С другой стороны, она прекрасно осознавала всю серьезность произошедшего в поместье господина Биллингема и понимала, что было бы просто ужасно оставить почтенного винодела зачарованным. А с ней… с ее чарами можно и подождать. Валентина не отходила от подруги, за что Эдвина была ей искренне благодарна. В конце концов, во всем надо уметь находить светлые стороны. И Эдвина решила, что это – то самое приключение, о котором она мечтала.

Если бы только не финансы!.. Деньги таяли на глазах. Поэтому графиня приняла решение: обратиться к отцу. Точнее, вариантов было два: просить помощи либо в родном доме, либо у тетушки Августы (на втором варианте настаивала Валентина, справедливо считавшая госпожу де Ла Мотт дамой более практичной). Но Эдвине было стыдно перед родителями за побег, за их переживания. И потом, она должна была все же поговорить с отцом о том, что случилось в день ее рождения. Серьезно поговорить.

Разумеется, прибор для магограмм у господина Довиласа в доме имелся. Последней модели, усовершенствованный лично профессором, обеспечивающий наилучшее качество и скорость, с немедленным уведомлением о доставке адресату. Девушка составляла текст сообщения едва ли не целый час, извиняясь через слово. Ответил граф Дюпри вечером, его магограмма оказалась непривычно краткой и даже сухой: папа назначал встречу в Оксере.

Эдвина нервничала, и по мере приближения к Оксеру это далеко не самое приятное ощущение все усиливалось. Попытка отвлечься, углубившись в чтение купленного в Крякенберри авантюрного романа, не увенчалась успехом: «захватывающие приключения» героев вызывали в лучшем случае горькую усмешку, а их нравственные терзания, на кои автор не пожалел страниц, – смертную тоску. Валентине для оценки произведения хватило всего одного взгляда на обложку: «Фукуа – записной зануда, а ты чего ожидала? И стоило тратить на это деньги? Их у нас и так негусто»

До Оксера оставалось около часа пути, Эдвина молчала, представляя в красках скорую встречу с папенькой. Валентина села рядом и обняла подругу за плечи.

…Валер Дюпри мерил шагами перрон, то и дело сверяясь с большими часами, украшавшими здание вокзала, и перепроверяя время по карманным часам. Августа де Ла Мотт наблюдала за братом с легкой улыбкой. Разумеется, Валер связался с нею сразу после того, как получил магограмму Эдвины. Разумеется, Августа не собиралась упускать возможность поприсутствовать при обсуждении вопросов, которые напрямую касались ее семейства. А посему деятельная трижды вдова строго сказала дорогому родственнику, что встречать Винни они отправятся вместе. Валер был ей искренне благодарен и за моральную поддержку, и за то, что Эффи взяла на себя все хлопоты, предоставив графу переживать за дочку, не отвлекаясь на такие мелочи, как гостиница, экипаж, расписание поездов и прочее.

Поезд из Тера опоздал всего на пять минут, но они показались Валеру пятью часами. Эдвина – он заметил ее еще в вагоне – выскочила на перрон одной из первых и замерла в двух шагах от отца, смущенно опустив глаза. Такая растерянная любимая доченька…

– Винни, девочка моя! Дорогая моя! – граф смахнул слезу и раскрыл объятия.

– Папа! Я так соскучилась! – И дочь уткнулась носом ему в плечо.

Валентина также была удостоена своей порции объятий – на радостях от воссоединения с Эдвиной Валер и Августа были готовы принять любого в свое семейство.

– Винни, ты похудела! Ты, Валентина, тоже! – деланно сурово заметила госпожа де Ла Мотт. – Ничего, я займусь вами!

– Да-да, – вклинился граф Дюпри, – сейчас слуги возьмут ваши вещи, и мы поедем в гостиницу, а там в первую очередь пообедаем.

Девушки переглянулись.

– Папа, – осторожно сказала Эдвина, – понимаешь, мы с Валентиной приехали не одни. Нужно подождать еще двух человек, они имеют самое непосредственное отношение к нашему делу.

