Моё сердце сжалось от боли и чувства вины. Я не могла поверить, что позволила ему остаться в таком состоянии столько времени.

Он поднял голову, когда мы вошли. Его глаза — такие же тёмные, как я запомнила — метнулись ко мне. Я видела, как его тело напряглось, словно он готовился к худшему. Но затем он заметил бумагу и перо в моих руках, и в его взгляде промелькнула лёгкая тень удивления.

— Привет, — выдавила я, чувствуя, как в горле встаёт комок.

Он ничего не ответил, лишь продолжал смотреть на меня. Я не могла разобрать эмоций за маской, но его глаза… В них было столько усталости и… печали?

Я подошла к столу и положила бумагу, перо и чернильницу. Хант медленно поднялся с кровати, слегка прихрамывая. Его движения были осторожными, словно каждое движение причиняло боль. Я заметила, как он едва заметно поморщился, и мне захотелось броситься к нему и проверить, не открылись ли старые раны.

Он подошёл к столу, взял перо и посмотрел на меня, словно ожидая, что я скажу.

— Я хочу поговорить, — начала я, стараясь сдержать эмоции. — Ты не можешь говорить, но… я хочу знать, почему ты спас меня. Почему не сбежал? Почему… — мой голос дрогнул, — почему рисковал своей жизнью ради меня?

Он опустил взгляд на бумагу и медленно начал писать. Перо царапало лист, оставляя чёткие линии. Я затаила дыхание, наблюдая за каждым его движением.

«Я обещал тебе, что не отдам тебя.»

Простая фраза. Но она ударила меня в самое сердце. Я вспомнила, как он сказал это тогда, в ущелье, когда мы были так близки к смерти. Он сдержал своё обещание… даже ценой собственной жизни.

— Почему? — прошептала я. — Ты мог бы сбежать. Ты ведь не обязан был…

Он снова взял перо и написал:

«Я не мог.»

Эти слова были для меня как удар. Я смотрела на него, пытаясь понять — что двигало этим человеком? Он был фанатиком, сектантом из ордена, который презирал женщин… И всё же он спас меня. Защитил. И теперь стоял передо мной, сломленный, но гордый.

— Ты ранен… — я подошла ближе, не в силах больше сдерживаться. — Почему они не лечили тебя?

Он слегка пожал плечами, будто это было неважно. Но я видела, как он держался за бок, как его пальцы сжимались в кулаки, пытаясь заглушить боль.

Я медленно подняла руку, чтобы коснуться его плеча, но он замер. Я могла поклясться, что он даже затаил дыхание, когда мои пальцы слегка коснулись ткани его плаща.

— Я не понимаю тебя… — прошептала я. — Ты спас меня, но при этом скрываешься за этой маской. Почему?

Он не ответил. Только его глаза, полные усталости и чего-то ещё — может, боли или сожаления — говорили сами за себя.

Я не знала, что сказать. Слова застревали в горле. Единственное, что я чувствовала — это глубокую благодарность и… боль за него.

Я не выдержала и осторожно протянула руку к его лицу. Мои пальцы дрожали от напряжения, но я всё же коснулась его щеки, аккуратно, словно боялась причинить ему боль. Его кожа была прохладной, но под пальцами я ощутила лёгкую щетину. Хант не отстранился. Наоборот — он прикрыл глаза, будто наслаждаясь этим мимолётным прикосновением. Его черты смягчились, а напряжение в плечах немного спало.

Моё сердце сжалось. Ему, наверное, так давно не дарили простого человеческого тепла.

— Хант, — прошептала я, стараясь, чтобы голос не дрожал, — я сейчас же отправлю за лекарем. Тебя осмотрят и нормально перевяжут.

Его глаза медленно открылись, он посмотрел на меня с удивлением и чем-то ещё — я не могла разобрать. Он слегка качнул головой, будто хотел возразить, но я не дала ему шанса.

— Без возражений. — Я улыбнулась чуть увереннее, пытаясь скрыть слёзы, подступающие к глазам. — Тебя не оставят в таком состоянии. И… вечером мы поговорим снова.

Я почувствовала, как его взгляд становится мягче. Он кивнул, молча соглашаясь. Его пальцы чуть дрогнули, будто он хотел что-то сказать или написать, но передумал.

