Коридор закончился.

– Отсюда два пути, – сказал Гарри. – Если вы хотите снова попасть на площадь Рейнбергов, то вам налево. Если просто желаете покинуть Университет, то вот сюда.

– Нам надо на вокзал, – сказала Валентина.

– Тогда проще здесь выйти. Пройти до угла, а дальше можно взять экипаж, пять минут – и вы на вокзале.

Гарри поспешил откланяться и помчался на свидание с магической наукой в лице профессора Шомберга. Подруги остались одни.

– Какое-то скучное здание, – разочарованно протянула Валентина. – Я думала, там, где учатся волшебники, весело. Заклинания летают, райские птицы поют…

– То-то я смотрю, все рвутся в маги, – иронично отозвалась Эдвина и добавила, сменив тон: – Однако, какой милый человек этот профессор Кэрью.

– О да. И вполне симпатичный.

– Он же старый!

– Сорок лет – это не старость, а начало зрелости! – воскликнула Валентина.

Они вышли на улицу. С одной стороны тянулась бесконечная стена из серого камня, с другой вдоль обочины рос чертополох.

– У него глаза добрые. Правда, еще у него усы и бородка, я не люблю бороды.

– И залысины, – мстительно добавила Эдвина. – Но глаза и правда добрые. Впрочем, профессор Кэрью меня мало занимает.

– Конечно, тебя занимает другой профессор.

– Больше меня занимает, где он живет. Крякенберри!.. Никогда не думала, что в Ольтене есть места с такими названиями!

– Винни, ты ханжа! Не всем же жить в Арле или, скажем, Сантреме, – заметила Валентина. – Дома посмотрим географический атлас. Я сомневаюсь, что в путеводителе сказано хоть словечко о Крякенберри.

Ранкона – Ипсвик

– Вы не могли бы мне помочь? – обратился Себастьян к библиотекарю – очень внушительного вида пожилому господину, напоминавшему то ли античного героя, то ли опереточного графа.

– Слушаю вас, – тихий голос был похож на отдаленные раскаты грома.

– Мне необходимо подобрать газетные статьи, но, к сожалению, я не совсем понимаю, по какому принципу мне следует их искать. По правде говоря, никогда не сталкивался с такой системой составления каталогов…

Себастьян Брок всегда любил библиотеки. Было в них очарование, не поддающаяся описанию волнующая прелесть. Запах книг и рукописей, полумрак и ровный свет настольной лампы, зеленое сукно стола и медный блеск дверных ручек, – все это влекло его с детства. Дядя Ипполит заклеймил племянника безнадежным зубрилой, оставив после двадцатой попытки всякую надежду оттащить мальчика от книг и пристроить к делу где-нибудь на винограднике.

Накануне вечером, выбравшись с улицы Симона на оживленную Липовую аллею, он едва не столкнулся с одним университетским приятелем и тотчас вспомнил о данном профессору Роксбургу обещании незамедлительно по приезде в Асти отослать магограмму и сообщить о своих планах. Профессор был научным руководителем Себастьяна, ведущим зурбановедом и секретарем Общества любителей народных баллад. Разумеется, о магограмме Себастьян забыл напрочь.

В «Луке и подкове», как выяснилось, магоприемник вышел из строя – мастера вызвали еще позавчера и ждали его со дня на день. Ночной портье услужливо отметил на карте почтовые отделения, где можно было отправить магограмму. «Кроме того, – сказал он, – это можно сделать в Публичной библиотеке, и читательского билета не надо». Так что, обдумывая утром, чем побаловать себя, Себастьян почти сразу вспомнил про библиотеку. Он запросто сможет убить сразу трех зайцев! Во-первых, свяжется с профессором Роксбургом. Во-вторых, попробует найти что-нибудь касательно дел давно минувших дней и черного сапа. В-третьих, хотя бы ненадолго избавится от опеки дядюшки Ипполита.

...За несколько дней брюзжание старого Биллингема стало невыносимым. Не решившись оставлять дядю в номере, но и не желая трапезничать в компании портрета в общем зале ресторанчика при гостинице, Себастьян был вынужден заказать ужин в номер. Ночью ему снилась сен-чапельская картинная галерея, все стены которой, вместо шедевров мировой живописи, были увешаны разнообразными портретами дядюшки Ипполита, и все эти нарисованные дядюшки Ипполиты на разные лады распекали нерадивого племянника...