Валер нахмурился: были у него смутные подозрения на предмет того, какой именно человек может иметь это самое непосредственное отношение к их делу, но он поспешил их отогнать. А зря. Потому что дочка повернулась и приветливо кивнула двум мужчинам, стоявшим чуть поодаль на перроне. Один молодой, высокий, худощавый, со слегка вьющимися каштановыми волосами и приятными располагающими чертами лица, второй постарше, тоже высокий, бледнокожий и светловолосый, с худым, слегка продолговатым лицом. «За двадцать лет почти не изменился», – промелькнуло в голове у графа, с первого взгляда узнавшего в этом человеке юношу из трактира «Храбрый карась». Того самого мага, который спас ему жизнь. Того негодяя, который заколдовал его девочку и чуть не сломал ей жизнь! Чтобы наследница рода Дюпри, да еще и столь очаровательная девушка, оставалась в старых девах – и все из-за этого мерзавца! Граф Дюпри собрался высказать свои претензии прямо на перроне, но на его локоть легли пальцы сестры.

– Не здесь, Валер, – тихо сказала она. Эдвина же тем временем поспешила соблюсти формальности.

– Профессор Довилас, господин Брок, – представила она. – Мой отец, граф Дюпри, моя тетя, госпожа де Ла Мотт.

После приличествующего ситуации обмена поклонами Августа де Ла Мотт взяла дело в свои руки.

– Господа, – сказала она, – приглашаю вас присоединиться к нам за обедом в гостинице. Профессор, нам очень многое нужно обсудить.

– О да-а-а, – зловеще протянул ее кузен, – многое…

– Благодарю вас. – В ответ на испепеляющий взгляд Валера Марк вежливо склонил голову, а на губах его промелькнула знакомая ироничная улыбка, впрочем, мгновенно погасшая. Маг нахмурился, подался вперед, всматриваясь в лицо спасенного, потом вытянул руку и быстро начертил в воздухе прямо перед носом графа какую-то закорючку.

– Н-да-с, – задумчиво протянул он, – вот и не верь после этого в сказки… – Он отступил чуть назад, позволяя подошедшему графскому слуге взять его чемодан. – Ну что же, в гостиницу.

* * *

Августа де Ла Мотт не стала изменять своим привычкам и вновь остановилась в «Приюте волшебника», что, учитывая характер семейного дела, показалось ей добрым предзнаменованием. Себастьян Брок, услышав название гостиницы, едва заметно скривился – дороговато, он предпочитал останавливаться в менее претенциозных местах. Профессор равнодушно пожал плечами.

«Приют волшебника» славился отменной кухней, а за его шеф-поваром некоторое время назад конкуренты устроили форменную охоту, мечтая переманить гения поварского искусства к себе. Блюда сменяли друг друга, соперничая между собой вкусовыми оттенками, лучшее ольтенское вино (с гербом семейства Биллингем на этикетке) настраивало на благодушный лад. Эдвина и Валентина рассказывали о своем путешествии, Себастьян припомнил несколько забавных случаев, что произошли с ним в Ареццо, и даже профессор смягчился. Ну а граф Дюпри поймал себя на мысли, что ему все сложнее призывать на голову Марка Довиласа всевозможные кары небесные. К десерту ему стало совершенно ясно, что если вопрос не поставить ребром немедленно, то потом сил злиться на мага уже вовсе не останется.

– Господин Довилас, возможно, нам стоит обсудить некоторые вопросы, – напомнил Валер.

– Возможно, нам лучше пока оставить вас? – сказала Августа, но Эдвина решительно покачала головой.

– Сейчас решается моя судьба. Я должна быть здесь.

– Я тоже, – сказала Валентина.

– Да, мы с Тиной были вместе в этом путешествии, она имеет право знать всё.

Августа де Ла Мотт закатила глаза, втайне радуясь возможности поприсутствовать при исторической беседе и проверить правильность своих предположений. Себастьян, отвесив общий поклон, покинул маленькое собрание – его давно ждал в номере господин Биллингем, категорически запретивший племяннику даже заикаться при Августе де Ла Мотт о своем необычном положении.

– Итак, господин профессор, – торжественно начал Валер, – когда вы снимете чары с моей дочери?

– Не знаю, – ответ Марка прозвучал обескураживающе. – Пока что слишком мало известно, нужны исследования. Дело усложняется тем, что чары были наложены в обход всех правил, это даже не чары, а скорее нечто ближе к сфере знахарства – порча, сглаз…