Маг пробормотал:

– «Второй Сибелиус»! Тьфу!

Николаки потер указательным пальцем висок.

– В интересные времена довелось нам жить, Марк, – сказал он, впервые со времени их знакомства назвав мага по имени.

Тот невесело усмехнулся.

– Возьмите патент, генерал, это великолепное проклятье – желать кому-то жить в интересные времена.

Асти

Валентина сидела в беседке и листала учебник по магии, рядом стояла корзинка с полдником, накрытая соломенной шляпкой с лентами. Последние несколько дней были насыщены событиями, магией и чужими людьми, слишком насыщены даже для любопытной Валентины Хельм, привыкшей к толчее в «Сладкой жизни». Если профессор Довилас возомнил себя великим полководцем, раздавая приказы направо и налево, а остальные только и знают, что смотреть ему в рот, то она, Валентина Хельм, не «остальные». Ее всегда раздражали люди, воображающие, будто им известно все на свете!

День выдался спокойный; по поместью не бегали маги, не разбрасывали направо и налево молнии, не кричали то и дело: «Осторожнее! Здесь энергетическая сетка! Только не туда! Там замкнут контур!» – как это было вчера. Весь прошедший день подруги не мешали специалистам «делать свою работу», и утром обе почувствовали себя утомленными бездельем. Валентина собралась на пикник, а Эдвину пригласил Себастьян Брок полюбоваться на виноградники.

…На небе собирались тяжелые тучи – не иначе результат неумеренной волшбы. Книга была чересчур толстой и скучной: никаких картинок, кроме таблиц и графиков, из знакомых слов – в основном местоимения и предлоги. Потратив на нее два дня, Валентина готова была признать, что ее план близок к провалу. Впрочем, профессор за обедом упомянул, что намерен нанести визит в Ипсвик, хотя бы частично закрыть вопрос с наложенными на него и Эдвину чарами. Может, и ей попытать счастья в университетской библиотеке? Должны же быть книги попроще – ведь и магам надо сначала научиться читать свои учебники без отдельного словаря.

Повесив шляпку на сгиб локтя и подхватив корзинку, Валентина поспешила к господскому дому, с опаской поглядывая на темнеющее небо. Завернув за угол, она бросила случайный взгляд на террасу и немедленно поспешила в обратную сторону, искренне надеясь, что ее не заметили.

Хотя люди в такой недвусмысленной ситуации вряд ли способны замечать, что творится вокруг, размышляла Валентина, чувствуя, что краснеет. Романов за свою жизнь она прочла великое множество, и великое множество раз в них описывались подобные сцены, но ни одна не взволновала ее так сильно, как взволновало увиденное – на утопающей в зелени террасе дома Биллингемов, смущенно улыбаясь и взявшись за руки, стояли Эдвина Дюпри и Себастьян Брок.

Валентина вошла в дом через другие двери, поднялась на второй этаж и услышала, как бушует в своем кабинете господин Биллингем.

– …В конце концов, я просто требую ответа, господин профессор! – гремел винодел. – Вы отказываетесь вернуть меня в состояние, надлежащее мне по возрасту и по положению. Я не понимаю причин, но готов согласиться, что это продиктовано острой необходимостью, иначе и быть не может. Но я решительно отказываюсь понять, почему вы не хотите вернуть из-за этой, как вы выразили, грани, моих людей! Я совершенно отчетливо слышал, как вы говорили кому-то, что это возможно. Ну, что вы молчите?!

– Молчу, потому что говорите вы, уважаемый господин Биллингем, – услышала Валентина спокойный голос Марка Довиласа. – Я не привык перебивать старших.

– Вы невозможный субъект! – сказал Биллингем с чувством. – Отвечайте на вопрос!

– Ответ прост, сударь: на соответствующие манипуляции потребуется слишком много энергии, а в сложившихся обстоятельствах нам очень важно сохранить ее как можно больше.

– Ну, хорошо, если не можете – или не хотите – вы, я обращусь к генералу Николаки, чтобы он приказал своим магам вернуть моих людей.

– Должен предупредить, что я настоятельно рекомендовал генералу не предпринимать никаких действий относительно поместья, и он согласился с моими доводами. Это произошло не далее, как сегодня утром.

