— Сколько у вас уже этих альбомов? — спрашиваю я, когда Дина с Ноа вытаскивают коробки с материалами и уже готовыми книгами.

— Наверное, штук тридцать или сорок, — отвечает Ноа. — Я наняла фотографа, так что хочу сделать новый альбом специально для фестиваля.

— Не могу дождаться, когда увижу, — улыбается Дина. — Вот, тебе, может, этот понравится. — Она протягивает мне альбом с обложкой, которую я сразу узнаю.

— О, та же фотография, что на картине у Ноа в комнате.

Резкий вдох Ноа даёт мне понять, что я проболтался.

— Да? А откуда ты это знаешь? — спрашивает Дина, раскладывая цветную бумагу и наклейки.

Бабушка Грейс не поднимает головы, но я замечаю хитрую улыбку, играющую на её губах, как будто она знает что-то, чего не должна.

Ноа быстро спасает меня от ответа.

— Он ставил таблички «Частная территория», и я попросила его установить камеру у моего дома. После того как Крейг появился в Twisted Bull и угрожал мне, я захотела дополнительную защиту.

— Я с радостью помог, — подтверждаю я. — Уже заказал камеры. Нашёл пару удачных точек, которые перекроют передний и задний двор.

— Этот парень окажется на пачке с молоком, если я доберусь до него, — ворчит бабушка Грейс.

Ноа фыркает, а я продолжаю листать альбом — страница за страницей с пейзажами ранчо и фотографиями семьи верхом. Я вникаю в каждую — настолько здесь красиво, настолько всё пропитано историей.

Я поднимаю снимок, где Ноа стоит на лошади без седла.

— Сколько тебе тут лет?

Она наклоняется через стол, чтобы посмотреть.

— Одиннадцать? Может, двенадцать?

У меня глаза лезут на лоб.

— Ты уже тогда такие трюки выкидывала?

— О, это ещё цветочки. В восемь лет она уже к диким лошадям подходила, — качает головой Дина, но в голосе — гордость. — Будто у неё инстинкта самосохранения вообще не было.

Вот она — жажда адреналина.

— Это были не трюки, просто я проверяла, как далеко могу зайти, — Ноа краснеет, и на её щеках появляется чудесный румянец. — Я никогда не боялась животных, так что с возрастом просто всё сильнее испытывала границы.

Я улыбаюсь, слишком хорошо зная, о чём она говорит:

— В любом случае, у тебя настоящий дар.

Гарретт входит в комнату и садится.

— Дар доводить родителей до инфаркта.

— Будто я одна такая, — фыркает Ноа, занимаясь новой страницей. Я наблюдаю, как она приклеивает винтажные украшения вокруг фотографии.

— После четырёх парней я так мечтала о дочке. Хотела наряжать её, но она была против, — говорит Дина и протягивает мне чашку кофе без кофеина.

— С удовольствием. Спасибо, — принимаю я и делаю глоток.

— Только не запрещай девочке пачкаться — она станет хотеть этого ещё больше, — усмехается Ноа.

И теперь я уже думаю о других способах, которыми она «пачкается».

— Красивая семейная фотография, — замечаю я, найдя разворот с групповым снимком всех семерых.

— Это была фотосессия к нашей пятнадцатой годовщине, — объясняет Дина. — Близнецам тогда было двенадцать или тринадцать.

Значит, Ноа было лет шесть или семь.

Они стоят на фоне амбара, а вдалеке виднеется главный дом.

Выглядят как идеальная семья с Юга.

— Всё в порядке? — спрашивает бабушка Грейс рядом со мной.

Я моргаю и понимаю, что уставился в одну страницу уже несколько минут.

— Да, всё хорошо. Просто любуюсь вашей замечательной семьёй, — переворачиваю я страницу. Снова фотографии лошадей и видов на ранчо.

— Жаль, что случилось с твоей дочерью. Мария и Джейс тогда так потерялись. Я помню, как они каждое воскресенье ходили в церковь, — бабушка накрывает мою руку своей. Я борюсь с ответом. Она хочет меня утешить, но не знает, что именно я виноват в смерти Лайлы. Я не заслуживаю её сочувствия.

Я хмурюсь и отвожу взгляд.

— Спасибо.

— Бабушка, ты же ещё не рассказала, как встретила дедушку, — вмешивается Ноа.

