Она молчит, глядя на еду, потом поднимает взгляд.

— У тебя всё ещё есть оружие?

Я доедаю кусок и вытираю рот, прежде чем ответить.

— Ты правда хочешь знать?

— Наверное, нет.

После всего, что было, Дэмиен избавился от моего пистолета, когда я лежал в больнице. И только спустя годы, когда я стал часто мотаться в поездки, я снова завёл себе оружие — храню его в машине.

Когда мы заканчиваем обедать, я помогаю ей переодеться — с закрытыми глазами, как она и просила. Потом несу её в грузовик и везу к семейной конюшне.

— Я сама, — говорит она, когда выбирается наружу, и я подаю ей костыли.

Она, конечно, справляется, но рёбра до сих пор болят. Один неосторожный шаг и она снова окажется на земле. Хотя со мной в двух сантиметрах — я этого не допущу.

Я открываю дверь конюшни, и как только она заходит внутрь, снова оказываюсь рядом, пока она подскакивает к стойлу Пончика. Тот, завидев её, сразу начинает ржать и фыркать.

Ноа светится, медленно приближаясь. Протягивает руку — он нюхает её.

— Думаю, он скучал, — тихо говорю я.

Она широко улыбается.

— Я тоже скучала, малыш.

Она гладит его по шее, а он тычется носом в её костыль.

— Это не твоя вина, Пончик. Ни капли. Мы поймаем того, кто это сделал. Я знаю, ты не хотел меня ранить.

Он прижимается лбом к её голове, пока она продолжает его ласкать. Это такой трогательный момент. Их связь и безусловное доверие — нечто невероятное.

Я отхожу в сторону, пока они обмениваются нежностями.

— Люблю тебя, мальчик. Скоро снова приду, — говорит она, целует его и вытирает щеку, после чего поворачивается к выходу.

— Ты в порядке? — спрашиваю, когда мы едем обратно.

Она смотрит в окно и молча кивает.

Я кладу руку ей на ногу и сжимаю.

— Мы добьёмся справедливости, Ноа. Он больше не причинит вреда — ни тебе, ни Пончику.

— Хотела бы я в это поверить… — бормочет она.

Сейчас она сломлена, но я сделаю всё, чтобы защитить её. И не успокоюсь, пока Крейг не получит по заслугам.

Вернувшись домой, она ложится спать на несколько часов. Я дремлю на диване, а потом принимаюсь за ужин. По пути с работы заехал в магазин и купил её любимые продукты.

За столом она почти не говорит, но я и не настаиваю. Мне и не нужно, я и так вижу, как тяжело ей даётся эта ситуация. Ноа привыкла быть активной с утра до вечера, а теперь вынуждена сидеть взаперти с одной ногой и сломанными рёбрами — слишком резкий переход. Я проходил через подобное, когда получал травмы и неделями, а то и месяцами не мог возвращаться к родео.

— Я пойду в душ. Поможешь размотать повязку с ноги? — спрашивает она, когда я заканчиваю убирать на кухне.

— Ты готова к этому?

До этого она мылась губкой, чтобы не нагружать ногу.

— Нужно вымыть волосы. Да и вообще, чувствую себя ужасно. То, что мы на ранчо, не значит, что я должна пахнуть, как оно, двадцать четыре на семь.

— Ладно, но ты не пойдёшь туда одна. Одно неловкое движение и сломаешь ногу окончательно.

— Я не буду на неё наступать, — возражает она. — Буду держаться за поручень и всё делать одной рукой.

— Ноа, — скрещиваю руки и стою, не двигаясь. — Просто позволь мне помочь. Я могу вымыть тебе волосы.

— Твоё присутствие в ванной с закрытыми глазами куда опаснее, чем если я всё сделаю сама.

Я облизываю губы и с усмешкой провожу рукой по линии подбородка.

— Я бы глаза не закрывал.

— Ни за что, — качает она головой.

Чёрт, ну и упрямая же она.

— Заботиться о тебе и держать тебя в безопасности — для меня сейчас самое главное, Голди. Я знаю, тебе это не нравится, но это уже неважно. Твои родители на меня рассчитывают, и я не собираюсь подводить их во второй раз.

Она резко вдыхает, как будто готова возразить, но закатывает глаза.

— Ладно. Но только попробуй хоть краем глаза глянуть ниже шеи и я врежу, не раздумывая.

Я усмехаюсь. Она явно спятила, если думает, что я смогу нормально её вымыть, не глядя.

— Договорились.

