Над камином висел портрет. Женщина с белыми волосами и холодными зелёными глазами. Первая Люсиль Эльбринг, основательница рода, легендарная алхимик. Та, чьё имя носила каждая первая дочь в семье.

«Вот почему родители не отобрали комнаты», — подумала я. — «Это не просто жильё. Это символ. Отнять их — значит публично отречься от наследницы. А Эльбринги не отрекаются. Они ждут, пока оступившийся ребёнок вернётся на правильный путь».

Я подошла к зеркалу. Люсиль смотрела на меня усталым взглядом. Белые волосы спутались — надо расчесать. Зелёные глаза обведены тенями. На левом виске — свежий шрам от взрыва, похожий на молнию.

На столе лежала стопка писем. Официальные уведомления из академии о пропущенных занятиях. Материнское письмо в тяжёлом конверте с гербовой печатью. И несколько записок от однокурсников — большинство со злорадными соболезнованиями.

Одна выделялась — простая карточка без подписи: «Выздоравливай. Не все тебя ненавидят». Почерк незнакомый, аккуратный. Странно трогательно от анонима.

Под окном зашуршало.

— Эй, снежная! Долго ещё будешь сидеть? У меня корни сохнут!

Мандрагора на карнизе. Ещё одна странность башни — внешние карнизы были достаточно широкими для горшечных растений. Прежняя Люсиль выставляла туда самые выносливые экземпляры.

— Что тебе нужно?

— Воды, очевидно. И нормального разговора. Три дня ты тут помираешь, а я должна сама себя развлекать?

Я взяла кувшин с водой, аккуратно полила землю в кадке.

— Кстати, пока ты спала, тут такое было! Комиссия приходила, все обнюхивали. Искали следы саботажа.

— И?

— Нашли. Кто-то подменил стабилизатор в твоей формуле. Вместо лунного кварца подсунули обычное стекло. Профессор Кранц такой скандал устроил! Кричал, что это покушение на студентку.

Саботаж. Кто-то специально подстроил «несчастный случай». В памяти Люсиль всплыло несколько лиц — те, кому она перешла дорогу. Список был... внушительным.

— Спасибо за информацию.

— Не за что. Ты собираешься отсюда выбираться? У тебя же были планы, нет? Та твоя тетрадка с рецептами для простых людей...

Планы. Лавка зелий. Мечта Люсиль, спрятанная так глубоко, что даже в воспоминаниях она едва мерцала. Тайная тетрадь с формулами «подписных зелий» — не для власти или войны, а для обычной жизни.

— Да, — сказала я твёрдо. — У меня есть планы.

— Вот и славно. Начни с того, что спустись в оранжерею. Растения без тебя с ума сходят. Особенно папоротник — он такую истерику закатил вчера, что садовник сбежал.

В шкафу нашлось простое тёмно-зелёное платье. Практичное, с кармашками для склянок. Люсиль носила его на занятиях по алхимии — в памяти остался запах трав и тихая радость от удачного эксперимента.

Я застегнула последнюю пуговицу, подхватила колоду карт и ту самую тетрадь с рецептами — потёртую, исписанную мелким почерком.

Время спускаться в мир. Время становиться собой.

В коридоре было тихо — занятия ещё не начались. Хорошо. Меньше любопытных взглядов. Башня Северного Ветра соединялась с основным корпусом крытым переходом — стеклянная галерея, увитая плющом.

Оранжерея встретила меня влажным теплом и многоголосым шёпотом. Десятки растений повернулись в мою сторону, как подсолнухи к солнцу.

— Наконец-то, — выдохнул серебряный папоротник. — Мы думали, ты нас бросила после взрыва.

— Я здесь, — ответила я. — И никуда не уйду.

Это было обещание. Себе, Люсиль, этому странному новому миру.

Я достала карты, села на деревянную скамью среди зелени. Первая карта легла сама — Дурак. Новое путешествие, шаг в неизвестность.

Вторая — Маг. Инструменты есть, осталось научиться ими пользоваться.

Третья — Звезда. Надежда, путеводная нить в темноте.

Видение накрыло мягко, как утренний туман. Маленькая лавка на тихой улице. Полки с разноцветными склянками. Запах трав и тихий звон колокольчика над дверью. И я — счастливая, настоящая, живая.