Я осторожно убрала руку, и, почувствовав пустоту на коже, он слегка напрягся, но я успокаивающе коснулась его плеча.

— Отдохни, Хант. Я вернусь.

Он снова молча кивнул, а я, тяжело выдохнув, повернулась к двери, где терпеливо ждал Дрейк. Мои пальцы всё ещё чувствовали прохладу его кожи, а сердце — странное, щемящее чувство, которое я не могла объяснить.

Хант

Эта малышка завалила виверну! Я до сих пор не могу поверить в то, что только что увидел собственными глазами. Как? Как эта хрупкая женская особь смогла сотворить нечто подобное? С её пальцев сорвался тот странный светящийся заряд — сила, о которой я только слышал от случайных иномирянок которых допрашивал. Магия… Вот как они это называли.

Откуда она у неё? Этот вопрос вгрызался в моё сознание, но ещё больше меня поражало не это. В ней горела не только сила — в ней было нечто большее. Какое-то безумное упорство и готовность сражаться до конца. Даже если это конец для неё самой.

Она упала на колени, тяжело дыша. Силы, видимо, покинули её после такого удара. Я наблюдал за ней сквозь пелену боли, ощущая, как кровь хлещет из раны на боку, оставленной когтями виверны. С каждым мгновением становилось всё труднее держаться на ногах. Голова кружилась, перед глазами плясали тени.

Но я не мог позволить себе упасть. Нет. Не сейчас.

Я помню, как она дрожащими руками добралась до меня, как её лицо, бледное от страха и усталости, склонилось надо мной. В её глазах блестели слёзы — не от боли, нет. От страха за меня. За меня!

Кто бы мог подумать? Женская особь, которая, по идее, должна была видеть во мне лишь угрозу, теперь пыталась спасти мне жизнь.

Меня это… зацепило. Глубже, чем я мог бы себе позволить.

Я — дурак. Проклятый дурак.

До сих пор перед глазами стоит тот момент в пещере… когда она, рискуя собой, подбежала ко мне, чтобы помочь. Её руки, дрожащие, но решительные. Её глаза — полные страха, но упрямо смотрящие на опасность. Она даже не знала, кто я на самом деле. Не знала, кем был и откуда. Но всё равно сделала это.

С самого начала она была странной. Слишком тихая. Слишком смышлёная. И — что бесило меня больше всего — слишком храбрая. Никто из женских особей, которых я встречал раньше, не вёл себя так. Они были другими — ломкими, эгоистичными, раздражающими. Но она… она была другой.

Но больше всего в ней цепляло то, что она пыталась спрятать — эту ранимость. Я видел её. Её трогательность, её страхи, которые она так старательно прятала. И это… это почему-то цепляло больше всего. Она была как треснувший кристалл — на первый взгляд блестящий, но с внутренними трещинами, которые делали её лишь красивее.

Я клялся себе, что больше ни одна женская особь не проникнет в моё сердце. После того, что я пережил, я закрыл все двери. Но теперь, глядя на неё, я чувствовал, как эта клятва рушится.

Я был слаб. Ради неё — я готов умереть.

И, похоже, сейчас именно это и произойдёт.

Каждое моё дыхание давалось с трудом, рана жгла огнём, кровь пропитала одежду и кожаные доспехи. Всё вокруг размывалось. Я с трудом различал её лицо, склонившееся надо мной. Она что-то говорила, её губы двигались, но я не слышал слов. Лишь ощущал тепло её ладоней, прижимающихся к моей ране, пытающихся остановить кровь.

Моя грудь сотрясала дрожь. Я пытался говорить, но только влажный хрип срывался с губ. Она плакала. Я видел это сквозь пелену. Её слёзы капали мне на лицо, смешиваясь с кровью и потом.

«Не надо…» — хотел я сказать, но язык отказывался двигаться.

Я чувствовал, как жизнь уходит. Быстро, слишком быстро.

Но тут… что-то изменилось.

Я почувствовал, как тепло растекается по телу. Сильное, обжигающее. Её руки, до этого дрожащие от страха, вдруг наполнились силой. Поток магии — тот же, что она использовала против виверны — пронзил меня. Я открыл глаза. Её лицо исказилось от боли и усилия, она использовала свою силу снова. Но теперь не для боя. Для меня. Чтобы спасти меня.

— Не делай этого… — хрипел я, хотя понимал, что мои слова — пустой звук.