– Вы!.. Вы!.. – казалось, господину Биллингему не хватает воздуха.

– Сударь, – устало отозвался Довилас, – я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы в смятении, и при этом вы так переживаете за своих людей. Это серьезное испытание. Заверяю вас, когда решится вопрос с источником ваших зол, я употреблю все свои знания и умения, чтобы вернуть к нормальной жизни вас и людей, за которых вы несете ответственность.

Валентина не успела спрятаться или убежать, когда профессор вышел из кабинета Биллингема. Оставалось сделать вид, что она только что поднялась и разговора не слышала.

– А, госпожа Хельм, – произнес Довилас, спустившись на пару ступенек и облокотившись о перила, – добрый день. Передайте госпоже Дюпри, что вечером мы уезжаем, – и продолжил спускаться по лестнице.

Валентина одарила удаляющуюся фигуру хмурым взглядом.

Ранкона

Новое здание было подарено Службе безопасности еще покойным королем Михаэлем. Контрразведчики занимали довольно мрачные помещения в западной части Ранконы, пока его величество не счел, что защитники Ольтена имеют право на нечто более современное и элегантное. Так Служба и переехала на площадь Согласия.

Обставленный превосходной мебелью кабинет генерала Зиновия Николаки располагался на третьем этаже, из окон открывался потрясающий вид на столицу, и даже обязательный сейф смотрелся украшением. Светлого металла, с изящной чеканкой по углам, он был изготовлен на заказ лучшими мастерами, славившимися умением сочетать в своих изделиях надежность и красоту. С другой стороны, сетовал временами генерал, в таком кабинете скорее стоит принимать высокопоставленных гостей, угощать их коньяком и вести неторопливые беседы о политике, а не обсуждать насущные вопросы. Однако, в такие «апартаменты» было очень приятно возвращаться после долгой отлучки.

Генерал отошел от окна и сел за стол. Трехдневное путешествие из Асти утомило его. Прошли те времена, когда он, молодой и кипящий энергией, лично участвовал в схватках с преступниками. Теперь оставалось лишь со стороны наблюдать за подвигами младших сотрудников, чуть-чуть завидуя им. Впрочем, его проницательный ум и интуиция с годами не ослабли, а наоборот, отточились, получив в подмогу еще и громадный жизненный и профессиональный опыт.

Служба безопасности функционировала словно идеально отлаженный механизм, и львиная доля ее сил была сейчас брошена на разработку «дела господина Инкогнито», как иронично назвал его король Александр во время предыдущего визита. Эта история не давала покоя его величеству, и он потребовал немедленно ставить его в известность обо всех продвижениях по делу. Странно, никогда раньше монарх не проявлял подобного интереса к работе Службы, что же вдруг изменило его отношение? То ли последствия того злополучного посещения Оперы, то ли, как говорил Марк Довилас, сработало таинственное «чутье Защитника»?

Сам профессор отправился из Асти прямиком в Ипсвик, где у него были какие-то дела, а затем его путь лежал в Ранкону для осмотра Оперного театра и, как выразился маг, подготовки финального выступления.

Генерал вновь подошел к окнам и опустил портьеры, погружая комнату в приятный полумрак, затем вернулся в любимое кресло и набил трубку. По комнате поплыли клубы душистого голубоватого дыма, настраивая на ностальгический лад и вызывая в памяти события далеких дней.

Сам Хавьер Герингас, лучший маг-взломщик, услышав о черном сапе и о том, что его сумел снять студент, схватился за голову: «Он что, сумасшедший? Перехват заклятья голыми руками – да последствия могли быть какими угодно! Он сам мог попасть под его действие! Сунулся в пасть льва, чтобы вытащить оттуда случайно попавшего птенца! Только в молодости можно быть столь безрассудным». Николаки задал потом этот вопрос Марку – знал ли тот, какой опасности себя подвергает, да еще и ради совершенно незнакомого человека, – и получил уничтожающий в своей простоте и искренности ответ: знал, конечно, но поступить иначе не мог – ведь тогда Валер Дюпри умер бы.