– Тетушка, милая, – сказала она, беря Августу де Ла Мотт под руку, – пожалуйста, давайте заглянем в магазинчик Этвеша? Тот, что на Большом проспекте. Папенька не особо любит магию, а я просто обожаю всякие штучки… кажется, портье в гостинице упоминал, что у Этвеша в этом сезоне появилось много новинок…

Зонтик тети выписал изящную дугу и замер.

Йозеф Этвеш, выходец из Ветланда, бывший аптекарь, первым уловил моду на все волшебное. Начиная много лет назад свой бизнес, он, разумеется, предполагал, что он будет успешным, – надо было только грамотно наладить рекламу. Но ему и в голову не могло прийти, насколько успешным он будет. Маленькая лавочка в Ранконе постепенно превратилась в полусотню магазинов и лавок по всей стране, принадлежащих весьма плодовитому семейству Этвешей.

Нынешний глава клана, Шандор, которому лет пять назад высочайшим указом был пожалован баронский титул, стал достойным продолжателем заложенных дедом традиций: не так давно открылся очередной филиал «Магии на каждый день» в Вендорре, на подходе было открытие филиала в Маркфурте. И хотя магические товары продавали не только Этвеши, и качество иных торговых марок было не хуже, сувенир «от Этвеша» традиционно считался знаком особого статуса. В магазинах Этвешей покупали не столько магию, сколько громкое имя, а посему любая вещь с вензелем «Э» стоила очень дорого.

Удачно найденное средство для «укрощения любимых тетушек» подействовало на Августу де Ла Мотт моментально. Были, были у трижды вдовы маленькие слабости. Она снова взмахнула зонтиком, на этот раз подзывая наемный экипаж.

– Сейчас, тетя, – сказала Эдвина, у которой внезапно засосало под ложечкой от голода (в Арле в это время было принято пить чай), – я только куплю что-нибудь перекусить.

Она подошла к лотошнику, с которым пытался расплатиться какой-то покупатель. Давалось ему это с большим трудом: держа в правой руке большой, аппетитно пахнущий рогалик, молодой человек безуспешно пытался дотянуться левой до правого кармана пиджака. Эдвина с любопытством наблюдала за этой борьбой, но, поймав взгляд любителя рогаликов, поспешно отвернулась – пялиться на незнакомого мужчину было неприлично. Лишь мельком она отметила, что он высок ростом, темноволос – волосы у него были густые и слегка вились, а одет в модный костюм вендоррского покроя.

Выбрав себе крендель, Эдвина поспешила к тете, но возле экипажа всё же не удержалась и оглянулась. Молодой человек уже расплатился, одержав победу над пиджаком, и уходил по Променаду в противоположном направлении.

Эдвина вздохнула и постаралась выбросить из головы всякие глупости. Сегодня вечером они поедут в Танн.

Оксер – Тинмут – Асти

Рейсовый дилижанс следовал обычным маршрутом. Мерно цокали копыта, карета слегка покачивалась, пассажиры дремали. Дилижанс выехал из Оксера еще до рассвета, и выспаться купившим билеты не удалось. Но почему бы не наверстать упущенное в пути? Тем более что дороги Ольтена слыли одним из главных предметов гордости государства: широкие, ровные, не раскисающие даже после проливных дождей и редких, но сильных снегопадов. Путешествовать по таким дорогам – одно удовольствие.

По обе стороны, сколько хватало глаз, простирались невысокие покрытые виноградниками холмы – дилижанс въезжал в вотчину виноделия – Белфорд. На севере морской пролив отделял Ольтен от Шлезии, а южнее простирались владения виноделов. Виноград с высоких солнечных склонов по берегу реки Сали превращался в изысканно-терпкие сухие вина, цвета солнца и спелого сена или рубиново-красные, слегка кружащие голову и, как говорили, излечивающие все недуги на свете, от простуды до разбитого сердца. Дальше, к югу, за невысокой горной грядой, как в защищенной от ветров чаше, в долине Асти росли уже другие сорта. Когда приходил срок, из этого винограда делали самые знаменитые вина Ольтена – «Золотая Камелия», «Ольтенский рубин», «Розовый рассвет», «Королевское благословение» – тяжелые и насыщенные, бархатистые, с дивным букетом, что расцвел под жарким солнцем Южного Ольтена. Огранить этот драгоценный вкус предназначалось лишь величайшим из мастеров виноделия.

