– Значит, это спокойствие потерпевших – ваших рук дело?
– Не совсем рук. – Еще одна улыбка. – Элементарное заклинание, его знают все студенты – применяют для обретения смелости и спокойствия духа перед экзаменом.
– А ваши… э-э-э… манипуляции с люстрой? – продолжал генерал.
– Линейное перемещение. Простая, но действенная мелочь.
«Интересно, он, в самом деле, считает это мелочью, – промелькнуло в голове контрразведчика, – или просто издевается?» А вслух он сказал:
– Однако вы проявили беспримерное мужество, господин Вильнёв…
– Что вы, это сделал бы любой маг. Просто в тот миг я оказался ближе.
«Издевается», – с неожиданной ясностью понял Николаки.
– Я могу быть свободен? – осведомился Вильнёв.
– Разумеется. Возможно, мне понадобится задать вам еще несколько вопросов в будущем…
– Я остановился в «Регенте». Буду рад встрече с вами. Всего доброго.
– Спокойной ночи, господин Вильнёв.
Когда волшебник вышел, Николаки откинулся на спинку кресла и фыркнул. За долгие годы службы он выработал особое чутье, которое никогда не давало осечек. И сейчас оно подсказывало, да где там подсказывало – оно просто кричало во весь голос, что этот красавец знает куда больше, чем говорит. И что верить ему нельзя ни в коем случае.
Увы, чутье чутьем, но без надежной доказательной базы в нынешнее просвещенное время требовать что-либо от господина Инкогнито не получится – он просто рассмеется в лицо. Впрочем, пообещал Николаки сам себе, это ненадолго, потому как поисками информации о таинственном госте столицы, предотвратившем катастрофу, уже занимается целый отдел. Тогда-то мы и посмотрим, за кем останется право смеяться последним.
Допрашивать оперный персонал оказалось удовольствием ниже среднего, хотя господин Николаки знал сам и не уставал напоминать подчиненным, что бесполезной информации не бывает, ибо даже Всевышнему неизвестно, где именно может прятаться тот самый кончик, потянув за который, удастся распутать весь клубок. Из допросов он уже накопил достаточно материала относительно самых разных аспектов оперной жизни и её интриг, но ни грана – по интересующей теме. Балерины и вокалисты представления не имели о сложных технических устройствах, благодаря которым ранконская Опера заслуженно считалась едва ли не лучшим театром континента, а рабочие сцены клялись и божились, что не заметили в люстре и ее креплениях ничего подозрительного.
Генерал машинально переложил несколько бумаг на столе – и вдруг взгляд его упал на красивый белый конверт с каллиграфически выведенным адресом: «Господину Николаки, лично в руки». Он понятия не имел, когда это послание оказалось на столе.
Из распечатанного конверта выпал лист дорогой кремовой бумаги.
«Многоуважаемый господин Николаки! – начиналось письмо. – Довожу до Вашего сведения, что налицо явная попытка опорочить доброе имя подотчетного мне Оперного театра. Не далее, как сегодня днем я лично проверил люстру и могу заверить, что не выявил никаких изъянов. Таким образом, прискорбное происшествие может быть расценено как акт целенаправленного вредительства, к которому никто из моих сотрудников не может иметь отношения. Очень прошу Вас разобраться с этим случаем и смыть позорное пятно с репутации театра. С наилучшими пожеланиями, П.О.».
Николаки перечитал послание еще раз в надежде, что наваждение развеется. Увы, листок растворяться в воздухе отказался, а пижонски закрученные «хвостики» буковок словно насмехались над генералом. Он, разумеется, знал о существовании в Ранконе Призрака Оперы (на него даже собрали досье), но получить от него личное письмо? Однако!
В двери деликатно постучали, и в кабинет вошел помощник.
– Господин генерал, руководитель экспертной группы желает ознакомить вас с результатами осмотра.
– Я буду через… – Николаки сверился с часами, – десять минут. Сразу, как только допрошу последнего свидетеля. Если не ошибаюсь, он ожидает в приемной, позовите его.
Последним свидетелем оказался Артур Конти, исполнитель партии принца Сибелиуса. Хмурого тенора вместе с коллегами-вокалистами сразу же взяли в оборот агенты, однако его очередь давать показания оказалась самой последней. Так он и ожидал вызова: в разноцветных шелках сценического костюма, в сверкающем яркими камнями обруче на родных черных кудрях, нервно обмахиваясь отлепленной накладной бородой.
