
— Мир живой, Анриэль, — добавил он, посмотрев на меня краем глаза. — И здесь пролили слишком много крови.
От его слов меня передёрнуло.
— Это как незажившая рана?
— Или метастазы, — коротко ответил он.
Я не знала, что сказать.
Всё вокруг вдруг показалось ещё более жутким. Эти обожжённые, чёрные деревья. Земля, которая казалась каменной, но на самом деле могла быть чем-то… другим. Ветер, несущий в себе запах пепла, даже спустя столько лет.
Я почувствовала, как по коже пробежали мурашки.
— Поэтому здесь всё такое… — я сглотнула. — И эти твари…
Хант не ответил, но в его взгляде мелькнуло что-то, чего я не могла разобрать.
— Собирайся, — только и сказал он. — Времени мало.
И, как ни в чём не бывало, развернулся, проверяя путь дальше.
Я осталась стоять, пытаясь осознать услышанное.
Мир живой . Но в этом месте он умирает. Или, может, просто… никогда не заживёт.
Я молча наблюдала, как Хант осматривал тропу впереди. Его слова до сих пор звенели в голове, будто отголоски чьего-то далёкого голоса.
Мир живой.
Но этот мир болен.
Я вдруг почувствовала, как по спине пробежал холодок. Теперь я не могла смотреть на местность так же, как раньше. Мне казалось, что в каждой скале, в каждом перекрученном, почерневшем дереве скрывается что-то… сломанное. Искажённое.
Я вздрогнула и отвернулась, решив больше не думать об этом.
Тем временем остальные тоже были готовы. Главарь с перекошенным от боли лицом сжимал свою раненую руку, одноглазый проверял флягу с водой, а Хант, как всегда, выглядел невозмутимо.
— Двигаемся, — коротко бросил проводник и первым шагнул в узкий проход между скал.
Я пошла за ним, не желая оставаться рядом с теми двоими дольше, чем необходимо.
Шли мы долго. Молчаливо, сосредоточенно. Никто не разговаривал, даже одноглазый, который обычно не упускал случая пробурчать что-то саркастичное.
Я всё ещё дрожала, но уже не от холода — от осознания.
Мир живой, но здесь он умирает.
Каково это — чувствовать, что ты гниёшь изнутри?
Мы шли всё дальше, и тишина становилась всё гуще, давящей.
Только спустя пару часов Хант, не оборачиваясь, заговорил:
— Скоро выйдем к перевалу.
Я удивлённо посмотрела на его спину.
— Это хорошо?
— Это значит, что дальше идти будет сложнее, — ответил он спокойно.
Я сжала губы. Конечно. Здесь не могло быть ничего простого .
Главарь поморщился.
— А там есть место, где можно будет передохнуть?
— Возможно, — Хант пожал плечами. — Если нас туда пустят.
— Кто? — подозрительно спросил одноглазый.
Хант не ответил.
Я внезапно поняла, что не хочу знать.
Мы продолжили путь, а я только сильнее вжималась в плащ проводника.
Ощущение, что мы идём прямо в пасть чего-то живого , становилось всё сильнее. Наверное проснулась моя чуйка.
Когда Хант наконец сказал, что можно передохнуть, я буквально почувствовала, как напряжение спадает с моих плеч. Мы выбрались на небольшую площадку среди скал, с одной стороны был обрыв, с другой — каменная стена, надёжно укрывающая нас от посторонних глаз. Вроде бы безопасно, насколько вообще можно считать это место безопасным.
Главарь и одноглазый сразу же устроились ближе к стене, выглядя так, словно им было плевать, кто или что может выйти к ним из темноты. Или они просто слишком устали, чтобы об этом думать.
Я же, не дожидаясь приглашения, села рядом с Хантом. Он уже привычно держался отдельно, чуть в стороне, и мне почему-то казалось, что рядом с ним действительно спокойнее.
Несколько секунд мы просто сидели в молчании. Затем он, даже не глядя на меня, достал бурдюк и протянул мне.
— Пей.
Я сначала замялась, но жажда взяла верх, и я быстро взяла воду из его рук.
Глоток был тёплым и чуть горчил, но после долгого пути в пыльном аду мне показалось, что это самая вкусная вода в жизни. Я тихо выдохнула, возвращая бурдюк обратно.
Краем глаза я заметила, как Хант, всё так же не глядя на меня, одной рукой чуть приподнял свою маску, ровно настолько, чтобы можно было выпить, но не открыть лицо полностью. Он сделал несколько коротких глотков и так же быстро опустил маску обратно. Всё это выглядело таким привычным, словно он делал это всю жизнь.
Я поймала себя на том, что не могу отвести взгляд. Не потому, что мне было интересно, как он выглядит под маской — хотя и это тоже, — а потому, что даже его движения были странными, отточенными до автоматизма, но в них сквозила какая-то настороженность. Будто он всегда готов к тому, что придётся быстро её вернуть на место.
Я быстро отвела глаза, чтобы он не заметил моего взгляда.
— Спасибо, — тихо пробормотала я.
Он промолчал, но чуть кивнул, пряча бурдюк обратно в сумку.
Я устало облокотилась на скалу, стараясь хоть немного расслабить напряжённые мышцы. Несмотря на то, что страх и усталость никуда не делись, рядом с ним я чувствовала себя хоть чуточку спокойнее.
Мы сидели в тишине, лишь изредка слышались редкие потрескивания далёкого костра, который развели главарь и одноглазый. Я почти задремала, когда внезапно услышала негромкий голос Ханта.
— Почему ты отказалась от него? — спросил он, и в его голосе было что-то… странное. Лёгкая нервозность? Или даже смущение?
Я открыла глаза и нахмурилась, не сразу понимая, о чём он говорит.
— О ком ты?.. — тихо уточнила я, глядя на него.
Он по-прежнему не смотрел на меня, но по едва заметному движению его пальцев, которыми он будто бы машинально сжимал ткань своего плаща, я поняла — этот вопрос дался ему не так легко, как могло показаться.
— Мужчина, с которым у тебя возникла связь, — негромко, почти шёпотом уточнил он.
Я моргнула.
— Ты о заказчике? — едва сдержалась от смеха, но потом резко осеклась, осознавая, что он говорит серьёзно.
Он кивнул, но напряжение не исчезло. Напротив, казалось, что ему самому некомфортно задавать этот вопрос.
Я удивлённо уставилась на него, не понимая, откуда вдруг взялся этот интерес. И, самое главное, почему именно сейчас?
— А почему тебя это так интересует? — осторожно спросила я, наблюдая за ним.
Хант чуть заметно передёрнул плечами, но так и не посмотрел в мою сторону.
— Просто… — он замолчал, словно не зная, как правильно подобрать слова, а потом тихо добавил: — Мне кажется, что женские особи не должны отказываться от таких связей, если они действительно есть.
Я задумалась.
— Связь была, — произнесла я, подбирая слова, — это не значит, что я должна принимать его. Это не делает меня его собственностью.
Хант чуть повернул голову в мою сторону, но его взгляда я всё равно не видела.
— Даже если это… судьба? — его голос был странным, будто он сам не понимал, зачем это спрашивает.
Я хмыкнула.
— Судьба… — повторила я, глядя в ночное небо. — Я предпочитаю выбирать сама.
Он долго молчал после этого, а я пыталась понять, что именно его так взволновало.
Хант не двигался и не отвечал, но я чувствовала, что мои слова его задели. Пусть он и оставался внешне спокойным, но что-то в его позе изменилось — плечи напряглись, пальцы чуть заметно сжались, а дыхание стало глубже и размереннее, будто он старался не показывать эмоции.