– Природу магии определили? – сразу же перешел к делу Николаки.

– Пока нет, – слегка разочарованно ответил Ференц. – В лаборатории будем изучать дальше.

– Это всё? – сурово сдвинул брови генерал.

Молодой маг помялся, оглянувшись на коллег, потом вздохнул, решившись.

– У нас тут возник один свидетель, Батист Клопен…

– Кто такой? Почему не доложили? – Усы генерала возмущенно встопорщились.

– Потому что свидетель пьян в стельку, – поморщился Малло. – Мы попытались применить воздействие… на основе параграфа о даче показаний… Но магия и алкоголь плохо взаимодействуют. Когда свидетель проспится, повторим.

– Ну и что он такого сказал?

– Сказал, что видел Призрака Оперы на колосниках. А за ним бежал еще один Призрак Оперы. А потом они оба пролетели над сценой и исчезли с глаз.

Генерал пожевал кончик уса.

– Спьяну еще не то привидится, – сказал он. – Но чем черт не шутит… Малло, передайте показания свидетеля капитану Эдгарсу, он проверит. А ваша задача – всякие магические штучки.

– Да, генерал, – коротко кивнул Ференц и вернулся к экспертной группе.

Николаки отдал последние распоряжения и решил ехать сразу в Управление: на дворе раннее утро, выспаться все равно не удастся, так хоть поработать в тишине и спокойствии в компании старинной трубки, набитой душистым вендоррским табаком. Проходя по главному холлу, он замедлил шаг возле доски объявлений. В центре красовалась записка от Призрака Оперы. Генерал хмыкнул. Пьянства он не одобрял, особенно на рабочем месте. В этом с Призраком он был солидарен. Внизу, под ровными строками было накарябано карандашом: «Осознал. Б. К.»

…На столе в кабинете Николаки уже красовалась стопка папок – перед отъездом он приказал собрать материалы обо всех случаях магических происшествий за последнее время. Взяв самую верхнюю, генерал погрузился в чтение заявления некоего Себастьяна Брока.

* * *

В прихожей выстроились на просушку три скромных черных зонта. Как все маги, чья волшба из количества давно перешла в качество, гости Хавьера Герингаса в быту крайне редко пользовались заклинаниями.

Их осталось четверо «вольных художников» с улицы Симона. Остальные не в счет, сколько бы там не было у них в черной кассе и какие страшные небылицы они бы не рассказывали о себе посетителям. Герингас и его гости принадлежали к той части магов Ольтена, на кого заведены вторые, в дополнение к официальным, досье в Службе безопасности. Им негласно прощались некоторые нарушения уголовного кодекса и частичные отступления от Кодекса магов, ибо только они могли прийти на помощь, когда все прочие средства окажутся бесполезными.

Гости расположились возле камина, протянув ноги поближе к огню. Хавьер неспешно расставлял непременную на таких встречах посуду – рюмки под фруктовую наливку, тарелочки с закуской, пепельницу для Закарии. Внешне все было как обычно: хозяин хлопочет, Закария причмокивает, раскуривая трубку, Максим ворошит поленья, Карл дремлет – или делает вид, что дремлет; его лицо в тени, а сам он очень напоминает взъерошенного воробья… Впечатление обманчиво. Гости примолкли в тревожном ожидании: Хавьер вызвал их секретным словом, без объяснений.

– Сегодня, – произнес Хавьер, садясь в свое кресло, – мне принесли наведенную трансформацию.

Пауза. Только трещат поленья в камине.

– Ты должен был видеть его, Максим, твоя лавка перед моей.

– Портрет. – Кивок. – Я не стал связываться. За квартал разит криминалом высшей пробы. След замаскирован так, словно на дверях амбарный замок и табличка «под охраной полиции».

Пауза.

– Я имел дело с этим следом. Черный сап, Виктор де Вилье.

– Тебя тогда знатно взяли за жабры, Герингас, – пыхнул трубкой Закария.

Смешки.

– Я послал «подарочек» Марку Довиласу.

– Он тебя еще не благодарил? – Это Карл. Он переменил позу, лицо по-прежнему в тени, но от птичьей посадки ничего не осталось.

Смешки.

– Выходит, де Вилье вернулся. Ты хочешь столкнуть их с Довиласом лбами? – подал голос Максим. – Или нас?

Снова молчание, плотное, дымное, полное невысказанных слов.

– Я хочу знать, что затевает Виктор, – произнес Хавьер.