— Будет, — прошептала я. — Обязательно будет.

Растения зашелестели в ответ, как аплодисменты.

Новая жизнь началась.

Видение, подаренное картами, медленно растворилось, оставив после себя тёплый осадок надежды и прохладную тяжесть потёртой тетради в моих руках. Той самой, с рецептами для простых людей.

Я открыла её. Почерк Люсиль был смесью точных формул и поэтических заметок. Рецепт «Чая Ясного Утра» перечислял ромашок и серебряный медун, но заканчивался инструкцией: «Мешать по часовой стрелке, думая о тихой воде». Другой, для «Бальзама Уверенности», имел приписку на полях: «Огневица должна чувствовать уважение, а не покорение».

В этом было сердце её мечты. Не просто смешивать ингредиенты, а вплетать в них намерение. Но как доказать, что «уважение» — это валидный компонент? Как защитить диплом, основанный на «мыслях о тихой воде»? Профессор Кранц и Мирейна Солль разорвали бы такую работу в клочья, назвав её мистификацией и шарлатанством.

Мне нужен был мост. Мост между интуицией Люсиль и строгой наукой Академии. Забытая теория, пыльный трактат... что-то, что дало бы имя тому, что она делала.

«Симбиотическая алхимия».

Термин всплыл из глубин её памяти, название полузабытой лекции, которую все считали устаревшей. Теория о том, что сознание алхимика становится последним, ключевым ингредиентом, вступая в симбиоз со смесью.

И было только одно место, где можно найти такие знания. Не в ярких, оживлённых залах основной библиотеки, а в её старейшем, тишайшем сердце.

Осторожно коснувшись листа ближайшего папоротника в знак прощания, я встала. Путь был ясен. Я шла в Старое крыло. Искать призрак теории, ещё не зная, что найду настоящего призрака.

Библиотека Арканума никогда не спит.

Она встретила меня не тишиной, а её магическим эквивалентом — полным отсутствием посторонних звуков, сквозь которое пробивался едва слышный гул. Это работали чары сохранения, окутывая миллионы страниц невидимым коконом. Воздух пах озоном, старой бумагой и пчелиным воском, которым натирали паркет.

Главный зал был огромен. Под сводчатым потолком, расписанным картой звёздного неба, медленно вращались зачарованные глобусы, показывая движение планет в реальном времени. Лучи утреннего солнца пробивались сквозь витражные окна, раскрашивая каменный пол в рубиновые и сапфировые пятна. У дальней стены парила в воздухе доска объявлений, на которой сами собой появлялись и исчезали записки студентов.

Я прошла мимо столов, за которыми уже корпели несколько ранних пташек, и свернула под каменную арку с вырезанной надписью «Silentium est Aurum» — Молчание есть Золото. Это был вход в Старое крыло.

Здесь всё менялось. Воздух становился плотнее, прохладнее. Полки из светлого ясеня сменились стеллажами из тёмного, почти чёрного мореного дуба, уходящими в полумрак под потолком. Вместо гула чар сохранения здесь ощущалась древняя, дремлющая магия самих книг. На полу кое-где виднелись потускневшие руны охраны. Память Люсиль вела меня безошибочно — третий этаж, секция забытых исследований.

— Госпожа Фальк? — позвала я негромко. Мой голос утонул в книжной пыли.

— Проходите, дитя, — донёсся тихий ответ из-за стеллажа, заставленного фолиантами в потрескавшихся кожаных переплётах. — Я знала, что вы придёте.

Хранительница библиотеки сидела в своём уголке у высокого стрельчатого окна. Это было её святилище: глубокое кресло с протёртыми бархатными подлокотниками, столик, заваленный книгами с выпуклыми символами, и чашка с дымящимся чаем. Слепая от рождения, госпожа Фальк «видела» мир иначе — через вибрации, запахи и тончайшие магические потоки. Её пальцы сейчас легко скользили по странице, считывая информацию.

— Садитесь, — она указала на второе кресло. — Чай?

На столике уже стояли две чашки. Конечно. Провидица.

— Спасибо.

Я устроилась в кресле, сделала глоток. Чай с мятой и валерианой — успокаивающий, заземляющий. Именно то, что было нужно.