Я не смотрю на неё — пока не могу. Но благодарен, что она перевела разговор.

Дина стонет, а бабушка Грейс вытаскивает ещё один альбом из стопки перед нами.

— Вот он... — Она листает страницы и останавливается на свадебной фотографии. — Твой дедушка был на пятнадцать лет старше меня. Но ты бы и не сказала — он почти не старел до семидесяти.

— Даже потом выглядел вполне ничего, — усмехается Дина, продолжая копаться в наклейках и украшениях.

— А где вы познакомились? — спрашивает Ноа.

Я хватаюсь за кофе, жалея, что оно без кофеина — после такой ночи мне бы что покрепче.

— Ну... он был пастором в моей школе.

Я едва не выплёвываю напиток, прикрывая рот рукой, силой проглатываю жидкость. Ноа замечает.

— Ба-а-абушка! — Ноа в шоке.

Дина качает головой, а Гарретт с трудом сдерживает смех. Похоже, он эту историю уже знает.

Бабушка Грейс пожимает плечами с самой невинной улыбкой.

— Мы начали встречаться только после выпуска. Я летом стала молодёжным лидером, и мы сблизились.

— Не могу поверить, что ты охмурила пастора.

— Ноа! — строго говорит Дина.

Ноа хихикает и тянет ладонь — они с бабушкой обмениваются пятюней.

— Молодец, бабушка.

— Он был очень порядочным человеком. Но даже так — многим это не нравилось. Включая мою маму.

— И что ты сделала? — спрашивает Ноа, вся во внимании. Словно надеется найти в этой истории ответы на свои собственные вопросы.

— Как и любой другой упрямый подросток, которому сказали «нельзя»... — бабушка Грейс поднимает взгляд с лукавой ухмылкой. — Мы встречались тайком.

Я едва сдерживаю усмешку, уткнувшись в альбом, чтобы никто не увидел мою реакцию. Но, чёрт побери.

Ноа смеётся, копаясь в бумажках и украшениях.

Бабушка Грейс, похоже, единственная, кто мог бы принять нас с Ноа. И если получить её благословение — это был бы шикарный бонус.

— И как долго вы... ну, тайком? — спрашивает Ноа.

— Два года, — отвечает она. — К тому моменту мне уже было всё равно, что думают остальные, потому что я была безумно в него влюблена.

— Но ты ведь так и не стала женой пастора? По крайней мере, насколько я помню...

— После свадьбы мы переехали в Шугарленд-Крик, и он решил заняться плотницким делом. А я стала домохозяйкой и мамой на полный день.

— А какую мебель он делал? — спрашиваю я.

— Всю, — с гордостью говорит бабушка Грейс. — Он обставил почти весь наш дом, а ещё сделал мебель для многих местных. Самый занятый человек из всех, кого я знала, но воскресный ужин с семьёй никогда не пропускал.

— С этой традиции всё и началось, — объясняет Ноа.

— Почти вся мебель в гостевых домиках его рук дело, — добавляет Дина. — Да и здесь многое его.

— Он обожал работать руками и создавать что-то из ничего. Остановить его было невозможно. Умер он несколько лет назад от сердечного приступа.

Печаль в голосе бабушки Грейс заставляет меня наклониться и взять её за руку.

— Мне очень жаль. Похоже, он был замечательным человеком.

Она кладёт вторую руку поверх моей и с широкой улыбкой похлопывает по ней.

— Так и было. Несмотря на разницу в возрасте, наша любовь была настоящей и сильной. Риск, на который я пошла ради сердца, того стоил. — Она подмигивает.

В комнате становится тише, мы возвращаемся к альбомам. Дина подливает мне кофе, я благодарю её.

Они продолжают показывать мне другие альбомы. Свадебный альбом Дины и Гарретта. У каждого из детей есть свой скрапбук с воспоминаниями, вырезками и фотографиями. Несколько из них посвящены дням рождения, праздникам и первым дням в школе.

У меня сжимается сердце от осознания, сколько таких моментов я принимал как должное. После смерти Лайлы я совсем не мог сосредоточиться на том, что у меня оставалось — видел только то, что потерял.

К тому времени как мы заканчиваем и убираем всё на вечер, проходит ещё два часа за разговорами и просмотром альбомов. Ноа показывает мне свои любимые страницы, а Дина рассказывает, как они с Гарреттом начали развивать центр отдыха.