– Присаживайтесь, – пригласил певца Николаки. – Прошу прощения, что вас заставили ждать так долго.
Конти скривил губы, но опустился в кресло напротив генерала.
– Как я понимаю, вы находились на сцене непосредственно в момент происшествия, – начал тот. – Возможно, что-то показалось вам необычным?
– Нет, ничего, – покачал головой тенор. – Кроме того, даже если бы что-то и было, мое дело – блистать на сцене и петь, а не разбираться в машинерии. Я не рабочий, я – артист.
– Значит, – задумчиво подытожил Николаки, – вы были на сцене и не заметили ничего странного. Хм-м-м… вы правы, это и в самом деле не входит в сферу интересов артистов... А как насчет сферы интересов Призрака Оперы?
Перемена облика Артура была мгновенной и разительной. Избалованный манерный тенор исчез, а его место занял некто новый, незнакомый и властный.
– Как вы узнали? – спросил он.
– Мы – Служба внутренней безопасности, – улыбнулся в усы Николаки. – Узнавать – наша работа. Итак, каково мнение Призрака ранконской Оперы по поводу случившегося?
– За двести лет в нашем театре не было ни единого подобного происшествия! Перед премьерой все крепления были абсолютно надежны, и никто не приближался к люстре до спектакля. Что бы это ни было, оно случилось во время представления. И удар был нанесен извне. За свой театр я ручаюсь.
Генерал пометил что-то у себя в бумагах.
– Не смею больше вас задерживать, сударь. Однако если вы что-то припомните, или же у Призрака Оперы появятся новые соображения, я буду счастлив их выслушать. Кстати, вам не кажется, что эта идея с посланиями, возникающими, словно по волшебству, отдает мелодраматизмом?
– Кажется, – честно признался Конти. – Но это традиция. Традиции нужно сохранять.
Тенор откланялся, а Николаки аккуратно сложил бумаги стопкой на столе и отправился на свидание с экспертной группой.
…Агенты наводнили Оперу от фундамента и до самого чердака. В данный момент один из дознавателей был близок к тому, чтобы начать допрашивать крылатые изваяния покровителей искусств на крыше – генералу были нужны результаты, дабы не уронить честь мундира в глазах его величества. Несчастную люстру разобрали на подвески, изучая всеми известными науке и магии способами каждый миллиметр конструкции. Что уж говорить о многострадальных креплениях – эксперты набросились на них, точно коршуны.
Начальнику группы Ференцу Малло недавно исполнилось двадцать шесть, и в своем стремительном подъеме по карьерной лестнице он успел обойти не одного соискателя, заслужив множество косых взглядов и определений вроде «выскочки» и «молокососа». Кое-кто даже намекал, что группу молодому специалисту ему доверили благодаря какому-то влиятельному родственнику, шепнувшему словечко в нужные уши. Родственник у Ференца Малло действительно был и, в определенном смысле, достаточно влиятельный. Но карьеру молодой человек делал не благодаря этому родству, а скорее вопреки. Служба заметила лучшего студента потока на предпоследнем курсе и тогда же сделала ему предложение о дальнейшем сотрудничестве. Сотрудничество оказалось плодотворным.
– Господин генерал! – Ференц, склонившийся над длиннющим столом, где лежали разобранные хрусталики с люстры, выпрямился и помахал рукой. – У нас тут следы магического воздействия!
– Вы оторвали меня от важных дел, чтобы сообщить об этом? – холодно поинтересовался Николаки. – Разумеется, должны быть следы воздействия, ведь господин маг некоторое время левитировал люстру, а затем переместил ее.
– Это само собой, – отмахнулся эксперт. – Подойдите сюда, я покажу. Мы исследовали все здесь, отправили образцы в лабораторию на анализы. Потом я решил посмотреть еще и нашел странное пятнышко, здесь, – он ткнул пальцем в сверкающий бок хрусталика и провел над ним ладонью. Хрусталик окутался туманом, в котором проявились несколько серебристых жилок-ниточек. – Это от нашего мага. Стандартные заклинания перемещения, их у нас на первом курсе учат. Но я начал разбирать дальше... – Новый пасс, серебристые ниточки растаяли, хрусталик очистился, сверкнул, и снова окутался туманом. Ференц осторожно коснулся одной из граней и медленно отвел палец. – Видите? – За указательным пальцем потянулась тончайшая, почти невидимая паутинка. – Это более раннее воздействие. Кто-то колдовал над люстрой раньше.