Мы заходим в ванную, я предлагаю помочь ей раздеться, но она отмахивается и велит повернуться. Я поворачиваюсь, но остаюсь рядом, в паре шагов на случай чего. Слышу, как она тихо стонет от боли и у меня сжимается грудь.

— Готова? Можно обернуться?

— Да.

Я стараюсь смотреть в потолок, беру её за руку и помогаю шагнуть в душевую кабину.

— Держи ногу поднятой. Стань по центру и держись за поручень.

Мне не нравится мысль, что она будет прыгать по мокрому полу, так что, как только она устраивается, я поворачиваю кран.

Она вздрагивает.

— Чёрт, холодно.

— Прости. Я повернул на максимум горячей. Сейчас нагреется.

Отступаю на коврик, снимаю рубашку, расстёгиваю джинсы.

— Ты что творишь? — она выставляет ладонь, будто хочет закрыться.

— Думаешь, я полезу туда в одежде?

Она бросает взгляд на меня, потом отворачивается.

— Я как-то об этом не подумала, очевидно.

— Ну, если я могу держать глаза выше шеи, ты тоже сможешь, — ухмыляюсь я, зная, что её точно будет тянуть посмотреть.

— Ладно. Но давай уже заходи — я мёрзну.

Когда я полностью раздеваюсь, захожу к ней. Мы смотрим друг на друга, и я понимаю — она вспоминает, как мы уже были здесь вдвоём.

Этот момент врежется в мою память навсегда.

Я обхватываю её за здоровый бок, удерживая.

— Запрокинь голову, намочим волосы.

Мои глаза непроизвольно опускаются к её груди, когда она запускает пальцы в волосы. Но как только она выпрямляется, я тут же возвращаю взгляд наверх.

— С чего начать?

— Эм… шампунь в белом флаконе.

Поворачиваюсь, выдавливаю немного в ладонь. Когда возвращаюсь — замечаю, что она смотрела на мою задницу.

Я приподнимаю бровь, растирая шампунь в руках.

— Ты, кажется, уже забыла правила?

— Нет. Просто… что-то попало в глаз, — моргает она, и я едва сдерживаю смех.

Я начинаю массировать ей голову, и она запрокидывает голову с тихим стоном. Вода стекает по её волосам, я помогаю всё смыть.

— Бальзам?

— Чёрный флакон.

Я повторяю всё заново, на этот раз особенно тщательно прорабатываю кончики и тоже смываю.

— Я забыла взять мочалку, — говорит она, когда я тянусь за гелем для тела.

— Придётся довольствоваться моими шершавыми руками, — ухмыляюсь я, и она стонет, почувствовав мои мозолистые ладони.

Глядя ей в глаза, я начинаю с шеи, спускаюсь к груди, не пропуская ни сантиметра. Её сердце бешено колотится под моей ладонью, когда я медленно опускаюсь между грудей. Соблазн коснуться её так, как я жажду, становится почти невыносимым — я считаю до десяти, чтобы не позволить своему члену подняться и врезаться в неё.

Горячая вода стекает по её спине, заполняя душ паром, а я сам почти замерзаю — но виду не подаю. Замёрз бы насмерть, лишь бы не выходить.

Дальше беру её свободную руку и аккуратно массирую, добираясь до рёбер. Только когда опускаю глаза, замечаю, насколько сильный у неё синяк.

— Чёрт, Ноа…

— Смотреть было нельзя, — огрызается она.

— Ты первой правила нарушила.

Я фокусируюсь на животе, стараясь не надавливать, потом перехожу ко второй руке.

— Держись за меня, пока я эту руку мою, — говорю, беру её руку с поручня и кладу себе на бицепс. Закончив, делаю то же самое с другой стороной.

Возвращаю её в прежнее положение, беру ещё мыла и опускаюсь на колени.

Она прикусывает губу, будто вот-вот напомнит, куда мне не стоит смотреть, но как только я дотрагиваюсь до внутренней стороны бедра, она раскрывает губы и стонет.

И она тут не одна страдает.

Её сладкая киска — прямо передо мной. Сдерживаться — чистая пытка. Но я продолжаю. Провожу большими пальцами по её ноге, аккуратно намыливаю лодыжку и ступню.

Она вздрагивает, я поднимаю глаза.

— Прости, больно?

— Нет… просто чувствительно.

— Перехожу ко второй ноге. Держи эту вверху, — напоминаю ей.

Начинаю с пальцев, потом поднимаюсь выше. Когда добираюсь до внутренней стороны бедра, вдавливаю пальцы глубже, массируя мышцы. Её живот напрягается, я осторожно покрываю мылом каждый сантиметр.