– Что?! – повысил голос дядя. – Ты бросаешь меня на произвол судьбы?

– Я оставлю тебя в сейфе у администратора гостиницы, не волнуйся. Мне нужно в библиотеку, – переодеваясь, терпеливо объяснил Себастьян в третий раз. Еще вчера он не хотел прибегать к столь крайним мерам, как сейф, но с утра количество дядюшкиных упреков и замечаний переполнило чашу терпения.

– Меня уже украли один раз, благодарю покорно, больше не хочу!

– Именно поэтому я и договорился насчет сейфа. Прости, дядя, мне крайне необходимо покинуть тебя ненадолго.

Себастьян справился с запонками и принялся укутывать портрет в ткань. Из-под ткани доносился приглушенный, но от этого не менее возмущенный дядин голос:

– Даже не вздумай! Ты возьмешь меня с собой.

– Сожалею, дядя, но в библиотеку нельзя проносить громоздкие вещи, – сказал Себастьян.

– Я не вещь! – немедленно взвился дядя. – Имей хоть каплю уважения к старшим!

– Я рад, что против определения «громоздкий» ты не возражаешь, – заметил Себастьян и повесил сумку с портретом на плечо. – А теперь, дорогой старший родственник, прошу меня простить. Все комментарии я с удовольствием выслушаю, когда вернусь.

– Чертов упрямец, – ответил дядя, оставляя, как обычно, последнее слово за собой.

Государственная публичная библиотека славилась своей непревзойденной коллекцией старинных рукописей, техническими новшествами и ужасно неудобным каталогом.

Библиотекарь записал фамилию Себастьяна в журнал посетителей, принял оплату за магограмму и пригласил следовать за ним. Себастьян поразмыслил, как описать суть проблемы, по которой он, к его великому сожалению, на неопределенное время вынужден задержаться в Ольтене, и в итоге ограничился упоминанием резко ухудшившегося здоровья дядюшки.

С минуту он сидел за столом, рассеянно разглядывая стены с сотнями ящичков, в которых рылись немногочисленные в эти утренние часы посетители, путеводители по картотеке, разлапистые растения в больших кадках… Напольные часы пробили половину десятого. Рассчитывая успеть на двенадцатичасовой поезд в Ипсвик, Себастьян встрепенулся и поспешил к каталогам.

После двадцати минут тщетных поисков, он сдался на милость библиотекаря.

Тот лишь единожды заглянул в справочник по индексации периодики, и вскоре перед Себастьяном уже высилась внушительная стопка старых газет.

Хавьер не солгал: давнишнюю историю всячески постарались замять. Больших статей, как обычно бывает с сенсационными криминальными репортажами не было. Только серия заметок, разбросанных по разным газетам. Вместо имен – «господин К.» (заказчик убийства), «господин М.» (очевидно, Марк Довилас), «господин В.» (судя по всему, это был автор черного сапа) и «граф Д.», жертва проклятия.

Но уж чему-чему, а искусству составлять целостную картину по фрагментам из черновиков, дневников, писем и заметок на полях, Себастьян за пять лет учебы научился.

Итак, граф Д., человек скромных талантов, не интриган, не карьерист, перешел кому-то дорогу (мнения журналистов разделились, одни считали, что здесь замешана дама, другие – что наследство). Дело зашло так далеко, что господин К. не пожалел времени и средств, лишь бы извести обидчика. Правда, в тюрьму ему не хотелось. Магия казалась идеальным вариантом, но никто, кроме господина В., не хотел браться за выполнение такого заказа. Не без помощи господина М. граф остался жив, отказался дать обвинительные показания и выразил желание просто вернуться домой и обо всем забыть. Господин В. согласился сотрудничать со следствием и без колебаний сдал заказчика. Господин К., на которого повесили всех собак, покончил с собой, не дожидаясь суда.

Последняя заметка, которую смог отыскать Себастьян, называлась «Зарыл талант в землю». Господин В., «участник недавних печальных событий», был назван в заметке лучшим студентом магического факультета в Ипсвике. «У этого юноши блестящее будущее!» – уверенно говорили профессора, оценивая его работы. «Его ждет потрясающая карьера в науке, в политике, да в чем угодно, он победитель всегда, он лучший во всем!..» – предрекали они, также сокрушаясь по поводу «…некоего странного нездорового удовольствия, которое доставляли ему игры с правилами и законами». Заканчивалась заметка обращением к молодежи не губить свою жизнь и не выбирать кривую дорожку.