– По крайней мере, он никогда не боялся платить по магическим счетам.

Тер

Эдвина любила путешествовать. Ей нравилось собираться в дорогу, составлять список нужных вещей и полезных мелочей, которые непременно должны попасть в багаж. Нравилось садиться в экипаж, когда вокруг все суетятся, и толстушка Марта утирает украдкой глаза, а потом долго машет вслед карете. Нравилась толчея на вокзале после звона колокольчика, возвещающего о начале посадки. Пероны наполняются топотом и гомоном, вокзальный буфет пустеет, а в пестрой толпе пассажиров мелькают форменные фуражки станционных работников.

Это волнующее ожидание встречи с новыми людьми и впечатлениями или старыми приятелями и уже знакомыми местами!.. Этот ветер в лицо, под которым колыхаются занавески на окне, и размеренный перестук колес!..

Но путешествие в радость тогда, когда тебя не гонит вперед неизвестное науке заклятие и когда поезда не меняются с быстротой калейдоскопа – пригородный на скорый и снова на пригородный…

– Два талла за твои мысли, – сказала над ухом Валентина, и Эдвина вернулась в действительность. Перед ней стояла чашка с чаем и тарелочка с пирожными. Валентина пристроила свою чашку рядом, уселась и стала вынимать из шляпки булавки. – Наш поезд будет только через час, успеем подкрепиться. Правда, местные жители понятия не имеют о том, что такое свежая выпечка.

Валентина вздохнула. Вдруг она спохватилась.

– Путеводитель! Ой! – воскликнула она и вскочила. – Я забыла его в буфете!

Эдвина вздохнула.

– Надеюсь, что больше ты ничего не забыла, – сказала она.

В ответ Валентина скорчила гримаску. Она готова была уже бросить все силы на спасение путеводителя, но замерла, поскольку к их столику подошел молодой человек, из тех, кого госпожа де Ла Мотт называла подходящим объектом. Он обладал симпатичной наружностью, был одет в ладно скроенный серый дорожный костюм и производил приятное впечатление.

– Прошу прощения, сударыни, – вежливо произнес молодой человек и коснулся пальцами шляпы. – Полагаю, это ваше? – и он положил на краешек стола «Отраду путешественника».

– Сударь, – с чувством произнесла Валентина, – не знаю, как и благодарить вас!

Эдвина смущенно уставилась на чашку. Она поняла, что узнала этого молодого человека – тот самый любитель рогаликов, которого она мельком видела в Оксере и, как оказалось, запомнила. Тогда он никак не мог достать деньги. А теперь стоит рядом и снова улыбается, уже не смущенно, а доброжелательно и открыто.

– Ну что вы, – сказал незнакомец, поправляя на плече большую сумку, в которой, судя по всему, была картина в раме, – не стоит благодарности. Я подумал, что, раз книгой так много пользуются…

Он указал рукой на закладочки, которые сделала Валентина для удобства. Помимо них, на частоту использования путеводителя указывали загнутые уголки некоторых страниц и следы пролитого кофе на его обложке. Книга явно была настольной.

– И все же, – сказала Валентина, недоумевая, почему Эдвина, всегда такая щепетильная, когда дело касалось соблюдения приличий, молчит, – как мы можем отблагодарить вас за беспокойство?

– Ровным счетом никакого беспокойства, – сказал молодой человек.

– Пф-ф-ф, – послышался чей-то раздраженный голос.

Эдвина вздрогнула и, наконец, подняла глаза на молодого человека, который совершенно смутился, как если бы «пф-ф-ф» сказал он сам, да еще в присутствии короля. Валентина сделала большие глаза. Слух у нее был отменный, и она была совершенно уверена, что голос исходил из сумки, висевшей на плече молодого человека.

– Вы едете в Крякенберри? – полувопросительно-полуутвердительно сказала Валентина прежде, чем голос разума воззвал к ней.

По лицу Эдвины скользнула тень недовольства. Молодой человек был явно обескуражен.

– Да, – сказал он, – но я не…

Валентина открыла было рот, но Эдвина решительно сжала ее руку, вежливо улыбнулась и сказала:

– Простите мою подругу, сударь. Мы благодарим вас за путеводитель и, право слово, не хотим более причинять беспокойство.