Ольтенские вина славились на весь континент. Виноградарство и виноделие возвели в ранг занятий государственной важности, почти священного искусства. Лучшие ученые исследовали составы почв, тонкости ухода за лозами, методы сбора и главное – создание вина. Винные погреба в имении князя Арпада проектировал лучший ученик маэстро Славенсона, хотя, по его же словам, он всего лишь чуть улучшил и организовал созданное самой природой.

Волшебников к виноделию не привлекали. Так и не раскрытый до конца феномен сводил на нет абсолютно все усилия подправить природу магией. Утверждали, что даже вызванный магами дождь приводил к тому, что ягоды теряли вкус, что уж говорить о вмешательстве в тонкое искусство превращения виноградного сусла в вино! С другой стороны, и навести любую магическую порчу на вино было невозможно. А пили его сами волшебники с превеликим удовольствием.

В городке Нейи располагалась знаменитая на весь Ольтен и ближайшие страны Академия виноделия, учиться в которой сочли бы за честь и представители королевской семьи, если бы их туда принимали. Но Академия оставалась открытой лишь для избранных: виноделы не сошли с ума, чтобы допускать в «святая святых» посторонних. Ведь когда-то стоило лишь пригрозить сократить поставки ко двору, и его тогдашнее величество признал, что предоставление виноделам налоговых льгот и в самом деле замечательная идея.

Поэтому, когда Себастьян Брок заявил, что не собирается поступать в Нейи, дядюшка Ипполит не поверил своим ушам.

…Солнечный свет струился сквозь высокие окна кабинета, играл на боках чернильного прибора из полированного светлого металла, преломлялся в хрустальных гранях магоприемника и танцевал радужными бликами на темных резных панелях. Восседавший за огромным дубовым столом работы Дель Карлоса-младшего Ипполит Билингем театрально вскинул руку.

– Я уже не молод, и слух мой уже не так хорош, – произнес он. – На мгновение мне показалось, что ты сказал…

– Тебе не показалось, дядюшка, – угрюмо ответил Себастьян. – Я не хочу поступать в Нейи и не стану. Я не чувствую в себе призвания к виноделию. На свете есть множество других занятий, в которых я надеюсь добиться большего успеха.

– Например, разбирать стишки этого Зурбана? – Дядюшка умел говорить звучно – когда хотел, – и сейчас он, видимо, хотел именно этого. Даже многочисленные золотые медали с винных выставок, что чинно выстроились рядком в своих подставочках на каминной полке, жалобно звякнули в ответ на его возмущенный возглас. – Или сочинять собственные, столь же маловразумительные? Достойное занятие для наследника семейства! О, моя бедная сестра, если бы она дожила до сегодняшнего дня, ты бы свел ее в могилу своими выходками! Я уже предвижу, как она посмотрит на меня, когда я присоединюсь к ней на небесах, а это случится совсем скоро, и как спросит, сумел ли я обеспечить достойное будущее для ее единственного сына?..

Себастьян молча смотрел на мечущего громы и молнии единственного родственника и опекуна. Выдерживать дядюшкины тирады ему было не впервой. Самое главное – дать дяде выговориться, а потом можно поступать по-своему. Удалось ведь, например, отбиться от помолвки с Полиной Кер, которую так страстно желал сосватать племяннику Ипполит. Правда, после этого любимый дядя неделю торжественно уходил на тот свет, лишь изредка прерываясь на обсуждение новостей виноделия с коллегами. Здоровья его хватило бы на троих, и, несмотря на традиционно кроткое и скорбное выражение лица, хватка у старого винодела была стальная – фамильная черта, благодаря которой треть всех виноградников Белфорда уже больше века принадлежала семейству Биллингем.

Ипполит слегка устал и решил перевести дыхание, чем поспешил воспользоваться Себастьян.

– Дядя Ипполит, – мягко начал он, – из меня не выйдет приличного винодела, ты же сам знаешь. Стать настоящим мастером и достойным наследником семейства можно лишь обладая великим талантом, который дается свыше, – вкрадчиво сказал он, отметив довольную улыбку явно польщенного дядюшки. – А что я? Да, я мог бы поступить в Нейи, закончить его и получить диплом, возможно даже с отличием. Но что дальше, дядюшка? Мне не дано таланта! Я не смогу поддерживать нашу марку, а совесть не позволит мне занимать место в совете, хоть я и получил его по праву рождения. Кроме того, главным наследником в любом случае станет Уильям, которого небеса щедро одарили и талантом, и любовью к виноделию.