– Он уже закончил, разве нет? Трансформация, – напомнил Максим.

– Это верхушка мусорной кучи. Я уже говорил – я посчитал выброс. – Закария поднял бровь, Максим пошевелил рукой, предлагая Хавьеру закончить мысль. – Он «схлопнут».

– Ты хочешь знать, где рванет? – Закария покачал головой.

Хозяин счел, что сейчас самое время для наливки, тяжело поднялся с кресла. Звякнула упавшая на поднос пробка.

– Я дорожу своей жизнью, – сказал Хавьер, раздавая гостям рюмки. – Не надо бы, но такова людская натура. Виктора мне не одолеть. Сейчас. Но я в силах помочь другим это сделать.

– Марку Довиласу, хочешь ты сказать.

– Как всегда, зришь в корень, Макс, – отсалютовал рюмкой Закария.

– Все-таки ты хочешь свести нас, – удовлетворенно заметил Максим.

– Делом займутся люди из Безопасности, – Хавьер подмигнул Карлу. – А не пора ли тебе навестить племянника, Карл? Того, кто работает на площади Согласия под крылышком генерала Николаки.

– И не подумаю, – нахохлился Карл. – Мы о работе не разговариваем. Чего ухмыляешься? Еще наливки плесни.

Рюмки наполнились второй раз.

Как часто судьбы людей, городов, государств решаются в промозглые вечера за неспешной беседой и наливкой? Как часто собеседники сознают, что вершат чьи-то судьбы?

– У тебя, конечно, есть план?

– У Герингаса всегда есть план, Макс.

– Да уж, это у тебя всегда были импровизации, Карл.

– Но талантливые импровизации, заметь.

Смешки. Запах наливки, смешавшись с запахом крепкого табака, будоражил аппетит.

– Если они сойдутся лицом к лицу, Ранконе не поздоровится…

– О, я этого не переживу, – всплеснул руками Закария, – я так привык к этому городу, даже прикупил небольшой домик.

– Пожалуй, ты прав, дружище, – усмехнулся Хавьер, – мне наша старушка тоже дорога как память.

– Вспомним былое?

Рюмки наполнились в третий раз.

Ранкона – Ипсвик

– Значит, – сказала Эдвина, глядя на проплывающие за окном деревца, кое-где тронутые желтой осенней кистью, – вот оно как.

Валентина оторвалась от ридикюля, в котором что-то яростно разыскивала, и посмотрела на подругу долгим грустным взглядом. Затем вернулась к прерванному занятию.

– По крайней мере, пока все идет по плану, – заметила она и вдруг воскликнула: – Ага! Попалась!

Эдвина вздрогнула и обернулась. Валентина достала из ридикюля шоколадку и щедрой рукой разломила ее пополам.

– Угощайся. От шоколада не полнеют.

– Да что ты, – довольно язвительно заметила Эдвина, но лакомство взяла. – А что же тогда от него происходит?

– От него добреют. Откуси кусочек, пожалуйста. А то ты сейчас меня на лоскуты порвешь и сошьешь из них подушечку для иголок.

Эдвина вздохнула и развернула яркую обертку.

– Не разорву. Не растерзала же я тебя утром.

Это была чистейшая правда.

Утром Валентина коварно прокралась в спальню Эдвины и раздернула тяжелые шторы. Солнечный свет разлился по комнате. Впрочем, если Валентина и желала таким образом разбудить подругу, то опоздала: Эдвина выглянула из туалетной комнаты, вытирая волосы полотенцем.

– А я уже хотела идти тебя поднимать, – сказала она. – Думала, ты не встанешь до двенадцати.

– Дурная привычка – вставать рано, – ответила Валентина. – Папа приучил. И рада бы поваляться в кровати, да не могу, сна ни в одном глазу. Как спалось после вчерашнего представления?

– На удивление спокойно! – воскликнула Эдвина. – Даже странно, мне всегда казалось, что после таких катастроф все должны пить успокоительное и вздрагивать от каждого шороха.

– Но ведь она вчера так и не упала, – рассудительно возразила Валентина. – Над чем тут дрожать?

– Ну-с, дорогая госпожа Хельм, огласите, пожалуйста, наш план на сегодня, – улыбнулась Эдвина. Настроение у нее было самое благодушное, как если бы вчера кто-то единым махом избавил ее не только от панического страха перед надвигающейся катастрофой, но заодно и от переживаний по поводу предстоящих поисков мага.