В переводе на более простой язык это означало: «Спасибо, до свидания». Молодой человек прекрасно понял это, откланялся и отошел от столика, заняв место на угловом диванчике поодаль от подруг.

– Болтушка! – сердито сказала Эдвина. – Ну кто тебя за язык тянул?

Валентина сконфуженно промолчала. Подруга была права, хотя совершенно очевидно, что молодой человек тоже едет к профессору Довиласу. Валентина так и сказала:

– Совершенно очевидно, что он едет туда же, куда и мы! У него в сумке говорящая картина!

– Чушь, – сказала Эдвина и решительно откусила кусочек пирожного, которое по твердости могло соперничать с сухарями. Валентина уткнулась в чашку с чаем. Впрочем, долго молчать и дуться она не умела. Бросив быстрый взгляд на молодого человека, занятого, как могло показаться, исключительно стаканом с лимонадом из буфета, и сказала негромко:

– Какой вежливый господин.

Эдвина кивнула.

– Вот что я называю хорошим воспитанием, – сказала она несколько рассеянно.

Допив чай, подруги подхватили одна путеводитель, вторая зонтик и вышли на перрон. Большие часы на башне над их головами пробили половину двенадцатого.

* * *

Себастьян готов был поклясться, что заметил в толпе пассажиров восьмичасового из столицы девушку, которую уже дважды видел. Родственницу милой дядюшкиному сердцу госпожи де Ла Мотт. Если бы не обстоятельства, которые всегда сильнее нас, он бы непременно попросил дядюшку представить его этой сероглазой прелести. Себастьян не обладал способностью дяди оценивать людей с полувзгляда, видимо, этот навык приходит с опытом и возрастом, но он был уверен, что правильно угадал в девушке и ум, и доброту, и чувство собственного достоинства, а живое воображение дорисовало стройные ножки под модного кроя юбкой.

Воспитанный на классической литературе, он с уважением и пониманием относился ко всякого рода совпадениям, а потому совершенно не удивился, убедившись, что это именно юная племянница госпожи де Ла Мотт с компаньонкой, жизнерадостной темноволосой девушкой, изучает расписание пригородных поездов. Потом компаньонка отправилась в кассы, а незнакомка из Оксера осталась в зале ожидания. Под утомительное брюзжание дяди Себастьян помчался в багажное отделение – забрать саквояж, а потом вернулся в здание вокзала. После некоторых поисков он обнаружил компаньонку в буфете. Она покупала – разумеется! – пирожные.

Счастливая возможность свести знакомство с предметом интереса представилась в виде забытого девушкой путеводителя…

Несколько смущенный холодностью приема, Себастьян сел поодаль от барышень, но так, чтобы хорошо их видеть. Компаньонка как-то догадалась, куда он едет. Что, если они тоже направляются туда? Хотя, Себастьян с трудом мог представить, что у благородной дамы могут быть родственники или знакомые в таком глухом и малопримечательном местечке, как Крякенберри. Не профессора же Довиласа они хотят навестить! Нет, это было бы слишком фантастическим совпадением.

А между тем барышни поднялись, встал и Себастьян, но, замешкавшись с сумкой, потерял девушек из виду. Нагнал он их только на вокзальной площади, где понял, что девушки явно нуждались в защитнике.

* * *

– Какие приятные стоят погоды, не правда ли, дамы? – услышали подруги, и перед ними возникли трое – усач в военном мундире и два одинаковых с лица молодчика в цивильном платье, все явно навеселе несмотря на ранний час. Валентине захотелось спрятаться – так нехорошо у всех троих блестели глаза, – но она мужественно осталась стоять рядом с Эдвиной.

– Позвольте пройти, – ровным голосом сказала Эдвина, и Валентина мысленно ей зааплодировала. Впрочем, ни слова, ни тон не произвели на мужчин никакого впечатления.

– Какие милашки, – с чувством произнес один из молодчиков. – С такими симпатичными юными барышнями в таком большом городе может случиться всякое.